Философия и религия в творчестве С.Л.Франка

С.Л. Франк (1877-1950). Его взгляды эволюционировали от марксизма к идеализму, к религиозно-философским концепциям, которые наиболее полно уложены в его работах: "Философия и жизнь", "Религия и наука", "Философия и религия", "Русское мировоззрение", "Духовные основы общества", "Онтологическое доказательство бытия Бога", "Душа человека" и др.

Какие бы проблемы бытия и человека не затрагивал С. Франк, методологической основой их рассмотрения является религиозно-философский подход. Более того, он убежден, что вопрос об отношении между философией и религией, о возможности единства и согласованности между ними, или о неизбежности их расхождения, принадлежа к числу типичных, "вечных вопросов" человеческого духа, с особой остротой возникает в эпоху коренных переломов в мировоззрении, в эпоху духовной растерянности и исканий утраченной цельности духовной жизни. Именно в таких социальных ситуациях человечество тоскует по настоящей, подлинной религиозной вере, будучи уже не в силах удовлетвориться теми научно-философскими или социально-политическими суррогатами ее, иллюзорность которых окончательно разоблачена их крушением в момент трагических испытаний, и когда, с другой стороны, человечество уже лишено смелости религиозного творчества и не может отречься от потребности рациональной проверки и обоснования своего миропонимания. Именно в такой момент вопрос о согласии философии с религией, строго рационального знания с цельной верой становится для человечества, общества и каждого человека вопросом его жизни и смерти. Кто ищет подлинной правды и подлинной уверенности в ней, даже в минуты отчаяния не предаваясь иллюзиям, а сохраняя беспощадную интеллектуальную честность, тот понимает, что этот вопрос есть не теоретическая проблема, а вопрос о возможности спасения, о преодолении раздробленности духа и обусловленной ею духовной беспомощности.

Сам по себе этот вопрос есть центральный вопрос человеческого жизнепонимания. Его нельзя окончательно решить, не поняв до конца, что есть философия и религия, а понять то и другое с той ясностью, которую дает только проникновение вглубь, можно лишь познав всю полноту той духовной жизни, которая составляет сущность философии и религии, то есть разрешение вопроса об отношении между философией и религией есть, собственно, не предпосылка, а завершение религиозно-философского знания.

Господствующие, наиболее распространенные идеи о философии и религии, идущие от эпохи Просвещения и от рационализма ХVII в., утверждают, что между философией и религией не только возможно, но и неизбежно коренное расхождение. А именно религия мыслится здесь как некая слепая вера, как мнение церковного авторитета, принимаемое на веру без всякой проверки, без самостоятельного суждения личного сознания. При этом содержание этой веры либо таково, что подлинное знание о нем невозможно, либо таково, что прямо противоречит выводам знания. Философия, напротив, есть свободное, чуждое всяких эмоциональных тенденций, строгое знание, основанное на доказательствах, на логических рассуждениях. Между религией и философией возможна пропасть, ничем незаполнимая. В действительности, для философского оправдания веры, для совпадения философии и религии требовалось бы, чтобы совершенно иррациональное содержание религиозной веры было вместе с тем логически доказано. Естественно, что любая попытка в этом направлении будет иметь отрицательные последствия. Подлинный философ есть либо атеист, либо скептик. И искусственными, бесплодными представляются с этой точки зрения попытки примирить результаты явно противоположных взглядов. Такова, по Франку, одна точка зрения на соотношение философии и религии.

Этому расхожему представлению следует противопоставить, говорит Франк, гораздо более древнюю, внутренне обоснованную традицию в понимании существа философии. Согласно этой традиции, предмет философии есть Бог. Философия, по существу и по своей задаче есть не логика, не теория познания, не постижение мира, а Богопознание. Таково понятие философии в античной мысли, проходящее, начиная от Гераклита, через Платона и Аристотеля, стоицизм и неоплатонизм; таково же и средневековое понимание философии. И даже в философии Нового времени, насыщенной рационализмом и атеизмом, величайшие мыслители, наиболее проникнутые общечеловеческими ценностями, придерживаются того же понимания и продолжают преемственность между современным знанием и его античными и христианскими истоками: Спиноза, Лейбниц, Фихте, Шеллинг, Гегель.

В чем это понимание? Согласно общепринятому определению задачи философии, она, в отличие от других наук, есть учение о всеединстве, о бытии как целом. Но история философии учит, что всякая попытка найти единство и цельность бытия, не выходя за рамки единичных, чувственно-воспринимаемых вещей, создать систему бытия как систему природы, обречена на неудачу. Достаточно указать на то, что эти попытки объяснения бытия, не выходя за пределы природного мира, неизбежно заключают в себе отрицание самостоятельного значения философии: ибо материализм отвергает философию, заменяя ее, фактически, естествознанием. Отсюда одно из двух: либо возможно построить систему бытия, дать цельное объяснение картины мира, не выходя за пределы чувственно-природного бытия, и тогда отвергается философия за отсутствием самостоятельного предмета философского знания; либо признается, наряду с положительными науками, особая задача философии – и тогда предметом ее может быть только то истинное, подлинное бытие, которое вместе в тем духовно – идеально и в отношении которого чувственно-природный мир есть нечто вторичное, производное. Если идти в своих рассуждениях в этом направлении до конца, то станет ясным факт, что философия постигает бытие из его абсолютной первоосновы, то есть, что, как говорил Гегель, единственный предмет философии есть Бог.

С этим уяснением предмета философии связано и уяснение природы или структуры философского знания. Философия не есть система отвлеченных понятий, полученных путем рассуждений логически; философия есть, по существу, созерцание, посильное описание увиденной картины мира. Для нее нужна сосредоточенность внимания на той первооснове бытия, которая обычным сознанием вообще не воспринимается. Для такой сосредоточенности внимания на этой абсолютно очевидной и все же чувственно не данной первооснове нужны напряженность воли, неустанность влечения к духовному созерцанию, вне которых первичное, всеобъемлющее ускользает от взора, заслоняемое многообразием единичного и частного.

Таким образом, не обратясь в сторону абсолютного, нельзя вообще иметь философию как особую форму мышления. Чтобы увидеть предмет философии, надо, следовательно, по выражению Платона, "повернуть глаза души", надо осуществить какой-то целостный духовный поворот, ведущий к просветлению всего духа. Философское мышление предполагает, таким образом, религиозную настроенность и религиозную устремленность духа; в основе всякого философского знания лежит религиозная интуиция.

Но если бессмысленно и ложно понимание философии как логики, то не менее ложно и ходячее, порожденное неверием представление о религии как слепой вере, идущей от непостижимых и непроверяемых традиционных учений о Божестве. Как бы ни оценивать суть религии, анализ религиозного сознания показывает, что при всем многообразии форм религиозности всякая религиозная вера в конечном счете опирается на момент непосредственного ощущения Божества, живого прикосновения к божественному, чувства реального присутствия и реальной близости Божества, то есть заключает в себе некую первичную, лично усмотренную достоверность. Вне этого вообще нет религиозности.

Итак, по своей основной сущности философия и религия не есть столь чуждые и разнородные духовные феномены, как это кажется на поверхности познания. Скорее, наоборот, они столь внутренне родственны друг другу, что легко может возникнуть опасность их смешения. Так, например, Логос Демокрита, то "единое мудрое", которое "правит миром" и приобщением к которому просветляется человеческая душа, что это – религиозная интуиция или философское понятие? А платоновская "Добродетель", находящаяся выше сущности и разума, источник и бытия и мысли, – есть ли это предмет религиозного чувства или высшая философская абстракция? Таким же сложным остается вопрос: куда отнести августиновское учение о Боге как живой Истине, более достоверной, чем личное бытие человеческого сознания? Аналогичные вопросы можно поставить относительно центральных понятий величайших философов Нового времени – Спинозы с его "интеллектуальной любовью", Мальбранша с его "видением всех вещей в Боге" и т.п. Всюду здесь философия и религия переплетаются одна с другой, и невозможно установить точную грань между ними. Из этого, конечно, отнюдь не следует, что философия и религия тождественны между собой, утверждать это – значит искажать истину. Обычно в основе его лежит грубейшее рационалистическое представление о религии как некоторой популярной и субъективно-мотивированной метафизике. В действительности философия и религия имеют совершенно различные задачи и формы их выражения. Религия есть жизнь в общении с Богом, имеющая цель удовлетворения личной потребности человеческой души в спасении, в отыскании незыблемого душевного покоя и радости. Философия есть, по существу, совершенно независимое от каких-либо личных интересов высшее, завершающее постижение бытия и жизни путем видения их абсолютной первоосновы. Но эти, по существу, разнородные формы духовной жизни совпадают между собой в том отношении, что обе они осуществимы лишь через направленность сознания на один и тот же объект – Бога, вернее, через живое, опытное усмотрение, видение Бога. Хотя, строго говоря, возможно и обратное соотношение. Так, в буддизме, например, личное спасение находится не на пути общения с Богом, а в разуме. Вследствие такой установки религия и философия даже не соприкасаются между собой. Но все дело именно в том, что такие, совершенно расходящиеся и для религии, и для философии пути мнимые, подлинное осуществление задач и религии, и философии возможно только на путях, ведущих к одной цели и основе – Богу. В отношении религии этот тезис не требует доказательства, в отношении философии – не исчерпывается общими соображениями.

Два сомнения возникают здесь, с разных сторон выражающие одну и ту же трудность. С одной стороны, религиозная идея Бога, по-видимому, противоречит целям философии потому, что предполагает в природе Бога и потому – в живом отношении к Богу момент тайны, непостижимости. Тогда как задача философии именно в том и состоит, чтобы до конца понять и объяснить первооснову бытия. Все логически доказанное, понятое, до конца ясное, тем самым лишается своей религиозной значимости. Бог, математически доказанный, не есть бог религиозной веры. Отсюда, если бы даже философия действительно познала истинного Бога, доказала Его бытие, разъяснила Его свойства, она именно этим лишила бы Его того смысла, который Он имеет для религии, то есть убила бы веру. В этом кажущаяся опасность философии для религии, пытающейся якобы преодолеть веру знанием. Но ведь нельзя же одновременно переживать радость живой любви к человеку и брать того же человека как объект холодного научного анализа. Точно так же нельзя одновременно веровать в Бога и логически постигать Его.

С другой стороны, эта же трудность принимает форму другого сомнения. Бог религиозной веры, источник личного спасения есть живая личность. Бог в философии – другое, далеко не форма живой личности. Мыслится ли Бог в философии как субстанция мира или как его первопричина, как всеединая вечность или как творческая сила развития, как мировой разум, или как воля к жизни, он есть что-то безличное, пантеистически – мирообъемлющее начало, в котором философия, не отказываясь от своей задачи логического осмысления бытия и его сути, не видит антропоморфных черт живой, карающей и любящей, наказывающей и спасающей личности, как это видит религия.

Итак, в основе обоих сомнений лежит одна трудность: может ли философия, которая есть постижение бытия в логической форме понятий, вместе с тем не быть рационализмом? Ведь философия, с одной стороны, есть постижение бытия в системе понятий, а с другой – постижение его из его абсолютной первоосновы.

Фактически, видя трудность этого вопроса, философия принципиально преодолела ее: в учении Гераклита о живой гармонии противоположностей; в диалогах Платона; в учении о боге Филона Александрийского; в учении Н. Кузанского об "ученом незнании"; в учении Ф. Аквинского, доказавшего логически бытие Бога; в учении Спинозы о субстанциональном единстве разнородных атрибутов; в теории Лейбница о непрерывности бытия; в диалектической онтологии Гегеля и т.д. Общий смысл преодоления этой трудности заключается в видении и понимании сверхлогической, интуитивной основы логической мысли. Философия постигает и тем самым логически выражает абсолютное через непосредственное, через форму.

Подлинное знание всегда сопровождается тем чувством, которое классически выразил гениальный творец математической системы Вселенной Ньютон в мысли, что он представляется самому себе ребенком, собирающим отдельные ракушки на берегу безграничного и бесконечного как объект познания океана. И глуп тот, кому бытие представляется ограниченной плоской картинкой, легко и до конца исчерпаемой в немногих формулах. Из такого понимания возможности философского богопознания вытекает факт, что, в каких бы понятиях ни выражала философия свое познание Бога, ее интуицией и высшим исходным понятием останется чисто религиозная идея безмерности, неисчерпаемой глубинности и таинственности Бога; и, в сущности, вся остальная система философских понятий будет исходить из понимания именно этой сверхконечной и сверхиррациональной природы Бога, доказывающей Его абсолютность. Обычное заблуждение в понимании соотношения между философией и религией в этом вопросе состоит в том, что чувство тайны представляется условием, преграждающим познание, и, наоборот, страсть к познанию – силой, разрушающей чувство тайны. В действительности, наоборот, религиозное чувство тайны и бесконечности бытия есть первое необходимое условие развития философии. И именно недостаточность подобного чувства обусловливает недостаточность философской энергии и познания, благодаря чему мысль, не проникая до глубины, остается на полпути, ставит себе последние грани, упрощая бытие. И потому философское знание по своим достижениям неизбежно будет отставать от достижений непосредственного религиозного проникновения вглубь бытия. На это есть существенные основания, коренящиеся в самой природе этих обеих духовных форм. Прежде всего религиозная вера, будучи живым, непосредственным ощущением и переживанием Бога, не нуждается для своих достижений в тяжкой умственной работе рационального разъяснения и обоснования своих истин. Кроме того, хотя религия и содержит с необходимостью, в качестве своей основной опорной точки, момент непосредственного личного видения истинности, она совсем не нуждается в том, чтобы это непосредственное видение распространялось на все содержание религиозной веры. Наоборот, для нее характерно, что этот момент непосредственной очевидности присущ восприятию правдивости, безусловной истинности источника откровения – Бога, либо посредника между Богом и человеком. Поэтому-то достоянием личной веры может быть не только личный опыт познания Бога, но и содержание соборного религиозного опыта, со всеми достижениями религиозных гениев. Этим достигается возможность полноты, богатства, глубины религиозного откровения, совершенно недостижимые для философского знания. Ибо, хотя философскому сознанию не поставлено здесь никаких принципиальных преград и открыта возможность бесконечных достижений, однако требуемое природой философского знания логическое единство содержания делает для него практически невозможным использование в одной системе всей полноты религиозного опыта человечества.

Но если это так, то возникает новое сомнение: если при адекватном понимании философии и религии между ними существует внутреннее согласие, вытекающее из единого объекта познания, то для чего необходимо фактическое (в смысле существования философии и религии) удвоение духовной деятельности? Нужна ли философия? Если философия имеет своим последним источником целостный религиозный опыт, то одно из двух: либо мы уже имеем этот опыт, и тогда философия не может нам дать ничего нового, так как все ее знание черпается из него же; либо человечество этого опыта не имеет, и тогда оно не может владеть и философским знанием, ибо ему неоткуда его взять. Парадокс разрешается, ибо философия все-таки имеет самодовлеющую ценность в качестве удовлетворения неискоренимой потребности человеческого духа в знании, в логике познания бытия. Но все гораздо сложнее.

Что религиозная жизнь, живое общение с Богом, искание и нахождение спасения, как таковое, не нуждается ни в какой философии, ни в каком вообще умственном напряжении мудрствования, а дается личности либо в результате духовного усилия, либо просто как дар божий – это совершенно бесспорно. Но этому не противоречит религиозная ценность философии. В чем? В ее педагогической роли, в религиозном воспитании. Так, в жизни отдельных людей и в судьбе целых народов бывают случаи, когда философское просвещение пробуждает или обостряет религиозную интуицию. Достижение Бога на двух путях – религиозном и философском, действенно-жизненном и познавательном – дает во всяком случае для духовной жизни в целом плюс по сравнению с действием на каком-то одном пути. К этому необходимо добавить, что философия, будучи познанием Бога, есть вместе с тем познание мира и жизни через Бога. В том и состоит ее специфическое предназначение, что она вносит через конкретное законченность и целостность в человеческое миропонимание. Философия и есть необходимая связь между знанием высшего и низшего, небесного и земного, между божественной интуицией и тем рациональным знанием действительности, которое есть основа как научного постижения, так и житейско-практического отношения к действительности.

Философия не есть "служанка богословия", но и не есть своевольное дерзновение отрешенного от бытия и его высшего единства человеческой мысли, а именно покорное и смиренное служение Самой Истине – служение, в котором выполняется воля самого Бога.

Такова установка русской философии на ее сущность, ее собственное предназначение, на цели и задачи, которые она должна ставить и решать. При всей ортодоксальности этого понимания в творчестве С.Л.Франка, оно было признано всеми русскими философами немарксистского толка второй половины ХIХ – ХХ вв. В русле этого понимания и шло решение философией основных ее проблем: проблемы бытия и проблемы человека.