Становление национальных государств
Великая смута.
Ведя войну за независимость, латиноамериканские революционеры надеялись повторить опыт освобождения 13 английских колоний Северной Америки, которые, сплотившись в Соединенные Штаты, быстро двинулись вперед по пути прогресса. Ведь как минимум у испаноамериканских народов имелись те же необходимые предпосылки - общность территории, языка, нравов, религии.
Однако процесс распада, начавшийся в годы войны развалом Рио-де-ла-Платы на Аргентину, Боливию, Парагвай и Уругвай, приобретал все более угрожающий характер. В 1830 г. он затронул созданную Боливаром Колумбию, на месте которой вновь возникли Венесуэла, Эквадор и Новая Гранада. Отделившаяся от Мексики в 1823 г. Центральная Америка, в свою очередь, раскололась в 1838-1841 гг. на Гватемалу, Гондурас, Коста-Рику, Никарагуа и Сальвадор. В 1844 г. бывшая испанская колония на Гаити выделилась в Доминиканскую Республику. И таким образом, с учетом Перу, Чили, Бразилии и Гаити, образовалось 18 независимых государств. Драматизм состоял в том, что распад происходил в обстановке бесконечных междоусобных войн, которые не утихали и в обособившихся странах, включая и как будто благополучную Бразилию. В итоге вместо процветания достигнутая свобода вылилась в братоубийство и стоила латиноамериканцам большей крови, нежели ее завоевание. В чем же дело?
Есть в науке понятие «забегания» революции за пределы объективной зрелости условий для нее. Оно обычно связывается с активной деятельностью низов по углублению реформ и считается необходимым для того, чтобы в момент неизбежного «отката» революции буржуазия могла завладеть теми ее плодами, которые действительно созрели. Но, как свидетельствует опыт Латинской Америки, буржуазия тоже способна заводить свои революции гораздо дальше объективной ступени зрелости.
В происходивших на континенте процессах радикальные буржуазные реформаторы, названные после войны либералами, видели борьбу взаимоисключающих сил «варварства» и «цивилизации». Разрушая «варварские» формы хозяйства, отнимая средства производства у народа и отдавая их буржуазии, они полагали, что эти средства очень скоро заработают в результате бурного роста ничем не ограниченной теперь торговли с Англией, притока иностранного капитала и европейских переселенцев, неся народу «цивилизацию». Но «фабрика мира» не спешила вкладывать огромные капиталы в разрушенную войной местную горнорудную промышленность, продукты тропического земледелия предпочитала ввозить либо из США (хлопок), либо из собственных многочисленных колоний, а путь на свой рынок другим сельхозпродуктам из Америки преградила «хлебными законами». Только с середины XIX в., когда промышленный переворот распространится на другие державы Европы и на США, положение изменится к лучшему. Однако до этого времени предстояло прожить еще четверть столетия.
А тем временем в Латинской Америке воцарился театр абсурда: народ ограблен и лишен возможности пропитаться самостоятельно, свирепствуют законы о «бродягах», а отнятые средства производства свалены мертвым капиталом у ног буржуазии, которая не способна даже дать трудящимся заработать на жизнь. Вдобавок вместо «цивилизаторов» на континент двинулись полчища спекулянтов из Европы и, пользуясь острой нуждой латиноамериканцев в деньгах, скупали за бесценок последнее.
Еще больше семян для ненависти к себе либералы посеяли в провинциях. Прежде состояние дел у местных латифундистов, торговцев, владельцев мануфактур зависело от процветания экспортных отраслей. В свою очередь, от состояния местного производства зависел и достаток большинства населения (только надомным ткачеством для «рассеянных» мануфактур в 1813 г. подрабатывали в лаплатской провинции Кордова 22% домохозяек в городе и 76% в деревне). Упадок горнодобычи и застой в агроэкспорте нарушили эту зависимость, а конкуренция хлынувших на континент дешевых фабричных изделий из Англии довершала опустошение провинций. Эта картина приводила в ужас местных буржуа, и они требовали немедленного отказа от фритредерства («фри тред» - свобода торговли). Поскольку это были люди состоятельные, их нельзя было, как народ, отстранить от политики никакими цензами. Завладевая теми полномочиями на местах, которые провозглашали сами же либеральные федеративные конституции, они использовали провинциальную автономию для введения запретов на ввоз иностранных товаров и вывоз сырья, обложения высокими налогами транзитных перевозок и прочих мер, защищавших провинции, но парализовавших политику либерального центра. Когда же центр пытался остановить парад суверенитетов, он сталкивался с местным ополчением, опытными военными вожаками - каудильо из среды тех же латифундистов и массовой поддержкой их местным населением.
Не понимая глубинных причин наступившего хаоса, видя их в «варварстве» народа или кознях провинциальных каудильо, либералы стремились ускорить преобразования и этим еще более разрушали хозяйственные и иные общественные связи, усугубляя кризис и всеобщую вражду. Внутренне ослабленные, раздираемые гражданскими войнами страны Латинской Америки оказывались беззащитными перед лицом внешней опасности. Так, в трагедию для Мексики вылилось к 1836 г. поощрение либералами иностранной иммиграции, когда большинство населения пограничного Техаса составили американские колонисты. Они, вместо того чтобы нести «цивилизацию» в Мексику, наоборот, увели Техас из Мексики в «цивилизацию»., сначала провозгласив его независимость, а затем включив в состав США. Последовавшая американо-мексиканская война 1846-1847 гг. стоила Мексике множества жизней и 51% ее территории - той самой, на которой ныне, помимо Техаса, находятся в США Нью-Мексико, Аризона, Калифорния, Невада, Юта и частично Колорадо, Оклахома, Канзас и Вайоминг.
Презрение к собственным народам и их «варварским» ценностям сочеталось у либералов Латинской Америки с раболепием перед всем иностранным, особенно англосаксонским. Достаточно сопоставить декреты Боливара от 1820 и 1823 гг. для Колумбии, один из которых к экспроприируемым реаленговым «пустырям» прибавлял земли индейской общины, а другой бесплатно выделял для европейских иммигрантов 2 млн. га. Крайнее же выражение их космополитизма обнаруживалось в попытке либералов Сальвадора включить в 1822 г. страну в состав США и в признании лидером мексиканских либералов Лоренсо Савалой аннексии Мексики Соединенными Штатами как вполне приемлемого пути в «цивилизацию» (он даже стал вице-президентом независимого Техаса).
Таким образом, борясь во имя светлого «цивилизованного» будущего, либералы безоглядно расправлялись с настоящим. В итоге, вместо того чтобы снять оковы со всего жизнеспособного, имевшегося в обществе, радикальные буржуазные преобразования разрушали это общество, похоронив идею латиноамериканского единства, отдалив мечты о цивилизации и прогрессе, поставив под вопрос само существование молодых независимых государств.
Дата добавления: 2016-05-30; просмотров: 1495;