Лекция 10. Зарождение археологии внеевропейских земель. 37 глава

Самого его тода повергли в сомнение и разочарование. Его эволюционистские ожидания были обмануты. Риверс не увидел каких-либо параллелей компонентам культуры тода на других материках. В 1907 г. в статье "О происхождении классификационной системы родства" он показал, что первые ступени моргановской схемы развития семьи несостоятельны: не турано-ганованская система родства произошла из малайской (гавайской), а наоборот – вторая из первой. Далее, тода считались примером приоритета матриархата, но оказались патриархальными. Строгое регулирование брака сочеталось у них с полным промисквитетом до и после брака. Очень примитивная жизнь, но сложная религия, с идеей бога. Всё неправильно, всё не укладывается в единую эволюционную шкалу. Тода мигрировали 1000 лет назад из Малабара, где они находились под влиянием христиан и евреев. Этому влиянию Риверс приписал их отклонения от эволюционной нормы. История вмешалась в эволюцию.

На островах Океании (Соломоновых, Меланезии) Риверс нашел две системы терминов родства – одну широко распространенную, другую варьирующую по районам. И пришел к выводу, что одну из них, первую, распространил пришлый народ. Что здесь не эволюция, а влияние и смешивание (blending).

В 1911 г. в Портсмуте на регулярном собрании Британской ассоциации выступал ряд диффузионистов с анти-эволюционистскими докладами. Вот на этом заседании в докладе “Этнологический анализ культуры” Риверс и провозгласил свое отречение от эволюционизма и обращение к “этнологическому анализу культуры”, т. е. переход в историческую школу, диффузионизм. Как ни странно, с этого времени обрел уверенность в себе и … почти перестал заикаться.

Теоретические взгляды обосновал в книге “Родство и социальная организация” (1914), когда ему было 50 лет. Тут он принял принцип “Omnis cultura ex cultura“ («Всякая культура из культуры» - Rivers 1914: 92), который он заимствовал от Вирхова. В 1914 г. Риверс и издал свою “Историю меланезийского общества”. В Меланезии он констатировал смесь 3 – 4 культур. На основе британского колониального опыта он выделил в культуре разные ступени устойчивости и подвижности: материальные объекты наиболее подвижны, более устойчивы магия и религия, еще более – лингвистические структуры, самая устойчивая – социальный строй общества.

Очень короткое время Риверс действовал в антропологии – с 1898 (экспедиция в Торресов пролив), – менее четверти века, а если судить строго, то с 1908 по 1922 гг., т. е. всего 15 лет. За это время он фактически создал кембриджскую школу антропологии – у него было много учеников. Риверс обладал несомненным очарованием, харизмой. Пожалуй, это был ведущий британский антрополог своего поколения, работавший в тот период, когда Тайлор быстро увядал (начиная с 1898 г.), а Фрэзер очень постепенно набирал силу и становился (после 1911 – 15) самым маститым эволюционистом, и оба были чисто кабинетными учеными. Риверс же действовал и в поле, и очень существенно, что этот прирожденный лидер отошел от эволюционизма.

5. Риверс как диффузионист.Когда Риверс разочаровался в эволюционизме, перешел на сторону диффузионизма и в 1914 г. издал свою “Историю меланезийского общества”, он пришел к выводу, что нельзя рассматривать развитие родственных отношений как простую эволюцию. Надо рассмотреть образование самого населения. Тем самым, переосмысливая эволюцию в культурно-историческом духе, он перевел свои исследования из этнологии в преисторию. Он стремился сохранить и кое-что из эволюционной фразеологии. “Контакт народов и слияние их культур действуют как главные стимулы, приводящие в движение те силы, которые ведут к прогрессу человечества”. Это была идея скрещивания культур, и в рамках диффузионизма Риверс, в сущности, предложил новое объяснение культурных сходств, новое объяснение механизма смены культур – комбинационизм, который примерно в это же время просматривается у Кондакова, потом у Ростовцева и Марра.

У Риверса скрещивание культур еще носило характер смешивания и слияния народов, миграция преобладала над трансмиссией. В основном он миграционист. Он ведь по-прежнему очень большое значение придавал наследственности поведения, генеалогиям.

В Океании он усмотрел несколько волн заселения из Индонезии. Он назвал их по употребительным у них наркотикам. Наиболее поздние – “народ кавы” в Южной и Восточной Меланезии и Полинезии и “народ бетеля” на Северо-Западе Меланезии. Народ кавы принес с собой тотемизм, культ мертвых, культ солнца и луны, лук и стрелы, разведение свиней, собак и кур и пр. Свою культуру принес и народ бетеля. До них в Океании жил “дуальный народ” – Риверс назвал его так из-за дуально-экзогамной организации. Но это тоже была смесь аборигенов с очень ранними пришельцами – их Риверс назвал “народом сидячих погребений”, поскольку приписывал им похороны покойников в сидячем положении.

Он принял многое из гребнеровской методики и выводов, но не всё. У Гребнера все элементы приносятся той или иной культурой в готовом виде, существуя так испокон веков. У Риверса некоторые элементы – результат слияния (комбинационизм), а некоторые – новотворения. Так, тайные союзы, он считает, возникли впервые в Меланезии из-за того, что “народ кавы”, оказавшись в меньшинстве, вынужден был исполнять свои обряды втайне от других.

Когда он умер в 1922 г., как раз в год выхода первых книг Малиновского и Рэдклиф-Брауна, он был на вершине своей популярности, и готовились его выборы в парламент от лейбористской партии Университета.

6. Манчестерская школа Эллиота Смита. Его другом был Графтон Эллиот Смит (Grafton Elliot Smith, 1871 – 1937, рис. 6), который тоже первоначально придерживался эволюционизма, но потом стал основателем и главой диффузионистской школы. Школу эту за крайность ее взглядов называют гипер-диффузионистской, за ее мономаниакальную приверженность одному исходному центру мировой цивилизации – пан-египетской, по ее главным содержательным представлениям (культ солнца и каменные сооружения) – гелиоцентрической, а по ее главному центру – манчестерской. Смит был старше Гребнера, почти ровесником Шмидта и Фробениуса, но на семь лет младше Риверса.

Подобно Риверсу, Эллиот Смит был врачом, специализировался по анатомии мозга и неврологии. Работал демонстратором в анатомическом театре Сиднея, затем в Кембридже у профессоров-медиков Макалистера и Риверса. По окончании университета в 1900 он был направлен преподавать в Каирскую медицинскую школу. В Египте естествоиспытателя из Англии, естественно, заинтересовали мумии, искусство их изготовления и вообще погребальный культ. “Я не вполне устоял перед искушением побаловаться с египтологией”, – писал он своему другу в 1901 г. (Dawson 1938: 32). Приводя эту цитату, Даниел добавляет: "Не вполне. А жаль" (Daniel 1962: 82). Смиту разрешили анализировать анатомию мумии фараона Тутмоса IV. Потом он привез эту мумию на частную квартиру, где было возможно сделать рентгеновское просвечивание (первое этого рода!). Тогда француз Масперо, к тому времени глава египетской археологии, разрешил ему размотать и анализировать все наличные мумии.

В 1907 г. ассуанская плотина подняла уровень Нила на 7 м, и тысячи скелетов и мумий из камерных могил пришлось спасать. Смит восстановил весь процесс бальзамирования. Мозг и внутренности удалялись, затем делался ряд надрезов, которыми кожа отделялась от нижележащих тканей. После этого под кожей пролагалась система туннелей, которые заполнялись илом, песком и другими материалами, чтобы сохранить округлость тела. Происходя из Австралии, в молодости Смит учился в Сиднее и там в музее университета видел мумии островитян из Торресова пролива, привезенные экспедицией Хэддона и Риверса. Его поразило, как близки случаи бальзамирования в разных местах к этой совершенной и разработанной египетской технике, как бы центру этого искусства: боковые разрезы в промежности, извлечение мозга через основание черепа, вымачивание тела в соляном растворе, натирание маслом, окрашивание красной краской и т. д. (рис. 7).

В Каире он провел 9 лет. В 1909 г. Смит вернулся в Англию и получил кафедру анатомии в Манчестере – к этому времени он уже известен как автор многих работ об эволюции неврологической системы. Его ученики – физические антропологи Дарт, впоследствии открывший австралопитека, и Дэвидсон Блэк, нашедший “Пекинского человека”.

Вернувшись в Англию из Египта, он новыми глазами взглянул на самые бросающиеся в глаза памятники Англии – мегалиты. Хотя они на поверхности, а египетские камерные могилы мастаба – подземные, он увидел в них одно и то же величие и один и тот же план. Это сходство уже замечали некоторые археологи, но объясняли заимствованием мегалитического плана египтянами. Грубые европейские мегалиты казались им древнее. Смит перевернул эту идею. Уже в 1911 году, а это как раз год появления учебника Гребнера и “обращения Риверса”, была подготовлена рукопись знаменитой книги Эллиота Смита “Древние египтяне и их влияние на цивилизацию Европы”. Смит показал ее Риверсу, а Риверс, в свою очередь, поделился со Смитом своими планами публичного отхода от эволюционистских догм. Риверс убедил Смита, что не только идеи передаются от одного места другому, но что есть и реальные миграции народов. С этого времени ученые подружились. В том же году книга Смита была опубликована, а в следующем, 1912, году – его альбом “Царские мумии”.

Эллиот Смит имел в Англии предшественников. Еще англичанин Кенрик с середины XIX века возвеличивал захваченный англичанами Египет как центр мировой цивилизации. Начиная с 1878 г. мисс Бакленд публиковала целую серию статей о распространении земледелия, культа четверки и пр. из Египта. Смит обобщил эти идеи и придал им некоторую профессиональность, построив систему доказательств.

В 1912 г. в Отчетах Британской Ассоциации появилась его большая статья “Мегалитические памятники и их строители”. В ней он устанавливал промежуточные звенья между Египтом и Англией и определял характер, способ передачи идеи: особый народ, особая раса заимствовала у египтян эту идею и миграцией распространила на север. То есть тут были и заимствование и миграция.

Заметные упрощения, игнорирование противоречий вызвали с самого начала скептицизм ученых. Некий мегалитический народ предполагали еще археологи-романтики. Джеймс Фергессон, первым обобщивший сведения о мегалитах Европы, предполагал возведение дольменов особой расой: "…использование этих памятников, по-видимому, было непрерывным, где бы раса строителей дольменов … ни продолжала преобладать" (Fergusson 1872: 508). Мортилье в 1874 г. возражал подобным взглядам, опубликовав статью "Об отсутствии народа дольменов". Вот и в ответ на публикацию Смита археолог Эрик Пит в том же издании поместил статью с возражениями: “Вправе ли мы говорить о существовании мегалитической расы?” (1913). Есть их мегалиты, но где прочие элементы их культуры? Как же это они заимствовали религиозную идею, но не заимствовали металл? Гипотеза должна иметь подтверждения, а здесь всё держится на одной идее, выводится из одной категории фактов.

Эллиот Смит вынужден объяснять противоречия, подыскивать дополнительные аргументы и факты, отрабатывать методы (хотя бы отдельные), конкретизировать и усложнять концепцию. Но главным образом он стремится оправдать отказ от строгих критериев доказанности. В следующей статье “Эволюция камерной могилы и дольмена” (1913) он отвечает на вопросы Пита, и характер его ответов как нельзя лучше раскрывает источники его вдохновения и причины, по которым это направление получило такую популярность именно в Англии.

Его возражения – это аналогии с ролью англичан в их колониях, по отношению к колониальным народам. А как, отвечает Питу Смит, современные отсталые народы, не заимствовав металл, строят христианские церкви? Пусть археологи оглянутся вокруг! Египтянин-мореплаватель, умерший на чужбине, погребался в соответствии с обрядами своей родины – как теперь англичане в Египте. Им подражали, как теперь мусульмане и христиане грубо подражают друг другу в Египте. Тем более что египетское искусство и силы должны были произвести впечатление на эгейцев и других. Затем они основывали колонии. Так ислам распространился от Аравии до Испании и Центральной Африки. И получив от Александрии фаросский маяк, мусульмане освоили идею и превратили его в минарет. Археолог будущего не признает в африканской капелле британское влияние, ибо не найдет там британской посуды!

Контуры могилы зависели от традиции и местного материала. Камерная могила была круглой, пока врезалась в землю, имитируя пещеру. Как только ее переводили в кирпич, удобнее оказывалось делать ее прямоугольной. В тесаном камне могли сохраниться и та и другая конструкции.

Таким образом, он оправдывает свободу спекуляций на отдельных ассоциациях и аналогиях. Но это тоже имело смысл как начальная стадия исследований. А сами по себе методические идеи типологических изменений при переводе в новый материал интересны и плодотворны. При чем всё это больше касается трансмиссии, чем миграций. Но и миграции Смит разрабатывал.

В XIX в. африканское население изучал итальянский антрополог Джузеппе Серджи. Он считал, что хамитическая долихокранная раса заселила из Африки Европу, а не арии, и раса эта отличается от “обезьяноподобных негров”. Смит воспринял эту идею о миграции из Северной Африки в Европу. Воздействие на Европу было трояким: 1) медленная диффузия внутри средиземноморской расы, 2) с посредничеством азиатских групп, обучившихся от египтян металлургии, 3) непосредственное египетское влияние, включая миграцию ремесленников. У Смита был налет расового высокомерия европейца: древние египтяне для него отнюдь не негры – это белая раса!

Тесная дружба с Риверсом продолжалась. Вышедшая в 1914 г. книга Риверса о Меланезии (все эти народы “кавы”, “ бетеля” и т. п.) произвела огромное впечатление на Смита. В том же 1914 г. он увидел в музее Сиднея две мумии, привезенные Риверсом из Торресова пролива, – чрезвычайно схожие с египетскими, хотя те на 25 веков старше. Особенно поразительно было совпадение деталей бальзамирования: пальцы были связаны, дырки для удаления мозга проделаны в левой части черепа, и даже налицо надрезы для придания телу округлости, хотя в Торресовых мумиях эти надрезы не были использованы – они появились лишь как пережиток! Смит расценил это как свидетельство распространения египетского влияния вплоть до Австралии.

В 1915 г. вышла книга Смита: “Миграции ранней культуры: о значении географического распространения практики мумификации как свидетельство миграции народов и распространения некоторых обычаев и верований". В ней он констатирует, что в разных местах мира – в Африке, Европе, Азии – повторяется одно и то же сочетание разных черт. Ядро этого комплекса образуют связанные единством происхождения три элемента: мумии, грандиозные каменные гробницы и изготовление идолов. Это ядро лучше всего представлено в Египте. Но комплекс значительно шире. Сюда входят также мегалиты, культ солнца, свастика, массаж, обрезание, деформация черепа, татуировка, рассказ о создании мира, о потопе, представление о божественном происхождении царей, о происхождении народа из инцеста, протыкание ушей, обычай кувады и т. п. Сочетание это может быть только случайным (оно не функционально), и такое его повторение свидетельствует о родстве того, что представлено в разных местах, то есть о том, что в этих местах налицо одно и то же, перенос, миграция. Как считал Смит, конечно, из Египта – ведь это же древнейшая культура. Именно там произошло на рубеже IV тыс. до Р. Хр. изобретение земледелия – по Смиту, главный признак неолита и важнейший поворотный пункт в мировой истории.

Оттуда около IX – VIII вв. до н. э. комплекс, связанный с мумификацией, начал распространяться во все концы света, особенно на восток – через Аравию и Индию в Индонезию и Океанию, а по островам Тихого океана в Америку. Смит показывает средства, с помощью которых диффузия могла осуществляться.

Миграции тогда были очень популярны и у его учеников. Уилфрид Джексон в 1917 г. выпустил статью “Раковины как свидетельство миграций ранней культуры”.

Смит признавал, что образцом для него послужили “поистине делающие эпоху открытия Риверса” (Smith 1915/1929: 31). Он рассматривал свою концепцию как продолжение “великой монографии” Риверса “История Меланезийского общества”. В общем, хотя Смит и признавал Риверса своим образцом, теперь уже Смит был лидером, а Риверс – последователем. Смит настолько уверовал в свою пророческую миссию, что приблизительно через десятилетие после смерти Риверса (и через два десятилетия после его "обращения") прочел публичную лекцию "Обращение в науке" (1928, напечат. 1932).

Материал для своих египтоцентрических штудий Смит черпал из работ Флиндерса Питри. Оба были миграционистами, но противоположной направленности: по Питри миграции со всех сторон направлялись в Египет (так Питри объяснял появление в Египте новаций и смену культур), а по Смиту – наоборот, новации возникали в Египте и оттуда распространялись по всему миру. Смит рассматривал Флиндерса Питри как своего естественного противника и активно участвовал в кампании его травли. На одном из заседаний председательствовавший Хогарт напомнил выступавшему Смиту: "Но вам не следовало бы забывать, доктор, что Вы взобрались в археологию на плечах Питри!" (Murray 1961: 9).

Высочайшую культуру, родившуюся в Египте и получившую всемирное распространение, Смит вслед за историком Брокуэлом назвал “гелиолитической”, т. е. культурой “солнечных камней”, поскольку для нее особенно характерны были культ солнца и громадные каменные сооружения.

В 1919 г. вышла его книга “Эволюция дракона”. К этому времени вокруг него сложилась целая школа, названная манчестерской. Это Уильям Перри (Perry), Уоррен Досн (Dawson), Уилфрид Джексон (Jackson).

В 1919 г. Смит переселился в Лондон, где стал профессором Лондонского университетского колледжа. В 1924 г. вышла его книга “Слоны и этнологи” – об изображениях слонов у американских индейцев как свидетельствах влияния Старого Света (слоны же не водились в Америке). Против него ополчились известные американисты из музея Пибоди в Гарварде. Замечательный эрудит Роланд Диксон написал в 1928 г. ответную книгу "Построение культур" с солидной батареей возражений Смиту. Он показал, что в каждом случае мумификации на земле как раз существенные египетские детали отсутствуют, а общими для всех случаев являются способы, заимствованные из распространенной техники сохранения мяса. Пирамиды в Египте служат гробницами, а в Мексике – храмами, пирамидальная форма же продиктована тягой к устойчивости; идеалом был бы конус, но из блоков пирамиду изготовить проще. И в Америке и в Египте можно проследить эволюцию пирамиды из местных предшествующих форм. Что же до изображений слонов, то на деле это не слоны, а стилизованные изображения попугаев (рис. 8 – 9).

Между тем, Смит продолжал выпускать книги:

“В начале: Происхождение цивилизации” (1928);

“Человеческая история” (1930) – наиболее полное изложение его концепции;

“Диффузия культуры” (1933).

Так в названиях его книг отразился путь его главной методологической идеи от “миграции” (1915) и “эволюции” к “диффузии” (1933). Под диффузией в это время он имел в виду главным образом распространение идей влияниями и заимствованиями, т. е. трансмиссию.

Основу его взглядов составляет убеждение, что человек по природе “не изобретателен”. Где только возможно, он заимствует готовые идеи. Всё это уже было сформулировано Тардом и Ратцелем. Историю он считал последовательностью уникальных ситуаций, никакими законами не управляемой. “Отличительная черта в человеческом поведении – это невозможность предсказать природу отклика на любой набор обстоятельств” (Smith 1928: 19). “История не повторяется”.

А источник всех благ один – Египет. Когда однажды ученик Смита спросил его: а что же было в мировой цивилизации, когда египтяне еще не создали своей культуры, ответ был предельно краток: “Nothing!” (ничего!). Этим учеником Смита был Перри (Perry in Dawson 1938: 214). Это был наиболее известный из его учеников.

Уильям Джеймс Перри (1887 – 1949) – сын директора организованной при англиканской церкви школы, которую и посещал в детстве. К 1910 г. был студентом Риверса, они были очень близки – адресовались друг к другу в переписке “Дорогой Дядя” и “Дорогой Племянник”, хотя таковыми не являлись. Перри серьезно исследовал Индонезию, изучал религию. Смит перетащил Перри в Манчестер. Перри читал курсы в Манчестерском университете.

Перри решил более систематично изложить путаные взгляды Смита на религию и магию. В отличие от Смита Перри не интересовался расой, его занимала психика (mind). Мумификация дает реальное бессмертие, тут примешаны магия и мифология, которые Перри и попытался восстановить. По его мнению, солнечный культ свидетельствует о том, что этот народ должен был считать себя Детьми Солнца и “подателями жизни” – Givers of Life. Его главные книги – “Мегалитическая культура Индонезии” (1918), “Дети Солнца” (1923) и “Рост цивилизации” (1924). В культуре человечества он различал два слоя: примитивная культура “собирателей пищи” и высокая культура земледельцев с каменным зодчеством и металлом. Он рисовал разделение правящего класса ее на жрецов – “детей Солнца” – и военных вождей. Эта “архаическая” культура и распроcтранялась из Египта “как заморские дрожжи” (like an exotic leaven. – Smith & Perry). В Европе это “мегалитический народ”, “мегалитическая раса”, по антропологическим определениям средиземноморская раса. Ее воины искали повсюду благородные металлы, драгоценные камни и “эликсир жизни”, а, найдя, оседали и смешивались с местным населением, создавая новые культуры, все более и более далекие от первоначальной. Перри совершенно не верил в эволюцию, рисовал не прогресс, а деградацию высоких культур.

Вслед за Смитом Перри переехал в Лондон. Там у него была лаборатория с красивыми картами мира, на которые были нанесены стрелы многочисленных миграций из Египта. Эта его лаборатория стала центром сбора диффузионистов и местом горячих дискуссий. Здесь бывал и Гордон Чайлд, впоследствии виднейший археолог-диффузионист, основатель умеренно-диффузионистского и очень авторитетного направления в археологии.

Затем Перри преподавал в Оксфордском университете. Он всё дальше отходил от реальности в мир фантазий. Вскоре за внезапной смертью Риверса (1922) Уильяма Перри постигла Паркинсонова болезнь. При этом, как известно, рассудок быстро угасает. После 1924 г. его книг уже не было. В 1937 г. был переиздан его “Рост цивилизации”. В том же году умер Эллиот Смит. Его школа не пережила своего создателя.

Позиция диффузионистов всё время была под обстрелом. В 1925 на одну из диффузионистских книг появилась анонимная рецензия, где взгляды Риверса, Смита и Перри были жестоко разруганы. По стилю статьи Смит узнал автора – это был Малиновский. Через два года вышел под редакцией Смита сборник "Культура: спор о диффузии" с участием Малиновского. И в том же году вышла направленная против Смита книжка Маррета "Диффузия культуры".

Концепция и методология Смита и Перри подверглись жестокому суду следующего поколения. “Здесь нет ни намека на поиски истины, – писал о работах гелиоцентрической школы американец Роберт Лоуи, – нет ни терпеливой проверки трудностей, ни попытки понять честную критику. Неистовое многократное повторение занимает место аргументов…”. Английский историограф археологии Глин Даниел (Daniel 1962: 83) резюмирует: “Эллиот Смит и Перри на самом деле отреклись от малейшего притязания на научный метод. Они не взвешивали факты и приходили к теории. Эллиот Смит был болен Египтом, он был обращен мумиями и мегалитами”.

Единственная резервация учения Смита и Перри сформировалась в 70-е годы ХХ века, когда в Англии возник маленький дилетантский журнальчик эпигонов пан-египетской школы "Нью диффьюжионист" ("Новый диффузионист"). "Низкое шарлатанство", "псевдо-ученость" – отзывался о нем Глин Даниел (Daniel 1971). Да еще в романтических кругах творческой интеллигенции доктрина происхождения всего от страны пирамид находила отклик. Знаменитый писатель Герберт Уэллс написал свой «Очерк истории» в духе Смита. Но Уэллс был фантастом. Да и француз Фернан Ниль (Fernand Niel) еще в 1970 г. в книге "Цивилизация мегалитов" выводит все мегалиты из Египта, но это изолированный рецидив египтоцентризма в непрофессиональной литературе.

Критики, в общем, правы. Однако надо добавить, что “манчестерцы” сильно поработали над критериями и методами, нашли массу любопытных фактов и привлекли внимание к таким сходствам в культурах Старого и Нового света, которые и сейчас требуют объяснения. Если эти исследователи и преувеличивали место диффузии, то это не значит, что ее можно вообще игнорировать. Разработка теории диффузии нужна, и основы ее заложили Смит и Перри.

7. Другие гипердиффузионизмы. Любопытно, что в первой половине ХХ века возражения против агрессивного миграционизма Косинны и против "ереси панегипетского гипердиффузионизма" часто принимали такую же форму центробежного диффузионизма, только противоположно направленного, с другим центром.

Еще в XIX веке О. Шрадер и Гункель нашли ряд аналогий в культурах Вавилона и древних евреев. Немецкие ориенталисты Фридрих Делич (Friedrich Delitzsch) и Гуго Винклер (Hugo Winckler) продолжили их исследования и расширили круг аналогий Вавилону на весь мир. Мифы о сотворении мира, о потопе, о первом грехопадении, представления об аде и рае, мораль, единобожие – всё это оказалось в Библии не прямо от Иеговы, а появилось раньше всего в Вавилоне, а оттуда заимствовано в Библию и распространилось на весь мир. Давид, хватающий львов за гриву – калька с Сарданапала (Ашурбанипала), изображенного на вавилонском рельефе. Иегова на колеснице с луком, копьем и рогами – как ассиро-вавилонские цари. Ангелы-вестники херувимы и шестикрылые серафимы (-им – окончание множественного числа в еврейском) – вот они на стенах коридора процессий во дворце Ашурбанипала: керубы (крылатые быки с человеческими лицами) и сарафы (крылатые люди). Группировка звезд в созвездия, 7-дневная неделя, разбивка круга на 360 градусов и т. д. – всё это у нас из Вавилона. Делич писал: “Не говоря уже о Париже, даже Рим едва ли может сравниться с Вавилоном по тому влиянию, которое этот последний оказывал в течение двух тысячелетий на весь мир” (с. 17 – 18). И он повторяет слова Иеремии (LI, 7): “Вавилон был золотою чашею в руке господа, опьянявшею всю Землю”.

Мифология, религия, магия, сюжеты и образы литературы, первые достижения науки – всё Делич и Винклер выводили из Вавилона. Самые разные вещи истолковывались как видоизменения мифологических и астральных культов Вавилона. В конце XIX века Гуго Винклер стал издавать в Лейпциге серию книг, для названия которой использовал девиз ранних христианских миссионеров "Ex Oriente lux" ("Свет с Востока". У миссионеров имелось в виду, конечно, распространение христианства из Палестины), а группа немецких археологов объединилась под этим девизом (но отодвинув источник света дальше на восток). Книги этих ученых выдержали много изданий, переведены и на русский язык (Делич 1902/1906; Винклер 1913; Delitzsch 1904; 1921).

Копали они не сами. Делич был директором переднеазиатского отделения Берлинских музеев, которые в 1898 г. поручили 43-летнему опытному археологу Роберту Кольдевею (Robert Koldewey, 1855 - 1925) раскопки холмов Бабил, Джумджума и других в 90 км от Багдада, известных как остатки Вавилона. Кольдевей, учившийся в университетах Берлина, Мюнхена и Вены, копал уже в Троаде, на Лесбосе, в Италии, Сирии и в 1887 г. проводил даже пробные раскопки Вавилона. Он затребовал себе большой штат немецких археологов, массу местных рабочих, полмиллиона золотых марок и пять лет работы. Всё это ему предоставило Германское восточное общество, а копал он с 1899 г. не пять, а 18 лет.

Раскопки проходили в русле широкой немецкой кампании проникновения на восток, освоения территории огромной тогда Турецкой империи. После поражения в войне с Россией в 1877 г. Турция погрязла в долгах, а Британия и Франция захватывали доминирование в турецких арабоязычных колониях (Египте, Сирии, Ираке). Новообразованная Германская империя стремилась потеснить англичан и французов из этого региона, а турецкий султан охотно принимал немецкие заигрывания, надеясь с помощью немцев удержать целостность империи. В Германии обнаружилось две конкурирующих тенденции в восточной политике (Marchand 1996).

Бисмарк и Министерство иностранных дел (даже некоторое время после его отставки) считали, что наиболее выгодным для Германии является сталкивание других европейских держав в Турции без прямой немецкой экспансии на Восток. Этой линии придерживалось и Министерство культуры. Немецкое проникновение на Восток должно было оставаться исключительно цивилизующим, цель его - модернизировать Турцию, создавая себе союзника. Это получило название Kulturpolitik (политика культуры). По этой политике нужно было создавать впечатление полного равнодушия Германии к каким-либо выгодам, изображать политическую нейтральность, чисто филантропическую и научную заинтересованность. Именно такую деятельность вели в самой Турции экспедиции Немецкого Археологического Института, главным образом по классической археологии. Эту направленность выражал археолог-ориенталст Теодор Виганд (Theodor Wiegand, 1864 – 1936; рис. 11; см. Watzinger 1944; Wenk 1985), не филолог и никогда не занимавший университетских постов. Он браком породнился с семейством Сименс (магнатов промышленности) и стал преемником Гумана в Смирне, а затем научным атташе в Константинополе. С 1897 по 1918 он лично проводил разведки. раскопки и осуществлял контакты между германскими дипломатами, финансистами, археологами и турецкими чиновниками. Заодно проводил и военно-политическую разведку.