Специфика теоретического познания

Эмпирические методы хотя и играют важную роль в научном познании, однако только ими оно не ограничивается. Не менее важную роль играют и теоретические способы познания. Общепринятое деление научного познания на два уровня – эмпирический и теоретический – носит условный характер.

В целях изучения научного познания как формы знания выделение этих уровней совершенно оправдано, так как задачей этого исследования как раз и является анализ специфики научного познания по сравнению с другими типами познания. В частности, выделение и анализ эмпирических методов научного познания позволяет показать специфику научного знания по сравнению с такими формами познания, где эмпирических методов нет вообще или им не отводится особая роль. Однако если посмотреть на науку как на совокупность приемов, методов и процедур разрешения конкретных проблем, то такое деление носит достаточно условный характер.

Наука как развивающаяся форма знания представляет собой неразрывное единство тесно связанных, взаимозависящих и влияющих друг на друга эмпирических и теоретических сторон, методов, способов и приемов, которые используются для решения тех и или иных конкретных научных проблем. Тесная связь эмпирического и теоретического уровней научного познания проявляется, в частности, в том, что, без соответствующего прибора или устройства нельзя произвести наблюдения, эксперименты или измерения. Эти приборы и устройства являются сложными артефактами, которые построены на основе определенных теоретических представлений, без знания которых они не могли бы быть созданы. Эмпирические данные, которые получают при помощи этих приборов и устройств ценны не сами по себе, а как материал, который используется для поиска общих закономерностей или для подтверждения уже существующих теоретических представлений.

Общей особенностью теоретического знания является то, что та информация, которая в нем содержится, всегда имеет не чисто эмпирическое происхождение и всегда выходит за пределы того, что может восприниматься чувственно.

Следует заметить, что «действительность», воспринимаемая на чисто чувственном уровне – это лишь одни элементарные ощущения. Восприятия и представления хотя и относятся к эмпирическому уровню познания, однако даже они содержат в себе интеллектуальный момент. Дело в том, что в структуре любых восприятий и представлений всегда присутствует два элемента:

- с одной стороны, содержание восприятий и представлений всегда состоит из определенных ощущений;

- с другой стороны, любое восприятие и представление – это не неупорядоченное множество ощущений, а их определенная связь и организация.

Конкретная связь между ощущениями как то, что организует их множество в виде некоторой целостности (гештальта), что всегда позволяет выделить некоторую «фигуру» на «фоне», явно выходит за пределы чисто чувственного отношения к миру.

Анализ – это такая операция, в процессе выполнения которой происходит мысленное разложение сложного и составного на входящие в него простые элементы. Синтез – это обратная операция, когда выделенные в результате анализа элементы вновь осознаются в качестве целостности, как некоторая организованная и упорядоченная система связей и отношений. Анализ и синтез не являются специализированными методами научного познания, а являются одними из самых общих приемов теоретического познания вообще.

Аналитико-синтезирующая деятельность сознания, как правило, сопровождается мысленным выделением каких-либо связей и отношений, которые признаются «существенными» и, наоборот, отвлечением от тех, которые почему-либо оказываются «несущественными». То, что признается «существенным» и «несущественным» зависит от целого ряда факторов. В первую очередь, от:

1. Уровня психического развития субъекта познания;

2. Его установки (интереса);

3. Тех конкретных знаний, которыми он уже обладает, будучи членом какого-либо сообщества людей и принадлежа к какой-либо культуре.

Даже на примере рассмотрения таких общих и относительно простых способов теоретической деятельности, как анализ и синтез видно, что теоретический способ познания имеет принципиальное отличие от способа чисто эмпирического. Это отличие состоит, прежде всего, в том, что те связи и отношения, которые мысленно фиксируются в результате любого вида теоретической деятельности, не являются простым отражением и воспроизведением того, что существует во внешней действительности и что дано эмпирически.

Выделение существенного и отвлечение его от несущественного – это уже результат умственной, теоретической деятельности. Данные житейских наблюдений, материалы возрастной психологии и истории культуры содержат материал, который можно использовать для иллюстрации сказанного. Знания о том, что, например, дуновение ветра приводит к покачиванию деревьев, а не наоборот и то, что процессы в природе подчиняется своим собственным внутренним и естественным закономерностям, а не зависят от воли и желания кого бы то ни было уже представляют собой результаты обдуманного теоретического отношения к миру, и не являются тем, что дано сразу и эмпирически. Даже такое, казалось бы, несложное знание, не является, в полном смысле этого слова, «опытным» и «наглядным».

Неспособность отделить существенное от несущественного и разделить воспринимаемое на то, что относится к субъекту и объекту как раз и лежит в основе примитивного мифологического представления о мире. Панпсихологизм и своеобразная «трансцендентальная социология», в рамках которой природа понимается по аналогии с внутренним миром человека и социумом, – это типичная установка мифологически-чудесного отношения к миру.

Для понимания специфики теоретического познания важным является понимание того, что этот вид познания ни в коем случае не является простым психическим отражением внешнего мира. Дело в том, что спецификой умозрительно-теоретического знания является как раз то, что ему часто в буквальном смысле ничто не соответствует в реальности как внешней наблюдаемой действительности. Обладая достаточно сложной и развитой системой знания, человек получает его из нескольких источников:

- Во-первых, знания – это результат чувственного контакта с реальностью. Без такого контакта у человека не было бы того, что составляет эмпирическое содержание ощущений, восприятий и представлений;

- Во-вторых, предпосылкой знаний являются присущие человеку формы мыслительной деятельности, в процессе осуществления которой формулируются суждения и делаются умозаключения.

- В-третьих, важным источником знаний для человека является тот конкретный культурный контекст в виде определенных представлений, категорий и мировоззренческих схем, который создан предшествующими поколениями и который определяет исходное поле и горизонт актуального и мыслимого.

Знание, которым может обладать человек, имеет достаточно сложную природу и ему часто ничего нельзя сопоставить во внешнем, чувственно воспринимаемом мире. Для того чтобы наглядно разъяснить это рассмотрим следующий пример.

Человек, допустим, может спросить себя о том, откуда он знает, что «5» больше, чем «3» или почему он считает, что если 5 килограммов легче, чем 7 килограммов, а 7 легче, чем 10, то, 5 легче, чем 10? Его ответ, возможно, будет таков: «То, что я обладаю этими знаниями, в конечном итоге, есть следствие соответствующего устройства природы как внешнего по отношению ко мне мира. Посмотрите на этот мир, и вы увидите, что то, что вы «знаете», изначально, до всякого познания, в таком виде уже содержится в природе. В частности, разве не видно, что, допустим, 5 камней или орехов – это больше чем 3? Положите на весы что-либо, что весит 5, 7 и 10 килограммов, и вы увидите, как более тяжелое перевешивает более легкое. Таким образом, то, что вы знаете «в уме», весы тоже по-своему «знают». В том смысле, что они никогда не ошибаются, определяя соответствующие весовые пропорции. Поэтому, в конечном итоге, ваше знание, несмотря на всю его абстрактность, является лишь отражением того, что существует и так».

Казалось бы, все понятно. Тем более что примерно такой взгляд на теоретическое знание как отражение существующих в природе связей соответствует, например, представлениям Дж. Ст. Милля, которые он развил в середине XIX в. в работе «Система логики».

Проблема, однако, в том, что могут быть и более сложные ситуации. Размышляя, допустим, в рамках арифметики, можно оперировать понятием отрицательного числа, думать, например, о числе «-5». Думая в рамках геометрии, можно представить себе треугольник, все стороны которого – это кривые линии. При этих условиях, в частности, нетрудно вообразить себе треугольник, который образован взаимным пересечением кривых линий, и сумма углов которого равняется 270°. Занимаясь математикой, можно строить достаточно сложные мыслимые миры, открывая для себя разнообразные смысловые отношения между абстракциями, которым в прямом смысле ничего не соответствует в эмпирически воспринимаемом мире. Отрицательные числа – это явный продукт интеллектуальной деятельности, который получен в результате сопоставления умозрительных абстракций и которому ничего не соответствует в наблюдаемом мире. То же самое можно сказать о т.н. «мнимых числах», которые получаются в результате применения операции «√» (извлечение квадратного корня) к отрицательным числам, понятии бесконечности и огромном числе других понятий и алгоритмов, которые создаются посредством умозрительной деятельности.

Если, например, попытаться объяснить каким образом в сознании человека возникло представление о такой математической операции, как «√», то ответ на него может выглядеть следующим образом. Допустим, что дело обстоит так, как это себе представляют сторонники чистого эмпиризма и натуральные числа являются отражением в сознании множества отдельных вещей материального мира. Тогда одному ореху или камню будет соответствовать представление о «1», двум предметам – «2» и т.д. Согласимся даже и с тем, что в основе операции «+» лежит синтез представлений об отдельных вещах, т.е. с тем, что эта операция мысленно как бы воспроизводит существование наблюдаемого множества реально существующих вещей как целостности или суммы. Допустим, в вещественном мире этому будет соответствовать куча орехов или камней. Тогда наблюдаемый процесс собирания отдельных вещей в кучу – это исходный чувственно воспринимаемый аналог, которому в психологическом плене будет соответствовать операция «+». Рассуждая таким образом, мы пока находимся в рамках эмпиризма. То есть, предполагаем, что для любой умственной операции можно подобрать хотя бы отдаленный аналог, который относится к области чувственно воспринимаемого внешнего мира.

Но как таким же образом объяснить операцию возведения в степень, т.е. умножение числа на себя? Операция умножения является более эффективной операцией, чем сложение, так как, используя ее, можно быстрее сосчитать сумму, чем если просто складывать числа одно за другим. Действительно: 3² = 9 быстрее и эффективнее, чем 3+3+3 = 9. Однако для операций умножения и возведения в степень гораздо труднее подыскать какой-либо непосредственно наблюдаемый чувственный аналог. Ее можно объяснить не отражение внешнего мира, а как результат рефлексии сознания над ранее проделанной операцией сложения. Вместо выполнения рутинной и утомительной операции 10+10+10+10+10+10+10+10+10+10 = 100 можно в конце концов понять, что 10² = 100, т.е. понять, что десять раз сложить одно и то же число – это то же самое, что и один раз умножить его на себя.

Если в основе математического сложения как умозрительной операцией, может быть, и лежит наблюдение над чувственно воспринимаемым миром вещей как множественной целостностью, то в основе математической операции умножение как умозрительной операцией лежит уже мысленное наблюдение за особенностями другой умозрительной операцией – сложением. Наконец, умозрительная операция «√» является действием, которое обратно операции умножения, т.е. является результатом рефлексии над ней. Действительно: квадратный корень из числа «x» – это такое число, квадрат которого есть результат умножения «x» на себя. Например, 10² = 100, а √100 = 10.

Таким образом, на примере попытки реконструкции процесса генезиса в сознании мысли об относительно простой операции «√» можно заметить следующее. Сколько-нибудь развитые и абстрактные мысли ни в коем случае не являются простым воспроизведением в сознании человека чего бы то ни было, что существует в вещественном мире и что первоначально предстает в виде отдельных ощущений, восприятий и представлений. Не копирующая и отражающая, а открывающая и созидающая новые смыслы, понятия и представления работа сознания, в основе которой лежит умственная обработка других смыслов, понятий и представлений – это факт, достаточно давно ставший очевидным для философской теории познания. В частности, в работе «Познание и действительность» представителя марбургского неокантианства Эрнста Кассирера достаточно убедительно было обосновано, что число оказывается сложным мыслительным образованием, которое не имеет никакого непосредственно чувственного отображения в свойствах физических предметов. Следует понимать, что не только абстрактные миры математики, но даже естественные и обыденные восприятия ни в коем случае не являются непосредственным и полным отражением внешнего мира.

Необходимо подчеркнуть, что важным источником знаний является тот культурный контекст смыслов, в рамках которого живет каждый человек. В отличие от животных, люди всю жизнь живут в рамках определенного символического контекста, созданного задолго до них. Этот контекст в виде соответствующих смыслов обыденных слов и лингвистических конструкций языков, принятых в некотором сообществе способов и приемов интерпретации в виде специально-научных терминов и определенных мыслительных парадигм неизбежно предопределяет и задает тематику и направление возможного в их рамках дискурса и интереса. Значение и роль культурного контекста смыслов можно уяснить на простом примере. Достаточно представить две культуры, в одной из которых стандарты рационального способа познания мира являются абсолютной ценностью, а в другой о них совершенно ничего не знают. Из того, что, допустим, логический закон тождества является абсолютной истиной, в которой, по мнению представителей одной культуры, даже невозможно усомниться вовсе не следует, что в рамках другой культуры о нем вообще будут что-либо знать. Человек живущий в рамках культуры, где общеприняты мифолого-магические способы понимания и интерпретации действительности, имеет те же самые органы чувств и потенциально те же самые высшие мыслительные способности что и тот, кто живет в мире, где культивируются стандарты рациональной интерпретации. Несмотря на то, что психосоматическая конституция у этих людей во многом сходная, представления о том, что «может быть» и что «невозможно в принципе» у них будут совершенно разными.