ВИДЫ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ

В предыдущих главах мы попытались с разных сторон подойти к пониманию сути и содержания экологического сознания и показать различные его стороны. По ходу изложения были даны некоторые различные определения самого понятия экологического сознания. Эти различия связаны с рядом допущений, которые или ограничивают, или расширяют круг проблем, интересов, охватываемых экологическим сознанием, и зависят от позиции исследователя, стремящегося выделить какие-то особенности или составные элементы экологического сознания, и, конечно, от той цели, которую он стремится достичь, давая определение.

Вероятно, когда мы рассматриваем сложную динамическую саморегулирующуюся систему, дать какое-то единое определение принципиально невозможно, поскольку любая такая система требует, по выражению А.И. Берга, несколько языков описания. Эта проблема не нова, здесь, как правило, любое определение в чем-то ущемляет, ограничивает, лишает полноты объект определения. Это же относится и к попыткам расчленить систему на отдельные элементы или воссоздать систему, зная лишь ее отдельные части и не зная принципа их взаимодействия.

Затруднения подобного рода знакомы еще античным авторам, утверждавшим, что целое всегда больше составляющих его частей. А.С. Пушкин описал яркий пример отчужденности, несопоставимости «разъятой» музыки Сальери и целостной, полной гармонии музыки Моцарта.

Экологическое сознание диалектично, поэтому оно допускает различные определения, отражающие и единство и борьбу противоположностей, каждое из которых в какой-то момент времени (в берг-соновском понимании) является истинным.

Это введение понадобилось нам для того, чтобы читатель, с одной стороны, понял трудность определения даваемых в этой главе видов сознания (а это уже деление на части целого), а с другой стороны, отнесся к ним как к частным определениям, отражающим лишь часть, лишь одну сторону многоликого процесса.

Вместе с тем любое определение, связанное с пониманием экологического сознания, содержит одну незыблемую истину, одну инвариантную базу - экологическое сознание сливает в одно целое среду и личность носителя сознания. Следует согласиться с высказыванием В.П. Зинченко: «В живом знании всегда присутствует не только действительность, но и субъект, который почти никогда не имеет ясного понятия о себе, хотя это вовсе не противоречит тому, что он может себя достаточно хорошо знать. Познавая или переживая нечто, мы одновременно познаем себя и этим самопознанием доопределяем это нечто, самоопределяем, в пределе - сотворяем себя...»

В то же время, осуществляя то или иное осознанное действие, субъект часто не может или не хочет четко вербализовать причины, вызвавшие это действие, он исходит из целого, а не из составляющих его частей. Об этом замечательно сказал С-Дали: «Как вы хотите понять мои картины, когда я сам, который их создал, их тоже не понимаю. Факт, что я в тот момент, когда пишу, не понимаю моих картин, не означает, что эти картины не имеют никакого смысла, напротив, их смысл настолько глубок, сложен, связан, непроизволен, что ускользает от простого логического анализа». Поэтому, знакомясь с различными понятиями, относящимися к экологическому сознанию, мы всегда должны иметь в виду, что они отражают законы и правила самосознания.

Попробуем теперь, как это мы делали в предыдущих главах, опираясь на такую принимаемую за аксиому посылку, стать на позиции Сальери и рассмотреть виды экологического сознания и зависящие от них типы экологического поведения в надежде, что читатель сам может вдохнуть жизнь в излагаемые схемы. Уже в этой фразе мы сознательно идем на большое логическое допущение, поскольку, принимая, что от вида сознания зависит поведение, в дальнейшем мы по поведению будем делать вывод о виде сознания - к этому нас вынуждает открытость для анализа поведения и закрытость для него сознания.

Прежде всего постулируем существование двух типов экологического сознания - индивидуального и коллективного. Этот постулат не является новым, еще со времен Шарко и Бехтерева сложилось относительно целостное представление о коллективной психологии, в основу которой были положены данные исследований сознания и поведения массы в период природных и социальных катаклизмов.

Как известно, в литературе используется ряд терминов, характеризующих общие тенденции, закономерности и законы течения и проявления психических процессов, свойственных группе людей или всему человеческому роду, которые определяются как сознание «коллективного субъекта». Об этом писали К.Маркс, О.Шпенглер, К.Юнг. Особую роль этому сознанию придавал Л.Н.Гумилев.

Используется и понятие «общественное сознание», которое прочно вошло в терминологию социальной психологии и философии общества. В этом же смысле иногда говорят об общественном менталитете. В ряде случаев, чтобы подчеркнуть широту такого сознания, говорят о «картине мира», которая трактуется «не как зеркальное отображение действительности, а как одна из возможных «пристрастных» культурно-исторических моделей мира, которые создает единичный или коллективный субъект» (В.Ф.Петренко).

Мы предпочитаем использовать в этой работе термин «коллективное сознание», исходя из того, что термин «общественное сознание» больше отражает конкретику его содержания, насыщенность его общественно-социальными проблемами, вопросами политики, оно противоречиво и т. п. Термин «коллективное» больше отражает общие, инвариантные элементы независимо от их конк-ретики. В связи с этим мы будем говорить об общественном сознании, когда коснемся проблемы экологического движения, а в других случаях - о коллективном сознании толпы, массы, коллектива, этноса и т. п.

Наиболее остро вопрос о коллективном сознании встал сейчас, когда человечество столкнулось с вероятностью появления глобальных катастроф, вызванных деятельностью человека. Это даже не истощение ресурсов или перенаселение, это генетическая катастрофа, каковы бы ни были ее причины - радионуклиды или неразумное использование методов генной инженерии. Раньше человечество не встречалось с глобальными катастрофами даже природного происхождения, за исключением, может быть, последнего ледникового периода, так как глобальные катастрофы географического, геологического характера произошли до появления человека, а остальные, типа взрыва вулкана Кракатоу, имели относительно локальный характер, хотя и смогли захватить большую часть Ойкумены и отразиться в памяти как вселенские катастрофы. Однако в настоящее время прогнозируемые изменения природы могут поставить под угрозу существование всего человечества и привести его к гибели.

Таким образом, мы встречаемся с ситуацией, когда взаимодействуют два вида, вернее, две стороны сознания: сознание личности, индивида и сознание группы, общества, которые направлены на одну цель - обеспечение оптимальных форм взаимодействия с природой. В этом взаимодействии возникает один очень важный вопрос: что каждое из этих сторон сознания вкладывает в понятие оптимальности?

Представим абстрактную картину (в духе Торо): человек наедине с природой, свободный от всех общественных ограничений и условностей. В этой ситуации считается, что человек формирует свое экологическое сознание, исходя из своего самосознания и требований самореализации, в том числе и связанных с материальными потребностями, принимая за основу свои представления о структуре природы, ее динамике, циклах, наличии вредных и полезных элементов и т. п. В этом случае должно возникнуть экологическое сознание, полностью зависящее от особенностей данной личности. Однако такая ситуация в принципе невозможна, поскольку даже на необитаемом острове человек всегда остается существом общественным, отражающим все атрибуты его принадлежности к человеческому роду, к социальной группе, его отношения к общественным нормам морали и нравственности. В реальных условиях личность выступает как представитель какой-либо общественной структуры, будь это семья, род, популяция, этнос, или общественной корпорации, отражающей профессиональные, социальные и иные особенности этой корпорации. Иными словами, в любых ситуациях в самосознание включается осознание себя как единицы какой-либо социальной или технологической системы.

Таким образом, мы можем выделить первую характеристику экологического сознания, по которой возможна классификация видов такого сознания, - степень отражения в нем различных общественных институтов, общественных ценностей.

Неустойчивость баланса между личным и общественным связана с тем, что эта проблема не имеет глобального общего решения, в конкретных случаях в зависимости от многих особенностей решение может быть различным. Такая неопределенность ставит перед человеком задачу сформировать свое отношение к природе, выбору стратегии и тактики своего взаимодействия с факторами среды и выработать программу экологического поведения в настоящем и будущем, т. е. программу общего подхода к конкретным ситуациям и вытекающим из этого подхода действиям, поступкам и деятельности в отношении среды, т. е. программу-тенденцию, программу предпочтения.

Так, если в процессе самореализации была принята тенденция приоритета личного над общественным, то за оптимальное принимается решение, обеспечивающее удовлетворение личного. Все остальные варианты решений расцениваются как субоптимальные, но в общем приемлемые.

Вторая характеристика экологического сознания связана с выраженностью в нем прогностических элементов при выборе критериев решения конкретной экологической проблемы, т. е. удельном весе ориентации «настоящее ради будущего». Этот элемент в эгоистическом варианте вообще очень силен в обыденном экологическом сознании, что подтверждает одно наше исследование. Группе людей (56 человек), выбранных случайно в районе с неблагополучным состоянием атмосферы, загрязненной отработавшими газами двигателей, и заявивших о своей тревоге по поводу экологической ситуации, был задан вопрос: «Почему вас это беспокоит?» 50 опрошенных назвали в качестве причины опасение по поводу их будущего и будущего их детей. Лишь 6 человек (из них 4 больных бронхиальной астмой) указали на конкретную, беспокоящую их в настоящее время причину.

Такую же направленность в будущее можно видеть и в коллективном сознании, если судить о нем по различным призывам, лозунгам и программам многочисленных общественных экологических движений.

Третья характеристика экологического сознания, которую можно считать классификационным признаком, связана с особенностями его ориентации на коллектив, общество. Особенностью экологических нарушений и катастроф, даже тех, которые носят местный, локальный характер, не говоря уже о глобальных, является в настоящее время тот факт, что противодействие экологическому неблагополучию или ликвидация последствий экологических катастроф не могут быть реально осуществлены усилиями одного человека или какой-либо небольшой группы. Это связано с материальными затратами, необходимостью введения нормативных ограничений, противодействием других социальных групп и т. п. Возникают проблема поиска союзников, которая в прошлом имела меньшее значение, проблема поиска форм объединения людей для решения сложной ситуации. Таким образом, возникает критерий активности экологического сознания. Активное экологическое сознание предполагает не только защиту, пассивную оборону от действия неблагоприятных условий или губительных последствий антропогенного вмешательства человека в экологический баланс, но и конструктивное противодействие, стремление реализоваться в движении, партии, объединении, которые имели бы свою программу действий, свою идеологию и структуру.

Опора на коллектив может реализовываться по двум направлениям: пропаганды своих взглядов, убеждений, своей экологической идеологии, которые должны принять потенциальные союзники, т. е. реализации себя как лидера, или же путем принятия норм и ценностей, характерных для того коллектива, задачи которого совпадают с задачами личности, при этом выявляются такие характеристики экологического сознания, как конформность, убежденность, стремление к лидерству, настойчивость.

Мы уже неоднократно писали о роли понятий «мое» и «общее» в экологическом сознании. Это позволяет нам определить одну из важнейших характеристик экологического сознания - его направленность.

Можно выделить еще некоторые характеристики экологического сознания, которые уже упоминались по ходу изложения, например реалистичность, рациональность, экспрессивность, но их включение в классифицирующие признаки приведет к слишком сложной классификационной схеме.

Весь перечень указанных характеристик определяет общее содержание, сформированное на основе личного опыта и усвоенной в процессе обучения и воспитания информации, концептуального образа взаимоотношений между человеком или человечеством и природой во всех его формах.

Структура взаимоотношений между отдельными составляющими этой концептуальной модели рассматривается и оценивается с двух основных позиций. Первый критерий - это оценка возможности сил природы, естественных или антропогенных, нанести вред человеку, т. е. возможность формирования образа угрозы.

Здесь необходимо вернуться к рассмотрению понятия угрозы, о которой мы неоднократно говорили в предыдущих главах. Эта необходимость связана с тем, что понятие «образ угрозы» возникло в связи с проблемой напряженности конфликта и вне научного внимания прошла антитеза - «образ друга», который слагается из ряда компонентов, в том числе и в виде второго критерия оценки взаимоотношений - способности среды удовлетворять потребности, в первую очередь материальные. Как правило, в обыденном экологическом сознании фиксируются только те элементы природы, которые или не могут полностью удовлетворить потребность, или препятствуют этому удовлетворению. Если потребность полностью удовлетворяется тем или иным объектом природы и это не требует дополнительных усилий, то этот процесс как бы исчезает из экологического сознания. Так, человек не думает о воздухе, которым он дышит, о воде, которую он пьет. Эти явления привлекают его внимание, лишь когда возникают какие-либо затруднения или они приобретают свойства, отличающие их от привычного. Так, в жаркий день в сосновом лесу нас невольно привлекает аромат насыщенного запахами смолы воздуха, но вскоре он становится привычным и исчезает из сферы внимания.

Следует отметить, что практически все компоненты той части концептуальной модели, которая формирует образ друга - созерцательность объектов природы, ее связь с рядом духовных потребностей и т. п., выражены слабее, чем образ угрозы, так же как и та часть экологического сознания, которая связана с заботой о природе и ответственностью за нее. Забегая вперед, скажем, что преодоление этого дисбаланса является основной задачей экологического воспитания.

На базе концептуальной модели взаимоотношения человека и природы в экологическом сознании формируется модель взаимоотношений между субъектом и теми социальными структурами, в которые включен этот субъект, начиная с таких ячеек, как семья и профессиональный коллектив, и кончая этносом и государством. Это связано с тем, что особенности среды накладывают отпечаток на особенности социальных отношений, а особенности социальных отношений влияют на отношение человека к природе. Хорошо известно, что индивидуальная картина сознания, в том числе и экологического, находится в тесной зависимости от требований, предъявляемых к личности общественными структурами, - это нормы морали, этики, поведения, о которых мы говорили ранее. Сложность этой зависимости связана с тем, что интересы субъекта могут совпадать с интересами и ценностями одной общественной формации и не совпадать с другой.

Одним из ярких примеров такого несовпадения является ситуация, которая возникла в тех слаборазвитых странах, где произрастает сырье для производства наркотиков - кокаина, гашиша, опиума, морфия, героина. Неразвитая экономика этих стран, перенаселенность и ряд других факторов заставляют местных жителей сеять эти растения. Зависимость условий жизни от объема производимого наркотического материала отражается'в экологическом сознании жителей этих стран. Идея не только допустимости, но и необходимости производства наркотиков усиливается благодаря идеологическому и экономическому давлению организаторов наркобизнеса. Этому способствуют и некоторые элементы сознания, уходящие в далекое прошлое и связанные с ритуальным использованием наркотиков. В то же время государственные структуры, передовая часть общества, межгосударственные формации пытаются изменить экологическое сознание крестьян путем экономического воздействия, внедряя передовые технологии производства высокодоходной сельскохозяйственной продукции.

Проблема связи экономики и экологического сознания достаточно ясна, и имеются серьезные работы в этой области (см., напр., Y.F.Engel и соавт.), однако использование этой связи для решения практических проблем требует серьезных дополнительных разработок. Необходимость формирования концептуальной модели экологических аспектов взаимоотношения между субъектом и общественными структурами базируется еще и на том, что в современных условиях экологическое поведение, обеспечивающее решение любой экологической проблемы, должно быть коллективным, поскольку проблема «я и природа» становится неизмеримо малой по сравнению со все возрастающей по значению проблемой «мы и природа».

На основании сформированной в экологическом сознании концептуальной модели, содержащей общие принципы взаимоотношений человека и природы, формируется множество концептуальных моделей, отражающих конкретные проблемы, возникающие при этих взаимоотношениях. Особенностью этих моделей является то, что в ряде случаев частная концептуальная модель может быть построена на основе осознанного отторжения, отрицания тех принципиальных положений, которые были положены в основу общей концептуальной модели. Это может быть случай выбора наименьшего из двух зол, а также и временная необходимость поступиться своими принципами ради какой-либо крупной выгоды.

На базе этих концептуальных моделей формируется концептуальная модель экологического поведения, исходя из которого определяются стратегия поведения, выбор программы действий. В основе экологического поведения лежит определенная формулировка цели, которая включает не только действия, направленные на удовлетворение потребностей или их ограничение, но и на предотвращение или компенсацию неблагоприятных аспектов взаимодействия со средой. Формулировка цели может включать учет возможных коллективных действий, направленных на поддержку или предотвращение того или иного события, борьбу против планируемого экологического поведения, если оно противоречит нормативным установкам общества. Это говорит о том, что индивидуальное экологическое поведение, как и сознание, теснейшим образом связано с коллективным поведением, коллективным сознанием.

Наиболее отчетливо это проявляется при обдумывании или обсуждении каких-либо общественных мероприятий, связанных с воздействием на природу. Так, возможность строительства крупных гидроэлектростанций, ведущих к перекрытию рек, сооружения атомных электростанций или перспективы горных промышленных работ во многом определяют содержание и направленность экологического поведения, связанного с решением вопроса о соотношении выгод, приносимых этими технико-экономическими решениями, и потерь, наносимых ими.

Говоря о соотношениях индивидуального и коллективного экологического сознания, следует особо выделить составляющую, определяемую направленным, целевым формированием сознания со стороны государственных, правительственных и партийных структур, превращающих массы в послушный инструмент политики власти, которая осуществляется не только через средства массовой информации, но и путем влияния других форм социального окружения.

Такая множественность факторов, влияющих на экологическое сознание и экологическое поведение, и обуславливает появление упомянутого нами ранее расхождения между экологическим сознанием и экологическим поведением в процессе решения частных экологических проблем. Именно это лежит в основе появления конфликтных ситуаций, когда принципы, положенные в основу экологического сознания, требуют, например, принятия мер, ограничивающих воздействие на природу, а экологическое поведение определяется действиями, навязанными более высокими по иерархии общественными структурами или обществом в целом, которые усугубляют наносимый природе вред.

Нередки и другие случаи, когда экологическое сознание индивида, базирующееся на потребительском отношении к природе, на доминировании мотивов удовлетворения материальных потребностей, сталкивается с общественным запретом или ограничением возможности реализации этих потребностей.

Таким образом, поле экологического сознания является ареной, на которой сталкиваются различные понятия и установки, отражающие содержание и значимость разных аспектов взаимодействия человека с природой, одни из которых выступают в качестве побудительных причин, а другие - в виде запретов, накладываемых извне или возникших в индивидуальном сознании в результате учета прошлого опыта. Конструкты, которыми оперирует экологическое сознание, оказываются внутренне противоречивыми, что и определяет признаки экологического сознания как неустойчивой системы.

В предыдущих главах мы относительно подробно рассмотрели некоторые вопросы таких противоречий. Однако сложность проблемы экологического сознания заключается в том, что множественность возникающих проблем не позволяет принимать решения, основывающиеся на двойственном полярном принципе - да или нет, хорошо или плохо, полезно или вредно и т. п., как это происходит в простых ситуациях, где действуют законы формальной логики.

«Хорошо», как результат оценки одного аспекта проблемы, оказывается «плохо» при рассмотрении этой проблемы в другом аспекте. Именно такая сложность и является причиной острых дискуссий, которые возникают при решении экологических проблем любого уровня и значимости, различие лишь в числе вовлеченных в дискуссию лиц или организаций, защищающих интересы тех или иных общественных формаций. Аналогичные таким дискуссиям процессы происходят и в экологическом сознании человека, вырабатывающего решение какой-либо проблемной экологической ситуации. Гамлетовское «быть или не быть» касается не только проблемы бытия, оно в той или иной формулировке присутствует в любой проблеме, особенно экологической. Каждый может легко вспомнить о тех сомнениях, которые возникали у него в процессе принятия какого-либо экологического решения.

Рассмотрим в качестве примера актуальную в недавнем прошлом проблему изменения течения больших северных рек. Ни у кого из сторонников и противников проекта не возникало сомнения, что в нем есть хорошие стороны, позволяющие оживить засушливые и пустынные территории. Каждая из противоборствующих сторон также хорошо знала и о тех неблагоприятных последствиях поворота течения рек, которые могли бы возникнуть при реализации этого плана. Противоречивость позиций привела и к противоречивости аргументации, где защитники оперировали не очень проработанными экономическими доводами, а противники опирались больше на эмоциональные компоненты дискуссии, которая в ряде случаев напоминала «разговор» двух глухих.

Можно привести и другие аналогичные случаи, например строительство ленинградской дамбы в Маркизовой луже Финского залива, призванной защитить город от разрушительных наводнений, или неудачный, но осуществленный проект перекрытия залива Кара-Богаз-Гол и т. п.

Рассмотренные примеры приводят к мысли, что активное, действенное экологическое сознание и активное экологическое поведение должны включать в себя как обязательный компонент поиск компромиссного решения, которое должно быть основано на построении и изучении многомерной модели экологической проблемы, а не на последовательном переборе дипольных, якобы непересекающихся альтернатив. Анализ огромного числа экологических проблем, начиная от глобальных и кончая мелкими, местными, привел нас к мысли, что решение любой экологической проблемы возможно только на основе компромиссного, субоптимального для каждой из конфликтующих сторон решения.

Сложность экологического сознания обусловлена не только объективной трудностью, запутанностью природных отношений и экономических факторов, она во многом связана с одной очень сложной характеристикой индивидуального экологического сознания, основанной на рефлексии.

В предыдущих разделах мы уже не один раз упоминали о том, что в основе экологического сознания лежит противопоставление «Я» и «неЯ», которое реализуется в виде отчуждения себя от среды. Вместе с тем указывалось и на то, что сохраняются, правда в редуцированном виде по сравнению с начальными фазами развития сознания, элементы растворения себя в природе, т. е. элементы единства человека и среды, которые в сегодняшнем экологическом сознании, вероятно, потеряли свой активный характер и трансформировались в преимущественно созерцательные компоненты сознания. Однако они не исчезли полностью, а сохраняются и, более того, их значимость возрастает в случае, когда человек попадает в реальную или прогнозируемую, виртуальную экологическую катастрофу. Это значит, что в нашей схеме «Я» versus «неЯ», «неЯ» возникло как следствие отчуждения «Я», и, наоборот, в концепцию «неЯ» вошел образ «Я», отличный от «Я» в оппозиции к «неЯ». Это не супер-эго в трактовке З.Фрейда и не один из юнговских архетипов. «Я» в «неЯ», скорее, можно аналогизировать с образом двуликого Януса, т. е. он выступает как аспект рассмотрения оппозиционного «Я». Конечно, «Я» в «неЯ» в большей степени, чем «Я» в оппозиции, отражает общественное, коллективное самосознание, выступающее как структура контролирующего и корректирующего «Я» в его противопоставлении с «неЯ». Мы, вероятно, не будем далеки от истины, если предположим, что «Я» в «неЯ» выступает как экологическая совесть, обычно приписываемая фрейдовскому супер-эго, или как общественный экологический защитник, препятствующий замыслам насилия, разрушения природы.

Совместно с нашими сотрудниками и в содружестве с другими коллективами мы в течение многих лет изучали психологическое и психофизиологическое состояние жителей районов экологического бедствия, начиная с ашхабадского землетрясения, сейсмических катастроф в Ташкенте, Спитаке, Дагестане, в районах, затронутых чернобыльской катастрофой, в местах экологического бедствия в регионе Караганды и других аналогичных регионах. Обнаружилось, что существенным элементом в картине сознания у людей, переживших экологическую катастрофу, было отчетливое, хотя и не очень конкретизированное чувство вины, даже предательства по отношению к природе. Само экологическое бедствие явно или где-то в уголках сознания воспринималось и оценивалось как наказание со стороны природы или как божья кара!

Более тщательное и тонкое исследование обыденного экологического сознания*, не связанного с пережитыми в прошлом экологическими катастрофами и отражающего более или менее спокойную стабильную экологическую сферу, показало, что роль «Я» в «неЯ» хотя и не выступает в явном виде, но во многом определяет виды и варианты экологического сознания и экологического поведения. Надо отметить, что это влияние более выражено у жителей промышленных мегаполисов, чем у жителей сельских районов.

Все вышерассмотренные особенности и характеристики экологического сознания позволяют, используя некоторые классификационные критерии, выделить из искусственно ограниченного нами набора ряд видов экологического сознания. Конечно, строго говоря, вариантов экологического сознания столько же, сколько людей, поскольку экологическое сознание всегда индивидуально, но все-таки удается провести классификацию этого множества и в конечном счете свести эти варианты в определенную систему, которая позволяет выделить четыре типичные формы экологического сознания.

* Напомним, что под обыденным экологическим сознанием мы понимаем экологическое сознание человека, сформировавшееся под влиянием собственного опыта и мнения окружающих без использования научных данных и направленного экологического воспитания.

Первая форма, которая названа нами сознанием отрицания, характеризуется тем, что в ней доминирующую роль играет очень глубокий разрыв между «Я» и «неЯ», а «Я» в «неЯ» предельно заторможено. Суть этой формы экологического сознания заключается в том, что информация о характере и содержании экологических связей, их значимости для настоящего и будущего человека и общества, поступающая либо через непосредственные сенсорные контакты с изменяющимся фактором или условиями, либо опосредованно через понятийную коммуникацию, отвергается сознанием как не имеющая отношения к субъекту или к той группе, в коллективное сознание которой эта информация поступает.

Возникает феномен «меня это не касается». Наиболее часто такая форма сознания появляется в тех случаях, когда изменение внешней среды наступает очень медленно или неблагоприятные результаты антропогенного воздействия на природу остаются компенсированными и существуют лишь в неявном виде, а действие фактора на человека или общество нивелируется либо привыканием, либо соответствующей адекватной адаптацией, не требующей кардинальной перестройки гомеостатического регулирования. Однако наиболее часто мы встречаемся с сознанием отрицания в тех случаях, когда неблагоприятная экологическая ситуация не сказывается на экологическом благополучии субъекта или общества или даже приводит к расширению возможности удовлетворения потребностей.

Нередки случаи, когда сознание отрицания возникает и при выраженных неблагоприятных изменениях экологической обстановки, но наличие мощных целенаправленных и хорошо организованных потоков дезинформации формирует у людей, подвергшихся этой обработке, представление о незначительности возникающих изменений. Сознание отрицания очень тесно связано с коллективным сознанием и зависит от него, а также от влияния расхожих штампов, особенно в тех случаях, когда они носят успокоительный характер. В этом случае возникает любопытная ситуация: сочетание большой зависимости от общественных штампов с игнорированием иногда с пренебрежением и насмешкой, научной информации, обращенной к разуму субъекта. Характерным для сознания отрицания является почти полное отсутствие в нем прогнозных элементов, ориентация только на текущие события.

Направленность экологического сознания отрицания интернальна, оно охотно принимает различные маски, воспринимая экологические проблемы как политические, экономические, конфессиональные или националистические. В связи с этим в сознании отрицания очень мало запретов, ограничений, доминирует равнодушие по отношению к природе, которое иногда переходит в полное игнорирование всех экологических проблем.

При этой форме экологического сознания человек, оценивая информацию об экологической обстановке, может относиться к ней как к чему-то, что вряд ли коснется его или коллектива, частью которого он является, и лишь фиксирует эту информацию где-то на периферии долговременной памяти. Так мы, получая информацию о взрыве сверхновой звезды в далекой галактике, т. е. информацию о катастрофе космического плана, фиксируем это событие, но не включаем его в текущее экологическое сознание. На то же указывает и другой, полярный по масштабам пример, когда какое-либо местное событие, например открытая стоянка автомобилей перед окнами дома и связанные с этим шум и загрязнение воздуха, вызывают активность одних жильцов, оставляя других спокойными и равнодушными.

Приведенные примеры заставляют предполагать, что сознание отрицания может быть одним из проявлений состояния экологического сознания, которое обусловлено малой значимостью ситуации, заторможенностью психической деятельности, исходной установкой и т. п., или может быть неотъемлемым, инвариантным свойством экологического сознания, проявляющимся при всех актах этого сознания, подобно тому различию тревоги как состояния и тревожности как свойства психики.

Рассматривая сознание отрицания, мы должны описать одну его форму, возникающую в тех случаях, когда человек находится в ситуации, где он сталкивается с фатальной неизбежностью, неотвратимостью таких изменений внешней среды, которые могут нанести ему ущерб или даже привести к гибели, а все допустимые варианты поведения, направленного на уход, защиту или предотвращение угрозы, оказываются неэффективными. В этой ситуации у некоторых людей практически полностью выключается осознание внешнего мира и они погружаются в иллюзорный замкнутый мир, в котором отсутствует реальная ситуация. Здесь проявляется эффект самообмана, выбрасывания из сферы сознания образа угрозы. Это подтверждают данные «черных ящиков», содержащие запись переговоров членов экипажей самолетов, потерпевших катастрофу. Многие из нас испытывали состояние, когда ситуация неотвратимого несчастья кажется сном и возникает мысль: «Вот проснусь, и все будет как прежде».

При таком состоянии сознания наблюдается и своеобразная картина поведения: в нем доминируют стереотипные действия, которые были характерными до появления угрозы, но оказываются полностью неадекватными для реальной ситуации, т. е. сознание теряет контроль за результатами действия. Нормальный при динамических изменениях экологической среды поиск вариантов оценки путей реализации адекватных для данной ситуации форм поведения в этом случае практически полностью исчезает.

Наиболее ярко с таким проявлением экологического сознания и поведения мы впервые столкнулись при обследовании лиц, проживавших в Ташкенте в 1968 г. во время длительно продолжавшегося землетрясения, и спасателей, прибывших туда из других мест для оказания помощи. Примерно к концу первой недели подземные толчки вошли в сознание большей части населения как естественный, неотъемлемый элемент окружающего мира - примерно такой же, как загазованность воздуха в местах скопления автомобилей, грязь на улицах, несоблюдение правил уличного движения, т. е. перешли в разряд таких факторов, о которых говорят «неприятно, но жить можно», несмотря на то, что продолжались случаи гибели или травматизма людей. Более того, почти все жители с удовольствием рассказывали друг другу анекдоты, обыгрывающие трагедию в юмористических тонах, хотя они сами или их близкие пострадали от разрушения домов.

Более выраженное проявление такого состояния мы наблюдали у некоторых людей при обследовании в Дагестане, у которых после однократного мощного подземного толчка были разрушены дома и погибли или были травмированы близкие. Очевидец сообщил следующее: «Я вышел во двор своего дома и вдруг почувствовал сильный толчок. Раздались крики людей, потух уличный фонарь возле моего дома, завыли собаки. Начали падать дома, забегали люди, появились пожары. Я обернулся, смотрю - упала крыша моего дома, развалилась стена. Я знаю, что там у меня мама, жена, дети, что надо их спасать, но я стоял и смотрел, как будто все это происходит в кино, и ничего не делал, потом пришел сосед и "разбудил" меня».

В зонах радионуклидного загрязнения после чернобыльской аварии остались семьи, которые наотрез отказались от эвакуации в подготовленные безопасные места проживания, убегали и прятались во время подготовки к переселению. Были люди, которые, игнорируя запреты, предупреждения и разъяснения, продолжали принимать зараженную цезием и стронцием пищу. Некоторые семьи, эвакуированные в безопасные места, через некоторое время возвращались в загрязненную зону.

Такое повед