Власть как принуждение

Сила— это «способ», но не вссіда обязательно «средство», с помо­щью которою один элемент системы социального взаимодействия (будь то индивид или коллектив) может влиять на другой. В этом ра­курсе сила является использованием котроля над ситуацией, в кото­рой alter (лат. «другой») элемент, выступающий в роли объекта для ego (лат. «я»), подвергается давлению физическими средствами, дабы отвратить alter от совершения чего-то нежелательного для ego или на­казать его за то, что не следовало бы делать с точки зрения ego (а нака­зание предназначено заставить alter отказаться от подобного действия в будущем), или «символически» продемонстрировать способность ego контролировать ситуацию даже независимо от его ожиданий того, что у alter могут быть нежелательные, по мнению ego, устремления.   Т. Парсоне, «Социологическая теория и современное общество»

Разрешить проблему позволяет рассмотрение власти как связывающе­го действия и обязательства людей посредника,который может представлять ее в разном виде. Заключены ли в столкновении силы с силой предпо­сылки политического взаимодействия человека с человеком? Да, в той же мере, в какой прямой натуральный обмен (бартер) содержит в себе перво­начала отношений экономических. Подобные взаимодействия, однако, свя­заны с конкретной ситуацией, а силовое принуждение или обмен чаще все­го бывают однократными. Устойчивость и постоянство, столь необходимые и политике, и экономике, достигаются тогда, когда принуждение и обмен превращаются в обобщенный символ. Такими символами становятся в по­литике ресурсы насилия и признаваемое в данном сообществе право их использовать («монополия легитимного физического насилия», которую Вебер признавал за государством), а в экономике — некий универсальный товар, например золото. Кстати, сравнения между политикой и экономикой для прояснения властных отношений очень полезны и убедительны.

Власть, по Парсонсу, понимается как аналогичный деньгам символи­ческий посредник, циркулирующий внутри политической системы, но спо­собный перемещаться оттуда во все три соседние функциональные субсис­темы общества — экономическую («конвертируясь» в те самые деньги), интегративную (совокупность социальных общностей с посредником в виде влияния) и строеподдерживающую (культурную с посредником в виде цен­ностей). Тем самым власть осмысливается как способность обеспечивать выполнение связывающих обязательств элементами политической систе­мы, когда эти обязательства признаны соответствующими коллективным целям, а на случай неповиновения кого бы то ни было предусмотрено при­нуждение. В соответствии с определением Парсонса сделать возможным исполнение некоего желания даже угрозой превосходящей силы не означа­ет использовать власть. Способность добиться послушания, чтобы ее на­звать властью, должна быть обобщенной, а не одной лишь функцией какого-то еди­ничного воздействия.

На придании принуждающему наси­лию символического смысла усложнение интерпретации власти не завершается. По­добно тому как простое накопление и рас­ходование золота не создают эффективно­го денежного обращения, обычное аккуму­лирование ресурсов, прав на насилие и их растрачивание все еще имеют непосред­ственный характер и осуществляются в сравнительно ограниченных масштабах. В довольно примитивных условиях традици­онного общества требуется сосредоточение золота и ресурсов насилия (например, дружины) тогда и в том месте (локусе), где должны быть реализованы властные или торговые отношения. С развитием человеческих сообществ происходит дальней шее усложнение их экономической и политической организации, в частности, образуются устойчивые функциональные отношения типа заимодавец / должник и властитель / подвластный. Тогда уже не нужно возить повсюду золото, достаточно иметь расписку, вексель и т.п. Не стоит и окружать себя вооруженными дружинниками — вполне хватает законодательно закрепленных прав управителей и обязанностей управляемых. На этой основе и в экономике, и в политике возможно построить достаточно длинные цепочки взаимодействия и обширные сети отношений между людьми. В силу всеобщего признания закона его требования осуществляются добровольно. Санкции* (т.е. сила) применяются только к тем, кто на этот уровень сложности политической системы не поднялся или захотел поставить себя «вне закона».

Интерпретация Парсонс в работе «Социологическая теория и современное общество» (1967) построил четырехсоставную схему вероятных воздействий субъекта власти на объект в их отношениях: принуждение — ситуа­ционные негативные действия (санкции); побуждение (англ. inducement) — ситуационные позитивные действия (санкции); акти­визация обязательств (англ. activation of commitments) — интенциональные, т.е. намеренные, негативные действия; убеждение (англ. persuation) — интенциональные позитивные действия.

Право использовать власть, какие-то негативные санкции по прин­ципу бартера или даже принуждение, чтобы закрепить главенство одного решения над другим, Парсонс квалифицировал как авторитет.

Еще более высокая сложность экономической и политической систем — использование их функциональных возможностей: операции с кредитно-долговыми и другими подобными отношениями в экономике, с законами и административными установлениями в политике. Здесь и возникает тот наи­высший на сегодня коммуникативный уровень взаимодействия (с обязатель­ным обсуждением альтернатив), когда насилие как таковое уже не нужно. Добровольность становится не вынужденным, а действительным основанием властвования, которое отныне опирается на знание публично согла­сованных целей и способов их достижения, а также на устойчивые принци­пы и процедуры действий по реализации соответствующих обязательств политических акторов.

Рассуждая о знании и о власти, мы говорим об одной и той же реальности. Общество, благодаря некоторому распределению зна­ний, организует и порядок власти... Существование конкретной власти, проявляющейся в данной точке социального устройства, связано с бесчисленными компонентами знания, рассеянными во всех частях социального устройства.   Б. Варне, «Природа власти»

Однако такие сложно устроенные системы, рассчитанные на хорошие знания, информированность и значительное взаимное доверие граждан, могут давать сбои, если заметная часть общества оказывается не в состоя­нии действовать адекватно уровню требований. Тогда возможен спуск от достигнутого все ниже и ниже. В итоге можно прийти к тому качественно­му положению, когда только сила и обладание товаром остаются единствен­ной надеждой власти. В политике это равноценно деградации политичес­кой системы до состояния гражданской войны или «войны всех против всех» (Гоббс); в экономике — крушению не только кредита, но и денежного обра­щения. В этом смысле прав Болл, утверждая, что использование ничем не связанной силы равнозначно саморазрушению власти. Впрочем, данная за­кономерность, вопреки мнению Болла, не безусловна по своему характеру. Применение политически и юридически регламентированного (упорядо­ченного) насилия вроде временного ареста, депортации (высылки), тюрем­ного заключения может иметь оздоровительный эффект, подобно банкрот­ству и распродаже имущества в экономике.

Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства — об этом нет и речи, — но оно, пожалуй, спе­цифическое для него средство. Именно в наше время отношение госу­дарства к насилию особенно интимно. В прошлом различным со­юзам — начиная с рода— физическое насилие было известно как со­вершенно нормальное средство. В противоположность этому сегодня мы должны будем сказать: государство естъ то человеческое сообще­ство, которое внутри определенной области ...претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. М. Вебср, «Политика как призвание и профессия»

При учете трех базовых аспектов власти (они же — условные степе­ни ее усложнения) трактовка этого ключевого феномена политики оказывается достаточно гибкой. На самом низком, исходном, уровне директив­ное управление может быть истолковано как простое распределение ре­сурсов насилия и прав на их использование. Развитие функционального аспекта власти ведет к разграничению полномочий. При коммуникатив­ном понимании власть оборачивается сотрудничеством (т.е. знанием и до­верием) при распределении ресурсов (не только силовых) и при согласо­вании специализированных политических функций.