Искусство 17-18 веков 11 глава
Фламандская скульптура 17 в. развивалась в общем c архитектурой русле барочного искусства. Она не только обильно украшала фасады зданий, но и была многообразно представлена в их интерьерах. Готические и барочные храмы Фландрии хранят прекрасные образцы этой пластики: саркофаги надгробий со статуями усопших, мраморные алтари, покрытые орнаментом резные скамьи для молящихся, насыщенные скульптурным убранством деревянные проповеднические кафедры, исповедальни, подобные архитектурным сооружениям и оформленные кариатидами, барельефами и медальонами. В целом, за исключением надгробных статуй, в которых создавались портретные образы, фламандская скульптура имела ярко выраженный декоративный характер. В сложении особенностей ее художественного языка как бы сливались два могучих источника. С одной стороны, это была возглавляемая Бернини итальянская скульптура, воздействие которой усиливалось благодаря тому, что большинство фламандских мастеров посетило Италию и некоторые из них там подолгу работали. С другой стороны, более мощным было воздействие местной художественной традиции, и в первую очередь искусства Рубенса. Развиваясь в формах барокко, скульптура вбирала в себя и многовековой опыт народного ремесла, древние традиции резьбы по камню и дереву.
В области скульптуры Фландрия 17 в. не дала ни одного великого мастера. И тем не менее общий художественный уровень созданных здесь произведений был весьма высок. Можно говорить о целой плеяде успешно работавших в это время одаренных скульпторов, представленных чаще всего семейными династиями мастеров, уроженцев Брюсселя, Антверпена, Малина и других городов.
К первой половине 17 столетия относится деятельность семьи скульпторов Дюкенуа. Глава ее Жером Дюкенуа (до 1570—1641) был автором чрезвычайно популярной статуи для фонтана, сооруженного неподалеку от брюссельской Гранплас, которая изображает озорного малыша, пускающего струйку воды, известного под названием Маннекен-пис. Маннекен (по-фламандски — человечек) издавна стал настоящим любимцем жителей города, называющих его «самым древним гражданином Брюсселя». Старший сын Жерома, Франсуа Дюкенуа (1594 — 1643), посланный в 1618 г. эрцгерцогом Альбертом в Рим, работал преимущественно в Италии, сотрудничая с Бернини в украшении собора св. Петра. Воздействие художественной среды Рима в значительной мере определило его творческий облик, в силу чего его искусство больше принадлежит Италии, нежели Фландрии. В творчестве другого его сына, Жерома Дюкенуа Младшего (1602—1654), сильнее проявились черты национальной самобытности.
Первоначально заказанное Франсуа, но, по существу, созданное Жеромом надгробие архиепископа Триста в соборе св. Бавона в Генте (1643—1654) является одним из его наиболее значительных произведений. Выполненное из белого и черного мрамора надгробие представляет собой украшенное колоннами и пилястрами сооружение, где саркофаг с полулежащей фигурой архиепископа фланкирован по сторонам расположенными в нишах статуями богоматери и Христа.
Целую школу породило искусство семьи антверпенских мастеров Квеллинов, основателем которой был Арт Квеллин Старший (1609—1668), ученик Франсуа Дюкенуа. Работая с 1650 г. в Амстердаме, он был создателем пышного внешнего и внутреннего убранства городской ратуши. Особенно известно его настенное украшение в одном из залов с массивными фигурами кариатид и свободно исполненными многофигурными барельефами. По возвращении в Антверпен в 1654 г. мастер выполнил множество скульптур для церквей города.
Во второй половине столетия развивалось творчество уже упомянутого Лукаса Файдхербе, который работал первоначально в области скульптуры. Представитель семьи малинских скульпторов, Лукас Файдхербе прошел выучку в мастерской
Рубенса, который любил его больше всех своих учеников. Основные произведения Файдхербе созданы им в Малине и находятся в соборе св. Ромуальда. Это огромный импозантный алтарь (1665—1666) из черного и белого мрамора с золочеными капителями колонн, украшенный барельефами и увенчанный колоссальной (3,75 м) статуей св. Ромуальда. С большим мастерством исполнено и надгробие архиепископа Крюзена (1669). Традиции фламандской пластики выражены здесь гораздо сильнее, чем во внешне более эффектном, но явно подражающем итальянским образцам надгробии епископа д'Алломон (после 1673 г.; Гент, собор св. Бавона) работы льежского мастера Жана Делькура, ученика Бернини. Творчество этого скульптора, отмеченное чертами бравурности и подчеркнутого динамизма форм, носило более традиционно барочный характер. Вместе с тем в произведениях Делькура отразилась нараставшая во фламандской пластике тенденция ко все большей пышности и усложненности художественного образа.
* * *
В начале 17 в. в живописи Фландрии развивается караваджистское направление, которое, однако, не имело здесь такого значения, как в других странах Европы. Если фламандские караваджисты Теодор Ромбоутс (1597—1637) и Герард Сегерс (1591—1651) следовали в своих произведениях установившемуся шаблону, то творчество Абрахама Янсенса (1575—1632) отмечено чертами большей самобытности и свежести. В полнокровности его образов народного типа и ярко выраженной декоративности аллегорических и мифологических композиций ощущается непосредственная связь с традициями национальной живописи. С 1630-х гг. мастера фламандского караваджизма подпадают под влияние искусства Рубенса.
Величайший художник Фландрии и один из замечательных мастеров европейской живописи 17 в. Питер Пауль Рубенс (1577—1640) родился в городе Зигене в Германии, куда во время гражданской войны в Нидерландах эмигрировал отец Рубенса — юрист, игравший некоторую роль в общественной жизни Фландрии. Вскоре после смерти отца мать вместе с сыном возвратилась в Антверпен, где будущий художник получил прекрасное по тому времени образование.
Всесторонне одаренный, стремившийся овладеть всем богатством человеческих знаний, Рубенс очень рано нашел свое основное жизненное призвание в живописи. Уже в 1591 г. он учился сначала у малозначительных художников Тобиаса Верхахта и Адама ван Ноорта. Затем он перешел к Отто ван Веену (Вениусу) - видному представителю позднего нидерландского романизма. Но сам дух живописи романистов остался чужд дарованию Рубенса.
Большое значение для формирования живописного мастерства Рубенса имело непосредственное изучение искусства итальянского Возрождения и современного Рубенсу итальянского искусства. С 1600 по 1608 г. Рубенс жил в Италии, занимая должность придворного художника мантуанского герцога Винченцо Гонзага. Многочисленные копии с произведений великих мастеров Возрождения, близкое знакомство с художественной жизнью Италии расширили художественный кругозор Рубенса. Изучая творчество великих мастеров Высокого Возрождения, он вместе с тем имел возможность учесть опыт борьбы по преодолению маньеризма, которую возглавлял в это время в Италии Караваджо. Вольное переложение Рубенсом картины Караваджо «Положение во гроб» ярко свидетельствует об интересе Рубенса к творчеству этого мастера. Из мастеров Высокого Возрождения Рубенс особенно ценил творчество Леонардо да Винчи, Микеланджело и Тициана. Но по своим живописным особенностям и жизнеощущению искусство Рубенса при всех его связях с итальянским Возрождением с самого начала имело ярко выраженный фламандский характер. Примечательно, что творчество Рубенса по-настоящему развернулось именно по возвращении его во Фландрию и в процессе решения тех художественных задач, которые ставили перед ним условия общественной жизни родной страны.
Заваленный заказами, Рубенс создал огромную мастерскую, которая объединила целую группу талантливых фламандских художников. Здесь было создано колоссальное число больших полотен, украшавших дворцы и храмы многих столиц Европы. Эскиз обычно создавался самим Рубенсом, картина же в большинстве случаев выполнялась его помощниками и учениками. Когда картина была готова, Рубенс проходил ее своей кистью, оживляя ее и устраняя имеющиеся недочеты. Но лучшие картины Рубенса написаны с начала и до конца самим мастером. Творческие достижения Рубенса и его авторитет как одного из образованнейших людей своего времени, наконец, само обаяние его личности определили то высокое положение, которое он занял в общественной жизни Фландрии. Он часто принимал на себя важные дипломатические поручения правителей Фландрии, много путешествовал по странам Западной Европы. Его переписка с государственными деятелями того времени и в особенности с передовыми представителями культуры поражает широтой кругозора, богатством мыслей. В его письмах содержится ряд интересных суждений об искусстве, ярко характеризующих прогрессивные художественные позиции Рубенса.
В целом творчество Рубенса может быть разделено на следующие три этапа: ранний — до 1620 г., зрелый — с 1620 до 1630 г. и поздний, охватывающий последнее десятилетие его жизни. Особенностью творческого развития Рубенса было то, что переход от одного этапа к другому происходил постепенно, без резких скачков. Его искусство эволюционировало ко все большему углублению реализма, к более широкому охвату жизни и преодолению внешне-театральной барочной аффектации, черты которой более свойственны Рубенсу в ранний период его творчества.
Рубенс. Автопортрет с Изабеллой Брант. 1609-4610 гг. Мюнхен, Старая пинакотека.
В начале раннего периода (примерно до 1611—1613 гг.) в творчестве Рубенса еще дают себя чувствовать, особенно в алтарных и мифологических композициях, влияние Караваджо, а в портретах — последние отголоски маньеризма. Правда, эти влияния сказываются скорее в технике, в некоторых особенностях формы, чем в понимании образа. Так, автопортрет с первой женой — Изабеллой Брант (1609—1610; Мюнхен) выполнен еще в несколько жесткой манере. Рубенс выписывает все детали роскошных костюмов, щеголяет виртуозным и точным рисунком. Сам Рубенс и сидящая у его ног жена изображены в полных внешнего светского изящества позах. И все же в правдивой передаче движения их сплетенных рук преодолевается условность парадного портрета. Художник дал зрителю почувствовать и доверчивую нежность супруги к любимому мужу и спокойную жизнерадостность характера молодого Рубенса. К этой работе близок по времени выполнения и «Портрет молодой дамы» в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве.
Рубенс. Воздвижение креста. Ок. 1610-1611 гг. Антверпен, собор.
В «Воздвижении креста» (ок. 1610—1611; Антверпен, собор) ясно видно, как Рубенс переосмысливает тот опыт, который приобрел, изучая наследие Караваджо и венецианцев. Караваджо помог Рубенсу увидеть натуру во всей ее предметной материальности и жизненной характерности. Вместе с тем выразительные фигуры Рубенса проникнуты таким патетическим напряжением сил, такой динамикой, какие были чужды искусству Караваджо. Склоненное порывом ветра дерево, напряженные усилия людей, поднимающих крест с распятым Христом, резкие ракурсы фигур, беспокойные блики света и тени, скользящие по трепещущим от напряжения мышцам,— все полно стремительного движения. Рубенс схватывает целое во всем его многообразном единстве. Каждая индивидуальность раскрывает свой подлинный характер лишь через взаимодействие с другими персонажами.
В целом картины Рубенса этого периода отличаются монументальной декоративностью, резкими и эффектными контрастами. Такое решение отчасти определялось назначением произведений Рубенса. Они являются алтарными композициями, занимающими определенное место в церковном интерьере. Выхваченные из своего естественного обрамления, перенесенные на стены музеев, алтарные композиции Рубенса теперь производят подчас несколько искусственное впечатление. Жесты кажутся преувеличенными, сопоставление характеров слишком резким и упрощенным, цветовой аккорд хотя и целостным, но чрезмерно сильным.
Вместе с тем Рубенс в своих лучших композициях отнюдь не ограничивался только внешними эффектами. Об этом свидетельствует его антверпенское «Снятие со креста» (1611—1614). Тяжело провисает грузное и сильное тело Христа, с огромным напряжением сил стараются удержать на весу его тело близкие; взволнованно протягивает руки к Христу коленопреклоненная Магдалина; в скорбном Экстазе порывается обнять тело сына Мария. Жесты бурны и стремительны, но в пределах общей преувеличенной выразительности целого градации чувств и переживаний воплощены с большой правдивостью. Лицо Марии дышит глубокой скорбью, отчаяние Магдалины неподдельно.
Рубенс. Битва амазонок. Между 1615 и 1619 гг. Мюнхен, Старая пинакотека.
Ораторский пафос этой картины Рубенса убедителен потому, что в основе его лежит искреннее переживание изображенного события — скорбь друзей и родных об умершем герое. Собственно религиозно-мистическая сторона сюжета Рубенса не интересует. В евангельском мифе его привлекают страсти и переживания— жизненные, человеческие в своей основе. Рубенс легко преодолевает условность религиозного сюжета, хотя формально он не вступает в противоречие с официальным культовым назначением картины. Поэтому, хотя барочная живопись ряда стран Европы опиралась на наследие Рубенса, содержание его искусства, основная реалистическая направленность его творчества не были восприняты официальным барокко, которое было проникнуто тенденциями декоративной театральности и нарочитого противопоставления низменного и возвышенного. В правдивых в своей основе композициях Рубенса, созданных в 1610-е гг., всегда ярко выражено чувство могучей силы бытия, его вечного движения. Таковы радостная торжественность аллегории «Союз Земли и Воды» (между 1612 и 1615 гг.; Ленинград, Эрмитаж), драматическая сила «Снятия со креста», ожесточенная борьба в «Охоте на львов» или «Охоте на кабана» (Дрезден), пафос мирового катаклизма в «Страшном суде» (Мюнхен), неистовость бойцов, сплетенных в яростной схватке не на жизнь, а на смерть в «Битве амазонок» (Мюнхен).
Рубенс. Похищение дочерей Левкиппа. 1619-1620 гг. Мюнхен, Старая пинакотека.
«Похищение дочерей Левкиппа» (1619—1620; Мюнхен)—пример обращения Рубенса к мифологической теме. Движения всадников, похищающих молодых женщин, полны мужественной решительности и энергии. Пышные тела женщин, тщетно взывающих о пощаде, эффектно выделяются на фоне ярких развевающихся тканей, вздыбленных вороного и золотисто-рыжего коней, смуглых тел похитителей. Звучный аккорд красок, бурность жестов, разорванный, беспокойный силуэт всей группы ярко передают силу порыва жизненных страстей. Примерно к этому же времени относятся многочисленные «Вакханалии», в том числе «Вакханалия» (1615—1620; Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина).
«Похищение дочерей Левкиппа» и «Вакханалия» в живописном отношении образуют переход к зрелому периоду в творчестве Рубенса (1620—1630). К началу Этого периода относится цикл «Жизнь Марии Медичи» (1622—1625; Лувр), занимающий важное место среди других монументально-декоративных композиций Рубенса. Этот цикл весьма характерен для его понимания исторического жанра. Рубенс в своем творчестве обращается не только к античным историческим героям и их деяниям, но и к современной ему истории. В данном случае задачу исторической картины Рубенс видит в восхвалении личности и деяний монархов или полководцев. Его пышные и торжественные исторические полотна стали примером для подражания ряда придворных художников 17 века. Цикл «Жизнь Марии Медичи» состоит из двадцати больших композиций, предназначенных для украшения одного из залов Люксембургского дворца. В этих полотнах воспроизводились основные Эпизоды жизни супруги Генриха IV, ставшей после его смерти правительницей Франции. Все картины цикла были выполнены в духе откровенного . восхваления Марии Медичи и уснащены аллегорическими и мифологическими персонажами. Эта своеобразная живописная хвалебная ода была выполнена с большим блеском и по своему размаху представляла явление исключительное даже для пристрастного к большим монументально-декоративным композициям барочного искусства 17 века. Типичным для всей серии произведением является «Прибытие Марии Медичи в Марсель». По устланным бархатом сходням пышно одетая Мария Медичи сходит с борта роскошной галеры на землю Франции. Развеваются флаги, блестят позолота и парча. В небесах трубящая крылатая Слава возвещает о великом событии. Морские божества, охваченные общим волнением, приветствуют Марию. Наяды, сопровождающие корабль, привязывают брошенные с корабля канаты к сваям пристани. В картине много праздничного шума и откровенной придворной лести. Но при всей театральности целого фигуры в композиции расположены естественно и свободно.
Поскольку картины этого цикла выполнены в основном учениками Рубенса, то наибольший интерес в художественном отношении представляют написанные собственноручно Рубенсом эскизы, по которым осуществлялись в его мастерской сами композиции. Эскиз «Коронация Марии Медичи», хранящийся в Эрмитаже, представляет собой подмалевок, слегка тронутый несколькими мазками лессировки. Он поражает сочетанием исключительной лаконичности с предельной выразительностью изображения. Острое чувство целого, выделение главного в изображенном событии, изумительное мастерство мизансцены, глубокое понимание колористического единства картины, соотношения и градации тона и плотности мазка позволяют Рубенсу самыми скупыми средствами дать яркую, полную жизненной непосредственности картину события. Мазок становится не только точным, но и эмоционально выразительным. Фигура молодого придворного в центре картины набросана несколькими стремительными сочными мазками, передающими и стройность мускулистой фигуры, и напряженно-сдержанную молодую энергию его натуры, и стремительность его движения, вызывающий задор позы. Великолепен ею развевающийся плащ, переданный несколькими мазками ало-розового и темно-бурого, черного в тенях цвета. Непринужденная свобода, острая выразительность живописного почерка Рубенса ничего общего не имеют с субъективным произволом, нарочитой небрежностью.
В своих исторических композициях Рубенс не всегда ограничивается слаганием пышной хвалебной оды властителям, часто ее недостойным. В некоторых композициях, посвященных историческим событиям древности, он утверждал свое представление об историческом герое — мужественном борце за свои идеалы. В отличие от классицистов 17 в. Рубенс при этом не столько воспевал победу долга и разума над чувством и страстью, сколько раскрывал красоту непосредственного единства чувства и мысли героя, охваченного страстным порывом к борьбе, к действию. Примером такого рода исторических композиций Рубенса является находящийся в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина Эскиз к погибшей мюнхенской картине «Муций Сцевола».
Рубенс. Персей и Андромеда. 1620-1621 гг. Ленинград, Эрмитаж.
Рубенс, Поклонение волхвов. 1624 г. Антверпен, Музей изящных искусств.
Восхищение человеком, богатством его ярких чувств и переживаний нашло свое выражение в «Поклонении волхвов» (1624; Антверпен, Музей) и в «Персее и Андромеде» (1620—1621; Эрмитаж). В «Поклонении волхвов» Рубенс освобождается от моментов повышенной театральности, свойственной его более ранним алтарным композициям. Это полотно отличается сочетанием праздничности, естественной жизненности образов и выразительности характеров. С наибольшей полнотой особенности этого периода раскрылись в «Персее и Андромеде». Рубенс изобразил тот момент, когда поразивший морское чудовище Персей, сойдя с Пегаса, приближается к прикованной к скале Андромеде, предназначенной, согласно античному мифу, в жертву чудовищу. Как праздничные знамена, развеваются складки алого плаща Персея и синего одеяния Победы, венчающей героя. Однако содержание картины не сводится только к апофеозу героя-победителя. Одетый в тяжелый панцирь Персей приближается к обнаженной, радостно смущенной Андромеде и с властной нежностью касается ее руки. Андромеда окружена легким золотистым сиянием, противостоящим более материально-плотному цветовому строю остальных частей картины. Золотисто-медовое сияние, окутывающее пышную наготу Андромеды, как бы материализуется в обрамляющем ее тело золотом парчовом покрывале. Никто до Рубенса с такой глубиной не воспевал красоту и великую радость любви, победившую все стоящие на ее пути препятствия. Вместе с тем в этой картине особенно полно раскрывается мастерство Рубенса в изображении человеческого тела. Кажется, что оно насыщено трепетом жизни,— настолько захватывающе убедительно передана влажность взгляда, легкая игра румянца, бархатистая матовость нежной кожи.
Рубенс. Портрет сына. Рисунок Итальянский карандаш, сангина. Ок. 1620 г. Вена, Алъбертина.
Рубенс был замечательным мастером рисунка. Его подготовительные рисунки к картинам поражают умением в немногих полных динамики штрихах и пятнах схватить характер формы, взятой в ее движении, передать общее эмоциональное состояние образа. Рисункам Рубенса свойственна широта и свобода исполнения: то усиливая, то ослабляя нажим карандаша на бумагу, он схватывает характерный силуэт фигуры, передает напряженную игру мышц (этюд к «Воздвижению креста»). В одном из подготовительных рисунков к «Охоте на кабана» Рубенс сочным сопоставлением света и тени уверенно лепит форму, передает контрасты узловатых, напряженно изгибающихся стволов дерева и легкого трепета пронизанной мерцающим светом листвы. Живописная выразительность, повышенная эмоциональность, великолепное чувство динамики, артистическая гибкость техники — характерные черты мастерства рисунка Рубенса.
Обаяние живописного языка Рубенса раскрывается и в его портретах зрелого периода. Портрет в творчестве Рубенса не имел такого значения, как в творчестве Хальса, Рембрандта или Веласкеса. И все же портреты Рубенса занимают своеобразное и важное место в искусстве 17 века. Портрет Рубенса в известной мере продолжает в новых исторических условиях гуманистические традиции портрета Высокого Возрождения. В отличие от мастеров итальянского Ренессанса Рубенс сдержанно, но выразительно передает свое непосредственное личное отношение к портретируемому. Его портреты полны чувства то симпатии, то вежливо-почтительного уважения, то радостного восхищения моделью. При всем том личное отношение Рубенса к своим моделям имеет одну важную общую черту . Это благожелательность, общая положительная оценка героя изображения. С одной стороны, такое понимание образа человека соответствовало целям официального барочного портрета, посвященного изображению «достойных», «значительных» лиц; с другой стороны, в таком отношении к человеку находил свое выражение жизнеутверждающий оптимизм и гуманизм самого Рубенса. Поэтому Рубенс, в общем верно и убедительно передавая черты сходства с моделью, в отличие от Рембрандта и Веласкеса, не слишком углубляется в передачу всего индивидуального своебразия физического и психологического ее облика. Сложные внутренние противоречия в нравственной жизни личности остаются вне его поля зрения. В каждом портрете Рубенс, не порывая с характеристикой индивидуальных черт, подчеркивает общее, характерное для общественного положения модели. Правда, в портретах властителей, например в портрете Марии Медичи (1622— 1625; Прадо), правдивость и жизненная сила характеристики лишь с трудом прорываются сквозь условность парадного барочного портрета; поэтому гораздо большую художественную ценность имеют для нас портреты лиц или близких художнику, или не стоящих на вершине социальной иерархии. В портретах доктора Тульдена (ок. 1615 - 1618; Мюнхен), камеристки (ок. 1625; Эрмитаж)? Сусанны Фоурмен (1620-е гг.; Лондон) и в некоторых автопортретах эта реалистическая основа рубенсовского портрета проявляется наиболее последовательно.
В портрете камеристки Рубенс передал обаяние жизнерадостной молодой женщины. На теплом фоне выделяется ее окруженное жемчужно-белой пеной воротника лицо; пушистые пряди золотистых волос обрамляют ее виски и лоб. Легкие золотистые рефлексы, горячие прозрачные тени, сопоставленные со свободно положенными холодными бликами, передают трепет жизни. Камеристка чуть повернула голову, и свет и тени скользят по лицу, в глазах блестят искры света, пряди волос трепещут и тускло мерцает в тени жемчужная серьга.
Среди портретов Рубенса позднего периода заслуживает упоминания его автопортрет, хранящийся в Венском музее (ок. 1638). Хотя в композиции дают себя знать черты парадного портрета, но все же в спокойной позе Рубенса много свободы и непринужденности. Лицо художника, внимательно и благожелательно взирающего на зрителя, полно жизни. В этом портрете Рубенс утверждает свой идеал человека, занимающего видное положение, богато одаренного, умного, уверенного в своих силах.
Рубенс. Портрет Елены Фоурмен с детьми. После 1636 г. Париж, Лувр.
Среди поздних портретов мастера особенно привлекательны портреты второй жены художника — молодой Елены Фоурмен. Лучший среди них луврский портрет Елены Фоурмен с детьми (после 1636). В этом портрете почти не чувствуется влияние принципов барочного парадного портрета, отброшены роскошные аксессуары и пышные одежды. Вся картина проникнута чувством спокойного и безмятежного счастья. Изображение матери и детей полно естественной непринужденности и вместе с тем особой прелести. Молодая мать держит на коленях младшего сына и с задумчивой нежностью склонила к нему лицо. Нежное золотистое сияние окутывает легкой дымкой все формы, смягчает яркое звучание пятен красного цвета, создает атмосферу спокойной и торжественной радости. Гимн женщине — матери и возлюбленной великолепно воплощен в этой земной мадонне.
Портрет в рост обнаженной Елены Фоурмен с накинутой на плечи отороченной густым мехом шубой («Шубка», 1638—1639; Вена) выходит за рамки портретного жанра. Передавая чувственное обаяние своей молодой жены, Рубенс воплощает свой идеал женской красоты. С изумительным мастерством использует Рубенс контрасты между темным пушистым мехом и обнаженным телом, между нежными переливами розовой кожи и сиянием локонов, обрамляющих лицо.
Рубенс изображает Елену Фоурмен не только в портретах. Ее черты мы узнаем и в «Андромеде» (1638—1640; Берлин) и в «Вирсавии» (ок. 1635; Дрезден). Картина для Рубенса — пиршество для глаза, утоление его жадной любви к праздничному богатству бытия. В дрезденском полотне звучание красного цвета покрывала, наброшенного на сиденье и сопоставленного с черно-бурым густым цветом откинутой шубы, зеленовато-голубая одежда мальчика-негра, оливково-черная смуглость его тела призваны создать звучный аккорд, на фоне которого выделяется все богатство оттенков нагого тела Вирсавии. Вместе с тем Рубенс передает самые тонкие нюансы формы и цвета. Таково сопоставление блеска белков глаз негритенка и белого пятна письма, которое он протягивает Вирсавии.
Тема чувственного богатства жизни, вечного ее движения находит свое наиболее непосредственное выражение и в «Вакханалиях» Рубенса. Буйной толпой вторгаются в картину опьяненные вином фавны, сатиры, сатирессы. Иногда (в «Триумфе Силена», конец 1620-х гг.; Лондон) толпа производит впечатление части бесконечного шествия, обрезанного рамой картины.
Одним из самых примечательных произведений этого типа является эрмитажный «Вакх» (между 1635 и 1640 гг.). Вакх Рубенса весьма далек от гармонически прекрасного Вакха Тициана («Вакх и Ариадна»). Толстая фигура жизнерадостного обжоры, сидящего на бочке из-под вина, чем-то близка по духу созданному де Кастером образу Ламме Гоодзака — чрева Фландрии. Вся композиция «Вакха» воспринимается как откровенный гимн физиологической радости бытия.
Занимавшие такое важное место в творчестве Рубенса 1610-х гг. барочные по общему характеру алтарные композиции в поздний период отходят на второй план и обычно выполняются мастерской почти без участия самого художника. Когда же мастер сам обращается к работам подобного рода, он создает произведения, полные реалистической выразительности. Его алтарная композиция «Видение св. Ильдефонса» (1630—1632; Брюссель, эскиз в Эрмитаже) очень показательна в этом отношении. Примечательно, что эскиз отличается гораздо большим реализмом композиции, чем сама алтарная картина. Отсутствует условное разделение на три створки, не изображены витающие ангелочки и т. п. Позы действующих лиц естественнее и проще. Единство освещения, передача воздушной среды смягчают резкость цветовых противопоставлений. Совершенствуя ясность композиционного построения, Рубенс одновременно отказывается от излишней декоративности ранних алтарных композиций, от их часто чрезмерной перегруженности многочисленными персонажами. Все большая зрелость и последовательность реалистических устремлений художника должны были побудить его выйти за пределы крута библейских и античных тем. Отчасти этим был обусловлен расцвет портрета и пейзажа в его творчестве 1620—1630-х годов.
Рубенс. Крестьяне, возвращающиеся с полей. После 1635 г. Флоренция, галлерея Питти.
Пейзаж Рубенса развивает нидерландские традиции, придавая им новый идейный смысл и художественное значение. Он решает главным образом задачу обобщенного изображения природы как целого; величавая картина бытия мира, ясной гармонии человека и природы получает у него свое возвышенно поэтическое и вместе с тем чувственно полновесное воплощение. Мир есть целое, и человек спокойно и радостно ощущает свое единство с ним. Более ранние из пейзажей Рубенса, например «Возчики камней» (ок. 1620; Эрмитаж), отличаются несколько большим драматизмом композиции. Скалы переднего плана как бы с напряжением вздымаются из недр земли, с грохотом разрывая ее покровы. С огромным усилием кони и люди переваливают тяжелую груженую телегу через гребень горной дороги. Спокойнее и торжественнее поздние пейзажи Рубенса. Особенно полно его способность создавать обобщенный и одновременно жизненно убедительный образ природы раскрывается в «Ферме в Лакене» (1633; Лондон, Бекингемский дворец). Заводь реки, величавая ясность равнинных далей, деревья, тянущиеся своими ветвями к небу, бег облаков образуют ясное созвучие ритмов, передающих могучее дыхание мира. Тучные стада, поселянка, медленно идущая с кувшином по тропе, крестьянин, приведший коня на водопой, завершают общую картину величавой гармонии жизни. В «Водопое» радуют глаз и сочный колорит, и серебристо-голубоватый свет, окутывающий картину, и сочетание широких декоративных эффектов с тонкой передачей трепета листвы и мерцания влаги.
Дата добавления: 2016-06-18; просмотров: 2122;