Психологические детерминанты межэтнических отношений

Феномены межгруппового восприятия детерминированы не только реальными межгрупповыми отношениями и шире — социальным контекстом. Существует и вторая — психологическая — линия детерминации, поэтому необходим учет лежащих в их основе когнитивных процессов. Их рассмотрение следует начать с базового процесса категоризации, с помощью которого люди, распределяя события и объекты по группам, интерпретируют окружающий мир и свое место в нем. Иными словами, это процесс, приводящий к порождению в сознании человека образа мира. А. Н. Леонтьев отмечал, что «проблема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности». Но одновременно он подчеркивал, что мерность, или категориальность, мира суть характеристика образа мира, не имманентная самому образу, т. е. когнитивный процесс категоризации отражает категориальность объективного мира[Леонтьев, 1983, с. 254]. Но есть и другая позиция, согласно которой точка [с. 236]зрения Леонтьева представляет собой явный случай реификации — восприятия сконструированных самим человеком категорий, при котором он забывает «о своем авторстве в деле создания человеческого мира»[Бергер, Лукман, 1995, с. 146].

Пунктом согласия большинства исследователей, принадлежащих к различным отраслям знаний и теоретическим ориентациям, является подчеркивание важности принципа биполярности, в соответствии с которым протекает категоризация. Предполагается, что в архаическом мышлении понятия рождались парами, так как возникали из сравнения — понятие света появилось одновременно с понятием тьмы, покоя — с движением, жизни — со смертью. Древнейшая система категоризации, основанная на принципе биполярности, сохранила поразительную устойчивость до наших дней. В соответствии с этим принципом происходит и категоризация общностей, членами которых люди себя воспринимают (Мы), и тех, которые они не воспринимают своими (Они).

Но распределение людей по группам, категоризация на Мы — Они происходит при построении образа социального мира, если вслед за А. Я. Гуревичем, выделяя универсальные, т. е. присущие человеку на любом этапе его истории, но изменчивые по своему содержанию в разных культурах, категории, разделять их на «природный космос» и «социальный космос»[Гуревич, 1984].

Этнические общности занимают важное место среди множества социальных категорий — социальных классов, профессий, социальных ролей, религиозной принадлежности, политических пристрастий и т.п. При построении иерархии социальных категорий они оказываются на одном из верхних уровней, вслед за категоризацией людей как членов рода Homo sapiens.

Так, по мнению историка Б. Ф. Поршнева, этнические категории и появились следом за этой глобальной категорией и ее противоположностью (люди — нелюди). Поршнев попытался вывести психологические детерминанты межгрупповых отношений из материалов человеческой истории и рассмотреть процессы, связанные с идентификацией индивида с группой, начиная с самых истоков становления человечества как социальной общности. Согласно его гипотезе, субъективное Мы появляется, когда люди повстречались и обособились от каких-либо Они,т. е. осознали бинарную оппозицию «они — нелюди, мы — люди»:

«Первое человеческое психологическое отношение — это не самосознание первобытной родовой общины, а отношение людей к своим близким животнообразным предкам и тем самым ощущение ими себя именно как людей, а не как членов своей общины» [Поршнев, 1979, с. 83].

[с. 237]По мере вымирания и истребления палеоантропов та же психологическая схема распространилась на отношения между группами людей: общинами, родами, племенами. Но и в этом случае Мы — это всегда люди, а в принадлежности к людям членов чужой группы у первобытного человека могли возникнуть сомнения. Пример, подтверждающий гипотезу Поршнева, можно привести из исследований австралийских аборигенов:

«Аборигены считали соседние группы, сходные по языку и культуре, близкородственными и называли их "дьянду". Для всех других групп у них имелся термин "нгаи", означавший "чужаки, враги" <…> Вместе с тем отношение к нгаи было дифференцированным. Тех из них, кто жил по соседству и с кем контакты имелись, аборигены считали "бин", т. е. людьми по своему физическому облику. Что же касается населения, жившего вдалеке, то аборигены сомневались в его принадлежности к разряду людей» [Шнирельман, 1986, с. 466].

На это указывают и весьма многочисленные этнонимы со значением люди, например, у многих народов Сибири и Дальнего Востока — нанайцев, нивхов, кетов и др. А самоназвание чукчей — луораветланы — настоящие люди. Отзвук подобного отношения к чужим мы обнаружим и в русском названии народа, который сам себя называет deutsch.В древнерусском языке словом немец обозначали как человека, говорящего неясно, непонятно, так и иностранца: чужестранцы, не говорящие по-русски, воспринимались немыми, а значит, если и людьми, то достаточно ущербными.

В концепции Поршнева речь идет о процессах категоризации (на Мы и Они), социальной идентификации и межгрупповой дифференциации, если использовать категориальную сетку А. Тэшфела, получившую широкое распространение в мировой социальной психологии [Tajfel, 1981а]. Употребляя разные термины, они выдвигают общий психологический принцип, согласно которому дифференциация (оценочное сравнение) категоризуемых групп неразрывно связана с другим когнитивным процессом — групповой идентификацией (осознанием принадлежности к группе). Или, по меткому выражению Поршнева: «…всякое противопоставление объединяет, всякое объединение противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения»[Поршнев, 1973, с. 14].

[с. 238]Позиции советского и британского исследователей не полностью совпадают. Если Тэшфел все когнитивные процессы выстраивает в цепочку, в которой идентификация предшествует дифференциации, то Поршнев настаивает на первичности Они по отношению к Мы,т. е. на первичности межгрупповой дифференциации. Поддержку этой точке зрения можно найти в истории первобытного общества, для которого очень долго было характерно диффузное этническое самосознание. Например, у раннеземледельческих групп

«нередко самоназваний вообще не было, но зато всегда имелись названия для иноязычных и/или инокультурных соседей, что указывает на наличие этнического сознания. Иногда группа использовала в качестве самоназвания прозвище, данное ей соседями, если только оно не имело ярко выраженного негативного оттенка»[Шнирельман, 1986, с. 476–477]

Но это различие не столь важно, так как выделение последовательности когнитивных процессов — научная абстракция: в реальности два процесса неотделимы друг от друга, и в зависимости от обстоятельств один из них может быть более определенным, осознанным, чем другой.

Так, в ситуации конфликта одна из сторон может быть отвергаема очень широким блоком этнических общностей, для которых важнее обособление от Они, чем уподобление: «…именно… "они" наделяются однозначной этнической характеристикой, и поэтому борьба с ними воспринимается как борьба с конкретным носителем чуждой культуры и чужих национальных интересов» [Ямсков, 1997, с. 217].