Вторая неолитическая революция

С тех пор как Земмельвайс и Листер впервые начали стерилизовать руки и хирургические инструменты, микробы, существующие в окружающей среде, воспринимались нами почти исключительно как угроза нашему здоровью. Теперь мы пьем хлорированную воду и пользуемся бактерицидными моющими средствами. Любое приготовление пищи стало упражнением по стерилизации продуктов и кухонной утвари. При этом все наши усилия по обеззараживанию жизни не только лишили нас успокаивающего иммунную систему благотворного эффекта безвредных бактерий, но и принесли нам лишь частичную победу в борьбе с инфекционными заболеваниями.

“Всякий раз, кода мы делаем ту или иную поверхность стерильной, мы становимся жертвами всего, что может на нее попасть, – утверждает микробиолог из Рокфеллеровского университета Дэвид Талер. – Это все равно что вспахать поле, но ничем его не засеивать и пытаться жить на тех сорняках, что на нем вырастут”.

Талер особенно широко известен (в научных кругах) своими идеями о генетических изменениях, задействованных в развитии клеток и в эволюции видов. Однако в последние годы он сосредоточил свои интеллектуальные усилия на том, в чем ему видится следующий большой скачок в развитии нашего собственного вида, – на пересмотре наших отношений с миром бактерий. Он называет это зарей “микробной неолитической революции”. По мнению Талера, подобно тому как охотники и собиратели каменного века в свое время перешли к современному образу жизни и стали сами выращивать себе пищу, теперь нам предстоит вторая неолитическая революция, благодаря которой мы перейдем от охоты на микробов к их одомашниванию и преднамеренному засеванию нашей среды тщательно отобранными штаммами и видами.

“Когда это случится, мы уже не будем стерилизовать всевозможные поверхности, например свою кожу, воздух или дверные ручки, – говорит Талер. – Люди поймут, что это такая же глупость, как стерилизовать свой кишечник”. Достижение “чистоты” больше не будет означать “удаление 99,9 % микробов”, добавляет он. Вместо этого чистотой будет считаться состояние наилучшего равновесия полезных микроорганизмов. Мы перестанем обливать себе руки, лицо и тело антибактериальными моющими средствами, а будем умываться и мыться, используя полезные для здоровья пробиотические смеси. Стиральные порошки будут содержать споры или лиофилизированные клетки бактерий, которые будут “просыпаться” и поддержишь свежесть нашей одежды. Мы будем покупать стельки для обуви, пропитанные микроорганизмами, взятыми с ног, отличающихся самым свежим запахом. Вместо бесплодных усилий по дезинфекции общественных туалетов уборщики будут опрыскивать унитазы и дверные ручки препаратами, содержащими “хороших” микробов, проявляющих живучесть на таких поверхностях. Стоящие пассажиры в метро будут держаться за поручни, пропитанные бактериями, при соприкосновении с которыми будут погибать вирусы простуды и гриппа. Больницам удастся наконец справиться с эпидемиями смертоносных, устойчивых к антибиотикам инфекций с помощью штаммов бактерий, стимулирующих работу иммунной системы пациента и помогающих ей бороться с болезнью.

Чтобы прийти из настоящего в будущее, как его представляет Талер, потребуются огромные научные усилия, «для начала нам понадобятся методы инвентаризации нашей микробиологической среды, как локальной, так и глобальной”, – говорит он. Хорошим заделом на пути к такому будущему стали многие замечательные достижения последнего десятилетия. Нам удалось провести более полную перепись нормальной микрофлоры своего организма, углубить свое понимание ключевых отличий наших самых безупречных постояльцев от горстки неисправимых смутьянов. Кроме того, мы начинаем понимать, что именно позволяет одним штаммам или видам бактерий вытеснять другие.

Но в большинстве случаев мы изучали своих друзей и врагов из мира бактерий по одному, а не как динамичные и разнообразные сообщества, образовывать которые для них естественно. Мы знаем, например, какой набор бактерий преобладает во рту, отличающемся свежим дыханием, в устойчивом к инфекциям горле или в пищеварительном тракте здорового человека, свиньи или курицы. Но готовы ли мы сделать следующий шаг – определить наилучший состав микробной смеси, чтобы сделать, скажем, бинт непроницаемым для золотистого стафилококка или разделочную доску непригодной для жизни сальмонеллы?

Даже когда мы опишем весь спектр нашей микробной среды, задача еще далеко не будет выполнена. Микробные сообщества, как и любые экосистемы, способны эволюционировать и подвержены нарушениям. Талер предвидит будущее, в котором мы будем непрерывно отслеживать эти невидимые изменения. Чтобы отслеживать их в окружающей среде, нам понадобятся методы, ранние предшественники которых разрабатываются сейчас для обнаружения угроз, связанных с биотерроризмом. Что касается здоровья отдельных людей, Талер предвидит: врач в ходе медосмотра будет пользоваться чем‑то вроде мощного микроскопа, проверяя, все ли нужные микробы на месте и сохраняют ли они оптимальное равновесие. “Стоит также задаться вопросом о том, – говорит он, – что потребуется для выявления и поддержания благотворных реинкарнаций Тифозной Мэри”. Под такими “реинкарнациями” он имеет в виду людей, которые не только получают пользу от собственной здоровой микрофлоры, но и передают ее другим.

Возвращаясь к еде и напиткам, в области которых люди уже сделали самые первые, младенческие шаги по направлению к одомашниванию микробов, ученые уже задаются вопросом, не пора ли перестать ограничиваться культивированием микроорганизмов для производства йогуртов и сыров и вернуть в состав нашей пищи ряд представителей тех микробных сообществ, когда‑то пропитывавших висевшее у нас на стропилах мясо, а также овощи и крупы, которые мы без особых ухищрений хранили в погребах и цистернах.

“Сама мысль, что нам стоит преднамеренно вернуть бактерий в мясо и овощи, которые мы едим, может приведи в ужас сотрудника службы контроля качества пищевых продуктов, – говорит Тодд Кэллауэй из исследовательской службы Министерства сельского хозяйства. – Но неправда, будто природа не терпит пустоты: она обожает пустоту. Пустота дает “плохим парням” место, где развернуться”. Если его коллеги преодолеют это табу, говорит Кэллауэй, в нашей жизни вполне может найтись место таким вещам, как аэрозоли для мяса или овощей, содержащие “микробные консерванты” вроде выделяющих кислоту лактобактерий.

“Мир, в котором мы живем, тоже живой, – подытоживает Талер. – Наш организм не может оптимальным образом функционировать, когда мы пытаемся создавать ему стерильную среду. Лучше будет, если мы научимся жить в глубокой и тесной связи с живым окружающим миром go всей его цельности и неразрывности”.