Глава 3 Когда применяется консультирование


 

Независимо от типа консультирования и ситуации, в ко­торой консультант осуществляет свою работу, большин­ство самых важных решений, могущих повлечь за собой либо успех, либо неудачу в лечении индивида, принима­ются уже на первом сеансе. Слишком часто эти решения принимаются консультантом неосознанно или с опорой на “клиническое чутье”, а не на более прочном основа­нии. Целью этой главы является анализ проблем, встаю­щих перед консультантом при первой встрече с клиентом, а именно: проблемы определения того, какой терапевти­ческий подход может быть использован в том или ином случае, какие элементы ситуации составят фокус терапии, а также четкая формулировка этих вопросов для того, что­бы выбранный метод можно было применить, исходя из наблюдаемой реальности, а не на ощупь или интуитивно.

 

Появление клиента. Очень много внимания уделяется огромному разнообразию проблем, симптомов и предпо­сылок, которые специалист или консультант обнаружи­вает в поведении клиентов. И слишком мало времени от­водится многообразию установок индивида в отношении предполагаемой помощи и влиянию этих установок на весь терапевтический процесс. Давайте рассмотрим не­сколько таких вариантов установок клиента по отноше­нию к оказываемой ему помощи.

Возьмем, к примеру, случай с мальчиком, которого привел в клинику судебный исполнитель. Мальчик был угрюм и необщителен. Он, очевидно, считал психолога помощником судьи и сопротивлялся любому дружеско­му обращению. Каждым своим жестом, каждой интона­цией он пытался показать, что ему не нужна предлагае­мая помощь и что он находится в клинике против своей воли. Возможно ли консультирование в таком случае? Другой пример: молодая девушка, которая сама пришла к консультанту в колледже явно в состоянии глубокого стресса, уверенная в том, что здесь она найдет помощь и что она должна поговорить с терапевтом немедленно. Налицо сильное желание получить помощь. Совершенно другая установка встречается у ребенка, которого приве­ла в клинику его мать. Он может сопротивляться лечению, поскольку оказывает сопротивление матери. Он вполне может быть довольно безразличен к процедуре в целом. Он может бояться ее из-за сходства обстановки с врачеб­ным кабинетом. Довольно редко такой ребенок действи­тельно стремится к помощи. Он приходит потому, что это­го хотят родители. Еще один пример клинического кон­такта, когда студента направляет на сеанс к консультанту декан факультета либо из-за неуспеваемости, либо по ка­ким-то другим причинам. Такой студент вполне может нуждаться в помощи и может, до некоторой степени, это осознавать. Скорее он пассивно подчиняется консультан­ту, в целом желая помощи, но без всякого намека на про­явление инициативы в этом процессе.

Таковы некоторые нюансы установок в отношении терапевтической и консультативной помощи. Консуль­тант может ассоциироваться со всем, против чего восста­ет индивид, а может восприниматься как человек, способный ответить на все вопросы и решить все проблемы. Индивид желает пройти лечение и считает это достаточ­но простым делом, или он ведет себя подобно человеку, который позже признается, что, уже приняв решение об­ратиться за помощью, ходил взад и вперед перед дверью кабинета, прежде чем набрался наконец мужества войти.

Когда мы осознаем, что все многообразие установок пациентов в отношении помощи консультанта прямо про­порционально количеству существующих проблем, а так­же самому многообразию людских типов, то мы начина­ем понимать истинную сложность ситуации. Индивид с глубоко скрытыми эмоциональными конфликтами, оже­сточенный правонарушитель, подросток, вызывающий раздражение родителей, студент, мучающийся от непра­вильного профессионального выбора, работник, не лю­бящий свою работу, — все это составляющие общей кар­тины, которую мы должны принимать во внимание. Мы должны также знать различия в способностях и свойствах людей, их устойчивость и неустойчивость, умственные дефекты, степень развития интеллекта. Имея в виду все эти основные переменные, а также уникальные индиви­дуальные ситуации, не поддающиеся классификации, мы можем задаться вопросом: можно ли выделить те прин­ципы, зная которые консультант мог бы осуществлять свои выводы по конкретному случаю с большей яснос­тью?

 

Какой тип лечения рекомендуется? В идеальном случае консультант предпочел бы отложить решение вопроса о том, какой терапевтический подход использовать до того времени, пока он внимательно ознакомится с клиентом и его проблемами. В реальности это невозможно. Зачас­тую диагностирование на первой стадии преграждает путь успешному консультированию. Поэтому необходимо тща­тельно продумать лечение точно с того момента, когда клиент появляется в кабинете, или даже до его прихода, если имеется предварительная информация в виде истории болезни или отчета из школы. Консультант должен постоянно задавать себе разного рода вопросы, ответы на которые и послужат решающим фактором для выбора того или иного метода лечения. Мы рассмотрим некоторые из этих вопросов с тем, чтобы проанализировать их значе­ние в процессе терапии.

 

 

Некоторые основные вопросы

 

Находится ли клиент в состоянии стресса? Одно из пер­вых заключений, которое грамотный специалист должен сделать сразу, — до какой степени клиент погружен в со­стояние напряжения или стресса. Консультант может по­мочь только тогда, когда имеет место состояние опреде­ленного психологического дистресса, возникающего из состояния некоего дисбаланса. Такие стрессы изначаль­но и практически всецело могут иметь психический ха­рактер, и в их основании может лежать конфликт потребностей. Социально неприспособленный студент хочет стать более приспособленным и в то же время стремится защитить себя от чувства униженности и неполноценно­сти, которые переживает в случае, когда пытается всту­пить в те или иные социальные отношения. Другого ин­дивида могут разрывать на части сильные сексуальные желания, с одной стороны, и чувство вины — с другой. Чаще всего стресс вызван, по крайней мере отчасти, тре­бованиями окружающей среды, вступающими в конфликт с потребностями индивида. Брак, например, накладыва­ет на молодого человека новое обязательство — зрелую адаптацию, и это обязательство может переживаться как противоречащее его собственному желанию быть зависи­мым или его потребности видеть в сексе табу, или его по­требности доминировать и подчинять. В других случаях требования внешней среды могут исходить от социаль­ной группы. Хулиган из окрестной шайки может либо вообще не чувствовать никакого внутреннего конфликта по поводу своей деятельности, либо переживать его в незначительной степени, но стресс или напряжение появ­ляются у него тогда, когда предъявляемые компанией стандарты вступают в противоречие с его собственными. Студент может вообще не переживать по поводу своей низкой успеваемости до тех пор, пока наказание со сто­роны руководства или преподавателей колледжа не вызо­вет в нем психологического стресса. Мы слишком дол­го — в основном, благодаря классической фрейдистской традиции — воспринимали конфликт как внутренний, психический феномен, не учитывая того, что в любом конфликте содержится весомая культуральная составля­ющая и что во многих случаях конфликт порождается определенным новым требованием культуры, которое вступает в противоречие с потребностью индивида.

Лечение средой может успешно использоваться даже при отсутствии такого напряжения. Например, шайку хулиганов можно — за счет обеспечения лучшего лидер­ства и хороших рекреационных условий — постепенно переориентировать с противозаконной деятельности на нормальную социальную активность, сделать это коррек­тно, без острых конфликтов между их собственными нор­мами и нормами сообщества.

Это справедливо и в отношении консультирования и психотерапии. Они могут быть эффективны лишь в том случае, когда существует конфликт потребностей и тре­бований, который порождает напряжение и нуждается в разрешении. По сути, наиболее точно это можно выра­зить следующим образом: прежде чем будет достигнут те­рапевтический эффект, напряжение, вызванное конфлик­том, должно быть болезненнее для индивида, нежели стресс от попытки разрешить этот конфликт.

Это утверждение необходимо проверить, что может стать поводом для экспериментального исследования. Его мог бы подтвердить клинический опыт. К примеру, было интересно изучать процесс лечения в тех случаях, когда происходило временное освобождение от ситуации, порождающей конфликт. Шестнадцатилетняя девушка ос­воила асоциальное поведение, что в значительной мере было обусловлено потребностью в социальном признании и любви, а эта потребность, в свою очередь, изначально была вызвана отказом от нее собственной матери. Девуш­ка была помещена в школу для трудных подростков, где психолог проводил с ней терапевтические сеансы. Энн достигла некоторого прогресса в ходе бесед, однако не могла полностью принять тот факт, что мать отказалась от нее. Она всегда находила оправдания тому факту, что мать не писала и не навещала ее. Она волновалась, по­скольку считала, что, должно быть, с ее матерью произо­шел несчастный случай. Или же она боялась, что ее мать тяжело больна. “Если что-то случится с моей матерью, у меня больше никого не останется”. Консультант спросил ее: “Ты не чувствуешь, что есть еще кто-то, кто заботится о тебе?” Энн ответила: “Да, есть, но никто другой не любит меня так, как мама”. Она продолжает утверждаться в этой фантазии о любящей матери и лишь частично чув­ствует реальность своей отверженности и одиночества. Более чем вероятно, что если бы терапия началась в тот момент, когда она еще жила дома, то главный конфликт был бы прочувствован глубже и точнее, поскольку имен­но поведение матери постоянно возрождало и подкреп­ляло чувство депривации.

Другой пример, имеющий отношение к данному воп­росу, — случай с пятнадцатилетним мальчиком с неорди­нарными умственными способностями, проблема кото­рого состояла в навязчивом желании красть женское ниж­нее белье, что несколько раз приводило его к конфликту с законом. Преподаватель направил его к клиницисту. Мальчик находился в состоянии стресса, но в той же мере имело место амбивалентное отношение к получению по­мощи. В течение ряда встреч он вновь и вновь демонст­рировал искреннее желание помощи и в то же самое вре­мя считал невозможным откровенно говорить о своих чувствах и ощущениях. Клиническое объяснение этой тера­певтической неудачи состоит в том, что болезненность осознания собственных сексуальных чувств, выхода на поверхность глубоко вытесненных установок — это гораз­до большее потрясение и страдание, чем дистресс жизни с проблемой риска быть уличенным или арестованным. Его желание быть нормальным, избавиться от своего по­ведения недостаточно сильно, чтобы перевесить тягост­ную боль от встречи со своими “порочными” импульса­ми. Нельзя удержаться от размышлений по поводу того, что могло бы в данном случае изменить этот баланс в по­зитивную сторону. Вероятно, настоящий арест и страх заключения могли бы до такой степени усилить стрессо­вое состояние, что в результате он стал бы доступен для психотерапии. Необходимо дальнейшее изучение этой проблемы равновесия, в зависимости от которого кон­сультирование в одном случае возможно, а в другом — нет.

Приведем пример, в котором ситуация менее драма­тична, но можно ясно проследить изменение в соотно­шении противодействующих факторов. Этот случай за­писан на фонограмму.

Артур — двадцатилетний студент колледжа, третьекур­сник. Его направили к консультанту в соответствии с тре­бованиями курса навыков обучения, о котором уже упо­миналось ранее. На первой беседе он вскользь дает по­нять, что перед ним стоит серьезная проблема професси­онального выбора, но акцентирует внимание на низком уровне собственной успеваемости. В одном месте беседы он обобщает то, чего хочет достигнуть в ходе сеансов: “Вот моя задача: во-первых, решить, чем я хочу заниматься, а во-вторых, повысить оценки — это другая, совершенно конкретная задача”. На второй и на третьей беседах он продолжает целенаправленно обсуждать внешнюю про­блему успеваемости, а на четвертой становится более от­кровенным и говорит, что боится более масштабной про­блемы — профессионального выбора. Проиллюстрируем это отрывком из фонограммы. Артур говорит о том, на­сколько важны установки — если думаешь, что прова­лишься на экзамене, возненавидишь предмет, и наоборот. Вот продолжение беседы:

 

К. Иногда ты так думаешь о предмете, а иногда нет.

С. Да, это так. Иногда все как будто против тебя, а иног­да все идет как по маслу, но мне нравились все предметы в этой четверти, поэтому все должно завершиться в мою пользу.

К. Видимо, поэтому тебе намного легче отложить те про­блемы, которые появятся в конце четверти.

С Да, я думаю, что так. (Пауза и смех.) В конце четверти проблема будет сводится к тому, какие предметы выбрать на следующую четверть, и все такое.

К. Тем не менее ты не любишь думать об этом, да?

С. О боже, нет! (Смеется.) Мне не нравится об этом ду­мать до тех пор, пока не придет время. Ну, я уже думал, ког­да у меня было свободное время, пытался определить, что выбрать в следующей четверти, и все такое, но, э-э, я не знаю, это как раз то, что хочется отложить на потом.

К. Ты хочешь отложить это, если сможешь?

С. Да, верно.

К. Это одна из вещей, которая...

С. Которую не следует делать, я знаю.

К. Нет, хорошо, ты думаешь, что окружающие не одоб­рят этого. Это одна из причин, почему у тебя двойственное чувство в отношении твоего визита сюда, потому что здесь всегда есть риск того, что тебе придется думать о том, что ты лучше отложил бы на потом.

С. Да, может быть, подозреваю, что так.

К. Ведь гораздо удобнее отложить их, не так ли?

С. Да, так. Но окружающие (пауза)... было бы лучше, если бы не приходилось их откладывать, это очевидно.

К. Но иногда требуется мужество, чтобы заставить себя подумать об этих проблемах заранее. (Очень длинная па­уза.)

С. Что вы думаете о самом процессе учебы, э-э, какой, на ваш взгляд, лучший способ учиться на среднем уровне? Как вы думаете, нужно сделать конспект нового материала, а потом просматривать его и особенно те места, которые не знаешь, или... (Он продолжает в том же духе.)

 

Это стандартная ситуация, но несколько необычная в том, что клиент так откровенно заявляет о своей установ­ке. Его в некоторой степени беспокоит проблема конф­ликтов, связанная с профессиональным выбором. Он даже чувствует, что момент давления приближается и рано или поздно он будет вынужден принять какое-то реше­ние. Однако, пока конфликт не обострится под действи­ем социальных факторов, он не может встретиться с ним в процессе консультирования. Когда консультант помо­гает ему ясно осознать, что он избегает этой проблемы, наступает длительная пауза, в течение которой студент, несомненно, принимает некое решение. Что это за реше­ние, можно понять из его последующих слов, в которых он меняет тему, уходя от любых связанных с профессией вопросов, и оставшееся время полностью посвящает об­суждению деталей, касающихся успеваемости.

Некоторые отрывки из следующей беседы показыва­ют, как, используя нажим и давление, можно снова вер­нуться к интересующему вопросу и хотя бы отчасти сде­лать клиента открытым для помощи консультанта. Сту­дент начинает беседу с рассказа о каких-то весьма прият­ных результатах проверочных экзаменов.

 

К. Вы чувствуете, что все идет довольно хорошо.

С. М-м. Вчера утром я встретился с мисс Дж. в кабинете декана и получил свое расписание на следующую четверть, и она хочет, чтобы я занимался изобразительным искусст­вом в следующей четверти, и еще она посчитала, что для меня будет полезна социология и литература — тоже. Я не знал, что выбрать, и подумал, что стоит пойти и посовето­ваться с ней. Она сказала, что в любое время я могу прийти и спросить ее, вот что она посоветовала.

 

Это утверждение на самом деле весьма красноречиво. Артур, видимо, полностью избегает конфликта. Он дает по­нять — он делает лишь то, что ему говорят, и не принимает на себя ответственность за решение. Кроме того, он дает понять, что, если консультант не решит за него его пробле­мы, он сможет найти другого, который сделает это. Он про­должает описывать в подробностях предметы, которые хо­чет выбрать, упоминая о том, что еще не знает, выбрать ли математику.

 

С. Я знаю, что она могла бы помочь мне с физикой, но, поскольку у меня уже была математика в двух семестрах, мне кажется почему-то, что никакой пользы уже не будет.

К. Получается, что, довольно много размышляя о сво­их предметах, ты также пытаешься получить совет от других, да?

С. М-м, я не знаю, кажется, я сказал вам, что на про­шлой неделе был в полном замешательстве по поводу того, что изучать в следующем семестре, но думаю, что это бу­дет изобразительное искусство, так как преподаватель ска­зал, что я делаю большие успехи, и мне самому это нра­вится. Мне представляется, что этот предмет учит обращать внимание на детали, учит выражать себя, учит работать руками, и — я знаю — я думаю, это мне вообще во многом помогает.

К. Мне это интересно, потому что сейчас ты говоришь то, что думаешь о занятиях изобразительным искусством, и это кое-что значит для меня, учитывая то, что мисс Дж. и другие считают, что тебе это нужно. Да. это интересно и об этом стоит поразмышлять, но я все-таки думаю, что самое верное решение — это твое личное решение.

С. Конечно. Я уверен, что хочу заниматься этим, по­скольку — ну, мне это нравится и на первом курсе у меня довольно неплохо получалось...

 

Здесь можно заметить, что клиент хотя и незначитель­но, но до некоторой степени принимает на себя ответствен­ность за выбор. После дальнейшего краткого обсуждения всех “за” и “против” он рассказывает, что ему пришлось стол­кнуться с некоторыми внутренними противоречиями, вы­зываемыми сложившейся учебной ситуацией.

 

К. Интересно, на прошлой неделе ты чувствовал, что хо­тел бы отложить эти вопросы насколько возможно, а на этой неделе ты...

С. Ну, на этой неделе у меня вдохновение. (Смех.) Я ду­мал... я увидел нескольких ребят с дневниками, это были новички, и я подумал...

К, Кого ты увидел?

С. Я увидел нескольких новичков с их дневниками...

К. А, да.

С. Я подумал о том, что они такие юные, и я спросил: “Эй, когда понадобятся эти дневники?” Они ответили: “Мы должны иметь их при себе в пятницу”, и я подумал: “Артур, ты должен поработать”. (Оба смеются.) Поэтому я тут же пошел к мисс Дж....

 

Он продолжает рассуждать, правильно ли выбрал кур­сы, демонстрируя оба полюса своего амбивалентного отно­шения к ситуации принятия решения.

Беседа продолжается:

 

К. Правильно ли я понял, что теперь твое расписание на следующий семестр составлено удачно?

С. М-м, да. Если будет возможность, я дома продумаю, как распределить время, исходя из расписания, чтобы у меня уже были представлены и предметы, и время занятий, и все такое, а потом вообще забуду об этом до начала следующего семестра. (Смеется.) Мне слегка полегчало...

К. Тебе не хочется думать о своем плане даже после того, как ты уже составил его?

С. Нет. Я просто хочу забыть об этом и начать думать о чем-нибудь другом. Испытываешь своего рода облегчение, когда заканчиваешь какое-то дело. Я там видел много ре­бят. У них были тетради, карандаши, они почесывали голо­ву (смеется), должно быть, писали что-то, а потом будут над этим ломать головы (смех), о, боже!

К. Это большое дело — решить, в каком направлении идти, решить, что делать. И все это серьезная работа, да?

С. Точно. (Пауза.) Я до сих пор не знаю, что делать даль­ше. Я имею в виду, какую профессию выбрать.

К. Ты об этом тоже немного думал, да?

С. Да,м-м, но я еще не знаю, какой путь выбрать.

К. Ты не хочешь поделиться со мной мыслями по этому поводу?

С. О, я не знаю... мой дядя всегда говорил, что я должен заняться музыкой, и он спорит со мной каждый раз, когда мы встречаемся. Он спрашивает меня, почему бы мне не стать музыкантом, и, ну... сперва у меня была на уме опто-метрия, и — тогда я стал думать об оптометрии. И я погово­рил с некоторыми ребятами, которые изучают остеопатию, и они сказали, что это отличная сфера деятельности, куда стоит пойти. И вот сейчас передо мной три основных пред­мета — это музыка, остеопатия и оптометрия. Я имею в виду — это то, над чем я думаю...

 

С этого момента Артур стал исследовать собственную проблему профессионального выбора и конструктивно ра­ботать над ней. Уже через несколько сеансов его действия обрели нужное направление, он определил для себя основ­ную цель. Кроме того, он строил планы с учетом опреде­ленных альтернатив на тот случай, если не удастся осуще­ствить первоначальную идею.

Несмотря на то, что отрывки из этих бесед иллюстри­руют некоторые общие принципы консультирования, вопрос, который мы обсуждаем здесь, касается того, что эффективное консультирование в сфере профессиональ­ного выбора возможно только тогда, когда давление об­стоятельств становится настолько сильным, что диском­форт, вызванный обсуждением возникшей проблемы, сильнее дискомфорта от избегания этой проблемы. Хотя Артур уходит от прямого вопроса, перекладывая ответ­ственность на мисс Дж., тем не менее конфликт усилива­ется настолько, что он решается обратиться за помощью к консультанту с тем, чтобы суметь самостоятельно при­нять решение по поводу своего профессионального вы­бора.

Эти примеры свидетельствуют о необходимости кон­кретизации одного из вопросов, которые консультант дол­жен задать себе, приступая к работе с пациентом. Нахо­дится ли индивид в состоянии психического стресса или напряжения, под влиянием которых решение его проблем будет более вероятным? Достаточно ли высок этот пси­хический дискомфорт, чтобы перевесить дистресс от рас­крытия интимных установок и вытесненных чувств, уча­ствующих в возникновении проблемы? Способен ли кли­ент справиться со своей ситуацией?

Иногда забывают, что результаты любого типа психо­терапии зависят от следующего допущения. Если инди­виду помогут переориентироваться, реорганизовать свои установки в новые паттерны, то он сможет более успеш­но адаптироваться к жизни и при этом с наименьшими потерями. Он может сам найти для себя нормальные, здо­ровые способы удовлетворения своих потребностей по­средством социально одобряемого поведения. Одно не­трудно заметить: некоторые индивиды настолько подав­лены неблагоприятными обстоятельствами или настоль­ко слабы из-за личностной неадекватности, что никакое изменение установок не создаст нормальной основы для жизни. Например, малолетний правонарушитель живет в так называемой делинквентной среде, где поощряются противозаконные действия. Дома его отвергают, предпо­читая ему младшего брата, в школе никак не учитывают его отставание в развитии, но постоянно заставляют осоз­навать свои неудачи. В этом случае никакое консульти­рование или психотерапия, видимо, не помогут. Сила де­структивных факторов такова, что простого изменения установок мальчика недостаточно, чтобы нормальные способы удовлетворения потребностей стали для него приемлемыми. Даже если бы он смог достичь высокой степени инсайта в своей ситуации, есть только несколько элементов в его жизни, которые он мог бы сам контроли­ровать. В этом случае основным подходом, с точки зре­ния возможной эффективности, является лечение средой. Консультирование может играть лишь вспомогательную роль.

Или другой пример — ситуация с матерью, от чрезмер­ной заботы которой страдает дочь. Эта женщина — глу­бокий интроверт и невротик. У нее ряд серьезных физи­ческих дефектов, которые сделали ее инвалидом и силь­но ограничили ее активность. По этим причинам у нее мало друзей, и реальная социальная жизнь почти невоз­можна. Ее мало радует общение с мужем, отчасти из-за плохого здоровья, отчасти из-за ее глубокой замкнутос­ти. Единственный интерес в жизни — это дочь. Даже это краткое описание не оставляет сомнений в том, что ее отношение к дочери неизбежно будет гиперопекающим. Этого же достаточно, чтобы показать, что любой психо­терапевтический метод обречен на неудачу. Маловероят­но, что эта женщина способна реально осмыслить и осоз­нать свою роль, но даже если бы смогла, вполне очевид­но, что она не может ничего изменить. Чтобы освободить от опеки свою дочь, позволить ей стать независимой, мать должна отказаться от своего единственного источника подлинного удовлетворения в жизни. Она, без сомнения, поймет, что не способна на это. Ситуация слишком осложнена неблагоприятными факторами, чтобы инсайт и осознание самой себя что-то могли изменить в данном случае.

Яркая иллюстрация психотерапевтической неудачи — это экспериментальный психоанализ одиннадцати пре­ступников, который проводили Хили и Александер в 1931—1932 гг. (Alexander Franz, Healy William. “Roots of Crime”. New York: Alfred A. Knopf, 1935, p. 305.) Несмотря на то, что правонарушители — старшие подростки и юноши — были специально отобраны для анализа, поскольку предполагалось, что психичес­кий конфликт играет важную роль в их поведении, прак­тические результаты анализа оказались весьма неутеши­тельными. В процессе анализа этими людьми был достиг­нут значительный инсаит, были вскрыты некоторые пси­хологические источники преступления, но контроль над своим делинквентным поведением так и не был достиг­нут. Позднее, комментируя этот неудачный эксперимент, Хили признал, что без улучшения экономических и со­циальных условий инсаит, достигнутый в процессе пси­хоанализа, не эффективен (Healy William. “Psychoanalysis of Older Offenders”, American journal of Orthopsychiatry, vol. 5 (January, 1935), pp. 27-28.). Опираясь на современные знания, можно утверждать, что подобные индивиды были неподходящими кандидатами для лечения, основываю­щегося только на психотерапии. Вес факторов, ведущих к дезадаптации, был слишком велик. Нестабильность, противозаконные группировки, дефицит рабочих мест, недостаток социально одобренных навыков — все это вместе в ряде случаев значительно превышает эффект ча­стичной переориентации индивида, которой ему удалось достичь.

Короче говоря, консультанту необходимо в самом на­чале своих встреч оценивать, насколько он способен в результате предпринятых действий изменить жизнь кли­ента, может ли в чем-то измениться его ситуация, возмож­ны ли альтернативные решения.

В предыдущей книге автор уже указывал на то, что ос­новные способности и свойства индивида можно уточ­нить посредством тщательной оценки определенных ком­понентных факторов, определяющих уровень приспособ­ленности (Rogers Carl R. “The Clinical Treatment of the Problem Child”, chap. Ill, “The Component-Factor Method of Diagnosis”. Boston; Houghton Wifflin Company, 1939.). Оценке подлежат такие элементы, как консти-туциональная стабильность, наследственность, физические и психические свойства индивида. При оценке базо­вых свойств личности молодого человека важное значе­ние имеют специфика социального опыта и эмоциональ­ная обстановка в семье. Важны также экономические, культурные и образовательные факторы, как негативные, так и позитивные. Независимо от того, осуществляет ли консультант тщательную оценку возможностей клиента посредством факторного анализа или ситуация настоль­ко ясна, что субъективного восприятия достаточно, сле­дует учесть, что вынесение суждения — очень важный момент. Если возможности индивида недостаточны, то консультирование как основной метод терапевтического воздействия, вероятно, окажется бесполезным.

Доказательством послужит исследование, которое про­ходило под контролем автора (Bennet С. С,, Rogers С. R. “Predicting the Outcomes of Treatment”, American journal of Orthopsychiatry, vol. 2 (April, 1941), pp. 210-221. Эта статья представляет основные результаты исследования, но данные, которые здесь приводятся, являются частью неопублико­ванного материала, полученного на основе того же исследования.). При проверке точности клинических прогнозов по двумстам случаям было обнаружено, что психотерапия, предположительно, должна применяться при лечении детей с высоким компонент-факторным показателем, а метод изменения среды — тех, у кого показатели низкие. Для выборки из двухсот случа­ев был рассчитан средний показатель. Эта величина — среднее значение различных оценок по основным пока­зателям детского приспособления. Она примерно отра­жает возможности ребенка в плане адаптации. Для двух­сот случаев эта цифра составила 1,88 по семибалльной шкале, где число 3,00 рассматривается в качестве средне­го значения для генеральной совокупности. По сравне­нию со всей группой 29 детей, которым были рекомендо­ваны интенсивные лечебные беседы, в среднем, по дан­ному факторному анализу, имели показатель, равный 2,17, в то время как у группы, которой был назначен стационарный уход, средний показатель равнялся 1,64, а у де­тей, для которых наилучшим средством считалось стаци­онарное лечение в интернате, он составил 1,62. Эти раз­личия статистически значимы; в сопоставлении с первой группой критические отношения составляют 3,4 и 3,6 со­ответственно. Поскольку читатель может заинтересовать­ся более подробной информацией по каждому фактору, то мы включили эти данные в табл. 1.

Можно видеть, что у группы, которая была отобрана для психотерапии, показатели наследственных признаков и уровень умственных способностей определенно выше, чем у двух других групп. Этим детям больше повезло с точ­ки зрения социально-экономического статуса и ближай­шего окружения. Они имеют более благоприятный про­шлый социальный опыт и некоторые преимущества в образовании. Явных различий в физических характеристи­ках этих двух групп не наблюдается. Дети, отобранные для прямой терапии, были из более благополучных семей, чем те, кто нуждался в стационарном уходе. Не было отмече­но существенной разницы в самосознании, хотя этот по­казатель у группы прямой терапии выше, чем у стацио­нарной группы.

Это исследование свидетельствует о том, что в реаль­ной клинической практике группа, которой рекоменду­ется интенсивное консультирование, отличается более высокими показателями базовой способности к приспо­соблению, чем те группы, для которых было рекомендо­вано лечение посредством изменения факторов внешней среды (“средовой подход”). Можно сделать обратное ут­верждение и сказать, что психотерапия с меньшей веро­ятностью должна применяться в тех случаях, где имеет место высокий вес деструктивных факторов. Очевидно, что это исследование указывает на необходимость оцен­ки способности клиента справиться со своей ситуацией. Эта оценка должна осуществляться прежде, чем будет сде­лан вывод о том, что данный пациент может получить ка кую-то реальную пользу от консультирования. Важность этой оценки не всегда очевидна, поскольку большинство студентов или рабочих, скажем, в силу специфики своего окружения изначально обладают некоторой способнос­тью успешно справляться с ситуацией. Как таковое, по­добное суждение может быть вынесено в разных случаях и с разной целью, но мы должны рассматривать его ис­ключительно как необходимую оценку, дабы в случае встречи с глубоко неуравновешенным индивидом или человеком, находящимся во власти неблагоприятных об­стоятельств, мы не ждали невозможного от консультиро­вания.

Таблица1Факторные показатели нескольких лечебных групп

Компонентный фактор   План лечения  
  Прямое лечение № 29   Стаци­онарное разме­щение № 51   Разме­щение в детском доме №76  
Фактор наследственности: значен!” наследственных признаков, как негативных, так и позитивных, и родовой предрасположенности. Степень физической и эмоциональной стабильности в семье и т. д. 2,61   1,78   1,88  
Фактор физического развития: значение отрицательных показателей состояния здоровья (длительное заболевание, нестабильность, заболевания желез и т. д.) и позитивные показатели. 2,41   2,49   2.41  
Ментальный фактор: общие и специальные способности. 2,90 1,47 1,96
Влияние семьи: эмоциональный тон отношений, чрезмерная забота, отверженность, конфликты и т.д. — факторы защищенности и здоровья. 1,52   1.49   0,95  
Экономические и культурные влияния: степень финансового благополучия, культурное развитие, влияние общественности и близкого окружения.   2,55   1,31   1,14  
Социальный фактор: степень удовлетворенности от общения в собственной возрастной группе и со взрослыми. 1.66   1,36   1.25.  
Образовательный фактор: уровень нормального учебного стимулирования и этики устойчивого контроля. 2,31   2,00   1,87  
Самосознание: степень понимания себя и своих проблем, способность к принятию ответственности и самокритике. 1,38   1,06   1,36  
Средний балл: общее соотношение деструктивных и конструктивных факторов в опыте ребенка. 2,17 о=.73   1.64 0-.55   1,62 о=.б4  

• Показатели даны по семибалльной шкале от 0 до 6; 3.0 принимаетсязагипотетическое среднее значение в генеральной совокупности.

 

Хочет ли клиент принять помощь? Еще один вопрос, который должен беспокоить консультанта, звучит следу­ющим образом: “Хочет ли индивид получить помощь?” Вероятность успеха консультирования, при прочих рав­ных условиях, значительно повышается, если клиент же­лает, чтобы ему помогли, и сознательно признает этот факт. Когда потребность в помощи достаточно сильна, клиент способен быстро вникать в значимый материал, и если консультант умеет внимательно слушать и не прерывает потока выражаемых клиентом чувств, то прогресс в лечении может быть достигнут очень быстро. Чтобы некоторым образом конкретизировать этот тезис, приве­дем пример, где налицо сильное желание клиента полу­чить поддержку при полном осознании этого стремления самим индивидом.

Пол, студент колледжа, пришел к консультанту без предварительной договоренности. Он сказал, что в отча­янии, он чувствует, что находится в состоянии сильного напряжения, не может полноценно контактировать с ок­ружающими, у него потеют руки и т. д. Сеанс был назна­чен на следующий день. Перед нами фрагмент записи его первой беседы с консультантом.

К. Итак, вчера я отослал тебя, прежде чем мы действи­тельно начали разговор. Теперь у нас будет достаточно времени, чтобы все тщательно проговорить. Ты хочешь расска­зать мне о том, что у тебя на уме?

 

С. Да, я уже говорил вам, что я чувствую — ну — силь­нейшее напряжение по любому поводу — ну, я волнуюсь по любому вопросу, гдее бы я ни был, я — ну — когда возникает какой-то вопрос, пусть даже незначительный, он ужасает, и, как я уже сказал вам, он становится невыносимым для меня, и я на самом деле должен что-то предпринять, пото­му что моя карьера иначе полетит к черту. Я не могу житьзасчет своего отца.

К. Ты действительно чувствуешь, что это во многом от­ражается на твоей успеваемости в колледже?

С. Ужасно, о, ужасно. Я — э, по некоторым предметам стал хуже заниматься, и этого бы никогда не произошло, я уверен, если бы я не был в таком состоянии, и я так подав­лен, у меня нет больше сил. (Пауза.) Например, я не мог встать, я уже рассказывал вам, я не мог встать у доски и рас­сказать то, что я отлично знаю, а когда меня вызывают, я так напрягаюсь, что не могу спокойно думать, и — ну — все это, как-то, кажется, выходит за всякие рамки — это напря­жение.

К. Каким образом?

С. Я уже сказал, что я не мог даже пойти в ресторан без ощущения напряжения, что кажется весьма странным, но я — м-м — это проблема, с которой я как бы то ни было,носталкиваюсь. (Пауза.)

К. Ты полагаешь, что дошел до той черты, ко



Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 353;


Поиск по сайту:

Воспользовавшись поиском можно найти нужную информацию на сайте.

Поделитесь с друзьями:

Считаете данную информацию полезной, тогда расскажите друзьям в соц. сетях.
Poznayka.org - Познайка.Орг - 2016-2024 год. Материал предоставляется для ознакомительных и учебных целей.
Генерация страницы за: 0.037 сек.