Основные вехи жизни и дипломатической деятельности Талейрана.

Третий этап длился чуть более десятилетия - с 16 июля 1797 г. (назначение Талейрана министром внешних сношений Франции) до его размолвки с Наполеоном Бонапартом и уходом 9 августа 1807 г. с поста министра.

Четвертый этап – назовем «Талейран не у дел» - с 9 августа 1807 г. по 1 апреля 1814 г.

Пятый этап: «снова на коне», самый продолжительный – более двух десятилетий с 1 апреля 1814 г. по 13 ноября 1834 г. – Талейран занимает ключевые государственные посты во Франции.

Шестой этап: «4 года частной жизни» - с 13 ноября 1834 г. по 17 мая 1838 г.

А теперь кратко раскроем ту работу, которую выполнял Талейран во временных рамках установленных нами этапов его жизни и деятельности.

Начнем, как это общепринято, с его рождения.

Было уже сказано о том, что Талейран родился 2 февраля 1754 г. в аристократической семье древнего рода Перигоров, семья была знатной, но небогатой. Отец новорожденного Шарль Даниэль Талейран имел четыре титула – князь Шале, граф Перигор и Гриньоль, маркиз Экседей, барон де Бовиль и де Морей. Ему в 1754 г. исполнилось 20 лет. Его жена Александрина Мария Виктория Элеонора Дамб-Антиньи была на шесть лет старше своего мужа. Они были поглощены службой при королевском дворе. Сразу же новорожденного отдали кормилице, что тогда было не редкостью. Детство Шарля Мориса было нелегким. Однажды кормилица оставила ребенка на комоде. Он упал и серьезно повредил левую ногу, оставшись на всю жизнь хромым (о чем уже было сказано). Талейрану приходилось пользоваться палкой. Шестилетним Шарля Мориса определили в коллеж Аркур в Париже. Это было одно из старейших учебных заведений Франции, основанное в 1280 г. Талейран не был лучшим учеником, но знания, нужные дворянину, он получил. Однако для военной карьеры он был не годен, родители решили дать ему богословское образование. Так он в 1770 г. стал учеником семинарии Сен-Сюльпис, после окончания которой (1774 г.) ему путь был открыт в Сорбонну, которую он закончил в 1778 г., а через полтора года Талейран стал священником. Впоследствии он писал: «Вся моя молодость была посвящена профессии, для которой я не был рожден».[2]

В годы учения в коллеже Аркур и семинарии Сен-Сюльпис Талейран много читал: «Я искал и запоем читал самые революционные книги, которые я только мог найти. Они рассказывали мне об истории, мятежах, бунтах, потрясениях во всех странах».[3]

Настойчивая и кропотливая работа Талейрана над своим умственным развитием была замечена высшим духовенством. В 1788 г. папа Римский утвердил решение Людовика XVI о назначении Талейрана епископом Отенским (поясним – епископ – духовный сан в христианской церкви, присваемый обычно главе церковного округа; в православной церкви - епархии).

1788-89 гг. – знаменательные годы во Франции. Страна все глубже и глубже погружалась в кризис – экономический, политический, социальный, духовный. Все попытки найти выход из него оканчивались крахом. Наконец, как будто бы нашли выход – было решено избрать Генеральные штаты, которые долгое время не созывались. Генеральные штаты во Франции – высшее сословно-представительное учреждение 1302-1789 гг., состоящее из депутатов духовенства, дворянства и 3-го сословия. Созывались королями главным образом для получения от них согласия на сбор налогов. Состоялись выборы. Талейран был избран депутатом от духовенства. Генеральные штаты начали свою работу 5 мая 1789 г. в Версале. В жизни и деятельности Талейрана начинается второй этап. 19 июня 1789 г. Талейран убедил значительную часть духовенства присоединиться к 3-му сословию и голосовать не по сословно в Генеральных штатах, а всем сословиям вместе. Так из сословных Генеральных штатов выросло Национальное собрание, провозгласившее себя учредительным собранием, то есть провозгласило свое право на учреждение нового государственного строя – конституционной монархии, а после 10 августа 1792 г. (в этот день была свергнута монархия) – республики.

В Учредительном собрании Талейран был весьма заметной фигурой. Он принял самое деятельное участие в выработке «Декларации прав человека и гражданина» (26 августа 1789 г.), содействовал отмене десятины, первый предложил продажу церковных имуществ для государственных целей, выработал либеральный план народного просвещения. Последнее очень важно. Коснемся его. Проект Талейрана предусматривал четыре вида учебных заведений: 1) начальные школы (в коммунах, а в Париже – в секциях); 2) школы второй ступени (в дистриктах, то есть в округах); 3) специальные средние учебные заведения в главных городах департаментов (медицинские, военные, правовые, богословские); 4) институт – центр, вершина системы науки и образования.

В начальной школе, по замыслу Талейрана, все дети от 6 до 8-9 лет учатся читать, писать, считать. На второй ступени уровень образования выше: латынь, греческий, математика, физика. Цель школы – пробудить в юных умах любознательность, инициативу, дух свободы. Учебные заведения – светские, но преподавания «принципов религии» является обязательным. Талейран не забыл и о развитии женского образования, которое должно подготовить девушек к роли домашних хозяек.

Выдающийся французский историк Ж.Жорес в своей многотомной «Социалистической истории французской революции» отметил: «Этот предложенный Талейраном план, по существу соответствует организации народного образования на протяжении большей части XIX в.».[4]

14 июля 1790 г. в Париже праздновали первую годовщину Революции. Талейран по поручению короля служил мессу (римско-католическую обедню (литургию) на Марсовом поле перед алтарем Отечества и привел Людовика XVI и других лиц к присяге на верность Конституции. Он отстаивал гражданскую организацию духовенства и привел к присяге первых конституционных священников, за что был римским папой отлучен от церкви. В этот период политическим идеалом Талейрана была конституционная монархия.

В это время Талейран был в хороших отношениях с выдающимся деятелем Революции Мирабо, который занимал пост председателя Дипломатического комитета Учредительного собрания. 2 апреля 1791 г. Мирабо умер, а 7 апреля Талейран избирается на эту должность. Дипломатический комитет взял под контроль все дипломатические акции Франции. Так началась долгая работа Талейрана на сложном дипломатическом поприще. Через 8 месяцев с небольшим, 24 января 1792 г. Талейран назначается послом Франции в Лондоне. Ему поручалось сгладить обострившиеся отношения между этими странами. Он был к этому готов благодаря тому опыту, который он получил в Дипломатическом комитете. Этот опыт он проанализировал и изложил в «Записке о нынешних отношениях Франции с другими государствами». Кратко сформулируем основные положения «Записки…» Талейрана, поскольку в ней провозглашались основные принципы новой, буржуазной дипломатии. Каковы же они?

Документ датирован 25 ноября 1792 г. Талейран находился в ту пору в Лондоне.

В «Записке» Талейран говорит, что свободный народ должен основывать свои «политические действия на принципах разума, справедливости и всеобщей пользы». Хорошие слова, которыми буржуазные дипломаты с тех времен прикрывают свои противоправные действия – колониальный разбой, агрессивные действия, экспорт контрреволюции, цветные революции и т.д.

По его словам, «подлинное богатство» государства …состоит не в приобретении или завоевании чужих владений, а в использовании своих. Подлинно: для буржуазных государств благими намерениями выстроены дороги в ад.

Талейран жестко нападал на королевскую дипломатию «старого режима»: «Союзный договор между королями или аристократическими государствами почти всегда представляют собой домашнее соглашение между владыками и настоящий заговор против народа».Это он называет «семейной дипломатией» и «семейными союзами», которые осуждает в революционном духе.

Политические союзы – разумные и справедливые акты лишь в одном случае, когда они «сводятся к договорам о взаимной обороне».

Освобожденная от деспотизма Франция должна заключать союзы со свободными от тирании народами, создавая тем самым предпосылки «великой системы освобождения народов», являющейся единственной целью французской внешней политики. При этом, по его убеждению, «Франция должна оставаться в пределах своих собственных границ: к этому ее обязывает ее слава, ее справедливость, ее разум и интересы народов, освобожденных ею».

Вкратце изложенная нами «Записка» Талейрана свидетельствует о его новаторском мышлении, о его политической зрелости. В ноябре 1792 г., в пору написания «Записки», Талейран был, вероятно, искренен в своих заблуждениях в тенетах нарождающейся новой буржуазной дипломатии. Жестокая реальность уже через несколько лет разбила вдребезги приведенные выше основные положения его «Записки». В мае 1798 г (спустя чуть более 5 лет с момента написания «Записки») Наполеон Бонапарт с армией более 30 тыс. человек на 350 судах направится в Египет в свой завоевательный поход. Одним из вдохновителей этого похода был Шарль Морис Талейран. История сыграла с ним очередную (но не последнюю) злую шутку.

Однако мы несколько опередили события начала 90-х гг. XVIII в. Вернемся в Лондон, куда 24 января 1792 г. прибыл Талейран. Королева (королем Британии был Георг III (1738-1760-1820)) «вопреки милостивого и учтивого ее обыкновения – как доносил русский посол в Лондоне С.Р. Воронцов, - говорить со всеми, кой ей представляются, ни слова ему не сказала». На приеме она даже повернулась к французскому послу спиной. А тут еще один удар получает Талейран: был вскрыт королевский сейф, в котором оказались бумаги, компрометирующие его в связях с королем и 5 декабря 1792 г. декретом Конвента он был официально объявлен эмигрантом, то есть врагом Революции. Так окончилась посольская деятельность Талейрана. О Франции он не должен мечтать: в случае его возвращения в Париж он сразу же угодил бы на гильотину. Он, хотя и не спешил покидать Лондон, но длить время было опасно, и 3 март 1794 г. Талейран отплыл на корабле в США, где пробыл до 16 июля 1796 г., когда новыми властями (во Франции господствовала Директория) был прощен, и 27 сентября (все того же, 1796 г.) вернулся в Париж – через 8 месяцев, 16 июля 1797 г., Талейран – министр внешних сношений Директории. Так начался третий этап жизни и деятельности Талейрана – с 16 июля 1797 г. по 9 августа 1807 г.

Конечно, без помощи друзей назначение Талейрана вряд ли состоялось. Особенно усердствовала госпожа де Сталь (дочь знаменитого Неккера). О ней у нас речь впереди. Сообщение о своем назначении Талейран получил в театре. Ему об этом сказал Бенжамин Констан [отдельный файл]. Они бросились в карету и направились к главе Директории Баррасу. Сидя в карете и по пути к зданию Директории, Талейран повторял одну и ту же фразу: «Мы имеем должность, нужно сделать громадное состояние…, громадное состояние».[5] И Талейран неутомимо сколачивал «громадное состояние», беря взятки от иностранных деятелей за дипломатические услуги. Поль Баррас (1755-1829) в своих мемуарах опубликовал список взяток Талейрана за два года его пребывания на посту руководителя дипломатии Директории. Сумма составила 13 млн 650 тысяч франков. Астрономическая цифра.

«Министр внешних сношений, - писал в Берлин прусский посол в Париже, - любит деньги и надменно говорит, что, когда уйдет со своего поста, он не будет просить милостыню у Республики».[6] Размах лихоимства у Талейран был особенно выдающимся (если, конечно, можно это прилагательное использовать при описании взяточничества).

Между тем власть Директории клонилась к закату. На политическую сцену Франции медленно, но уверенно поднимался молодой генерал Наполеон Бонапарт. Талейран чутьем сыскной собаки почуял, что он придет к власти, и решил ему помочь в этом. Наполеон Бонапарт к этому времени разгромил Австрию, подчинил значительную часть Италии, совершил египетский поход (правда, неудачный). Талейран был восхищен восходящей звездой Франции. «Какой человек наш Бонапарт! – писал Талейран. Ему еще нет 28 лет, а над его головой все виды славы – слава войны, слава мира, слава сдержанности, слава благородства: он имеет всё». Какое заблуждение пожилого Талейрана насчет Бонапарта! Однако оно не мешало, а скорее содействовало сближению этих недюжинных деятелей Франции конца XVIII-начала XIX века.

Что же было общего и отличного между ними? Блестяще ответил на этот вопрос академик Е.В. Тарле в своей монографии «Талейран». «Казалось бы, что общего могло быть между этими двумя людьми? Один - изящный, изнеженный представитель старинной аристокра­тии, другой - из обедневших дворян далекого, дикого, разбойничьего острова. Один - всегда (кроме времени эмиграции) имевший возможность прокучивать за пиршествами или игорным столом больше денег за один вечер, чем другой мог бы истратить за несколько лет своей скудной казарменной жизни. Для одного все было в деньгах и на­слаждениях, в сибаритстве и даже внешний почет был уже делом второстепенным; для другого слава и власть, точнее, постоянное стремление к ним, были основной целью жизни. Один к сорока трем годам имел прочную репутацию вмести­лища чуть ли не всех самых грязных пороков, но был министром иностранных дел. Другой имел репутацию замечательного полководца и к двадцати восьми годам был уже завоевателем обширных и густо населенных стран и победителем Австрии, а пожирающее честолюбие влекло его дальше и дальше. Для одного политика была «наукой о возможном», искусством достигать наилучших из возмож­ных результатов с наименьшими усилиями; у другого - единственное, чем никогда не мог похвалиться его необы­чайный ум, было именно недоступное ему понимание, где кончается возможное и где начинается химера. Но и родни­ло их тоже очень многое. Во-первых, в тот момент, когда история их столкнула, они стремились к одной цели: к установлению буржуазной диктатуры, направленной острием своего меча и против нового Бабефа, и против нового Робеспьера, и против повторения прериаля, и одно­временно против всяких попыток воскрешения старого режима. Было тут, правда, и отличие, но оно еще более их сблизило: Бонапарт именно себя, и никого другого, прочил в эти будущие диктаторы, а Талейран твердо знал, что сам-то он, Талейран, ни за что на это место не попадет, что оно и не по силам ему, и не нужно ему, и вне всяких его возможностей вообще, а что он зато может стать одним из первых слуг Бонапарта и может получить за это гораздо больше, чем все, что до сих пор могли дать ему «адвокаты». Во-вторых, сближали этих обоих людей и некоторые общие черты ума: например, презрение к людям, абсолютный эгоизм и эгоцентризм, нежелание и непривычка подчинять свои стремления какому бы то ни было «моральному» контролю, вера в свой успех, спокойная у Талейрана, нетерпеливая и волнующая у Бонапарта. Эмоциональная жизнь Бонапарта была интенсивной, посторонним наблюда­телям часто казалось, что в нем клокочет какой-то с трудом сдерживаемый вулкан; а у Талейрана все казалось мертво, все застыло, подернулось ледяной корой. В самые трагичес­кие минуты князь еле цедил слова, казался особенно индифферентным. Было ли это притворством? В таком случае он артистически играл свою роль и никогда почти себя не выдавал. Бонапарт был гораздо образованнее, потому что был любознательнее Талейрана. Затруднительно даже представить себе, чтобы Талейран тоже мог заинте­ресоваться каким-то средневековым шотландским бардом Оссианом (хотя бы в макферсоновской фальсификации), или гневаться на пристрастия Тацита, или жалеть о страданиях молодого Вертера, или так беседовать с Гете и с Виландом, как Наполеон в Эрфурте, или толковать с Лапласом о звездах и о том, есть ли бог или нет его. Все сколько-нибудь «абстрактнее» (т.е., например, вся наука, философия, литература), не имеющее прямого или косвенного отноше­ния к кошельку Талейрана и к его карьере, было ему глубоко чуждо, не нужно, скучно и даже, кажется, попросту противно».[7]

Талейран оформлял дипломатической формой захваты Наполеона европейских государств – у него не было каких-либо существенно важных разногласий со своим принципалом. Е.В. Тарле констатировал: «Талейран жил «душа в душу» с Наполеоном все первые восемь лет диктатуры, и – что бы он впоследствии ни утверждал – никогда в эти годы не отважился остановить Наполеона, уговорить его хоть несколько умерить территориальное и всяческое иное завоевательное грабительство, никогда он не пытался давать советы умеренности и благоразумия, на которые он так щедр задним числом в своих мемуарах».[8]

Старый лис не только не делал этого, но делал даже прямо противоположное. Весьма осведомленный об отношениях Талейрана и Наполеона известный писатель Стендаль писал: «Талейран не переставал твердить Наполеону, что не будет безопасного существования для его династии, пока он не уничтожит Бурбонов. Лишить их престола было недостаточно…».[9] Это он говорил о династии испанских Бурбонов. Вероятно, подсознательно в голову Наполеона закралась мысль: Талейран начал подкоп под трон императора и 9 августа 1807 г. последовало распоряжение об увольнении Талейрана с поста министра иностранных дел Французской империи. Когда же Наполеон увяз в Испании в результате всенародной борьбы против узурпатора, Талейран своим чутьем почувствовал, что это начало конца Наполеона. В январе 1809 г. до императора (он был в Испании) дошли слухи, что Талейран и Фуше о чем-то подозрительно сговариваются. Вот как описывает Е.В. Тарле дальнейшие действия владыки Франции. «Сейчас же Наполеон передал командование армиями своим маршалам и примчался в Париж, почти не делая остановок. 28 января 1809 г. он созвал сановников и некоторых министров во дворец. Тут то и в это время произошла знаменитая сцена, о которой писали многие мемуаристы.

Император с кулаками набросился на Талейрана, бешено крича на него: «Вы вор, мерзавец, бессчетный человек! Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязанности, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на всё против меня способны! Вот уже десять месяцев, только потому, что вы ложно предполагаете, будто мои дела в Испании идут плохо, вы имеете бесстыдство говорить всякому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали мое предприятие относительно этого королевства, тогда как это именно вы подали мне первую мысль о нем и упорно меня подталкивали!.. А этот человек, этот несчастный! Кто меня уведомил о его местопребывании? Кто подстрекал меня сурово расправиться с ним? Каковы же ваши проекты? Чего вы хотите? На кого вы надеетесь? Посмейте мне это сказать! Ну, посмейте! Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стекло, и у меня есть власть сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы – грязь в шелковых чулках! Грязь, грязь!..».[10]

Шатобриан в своих «Замогильных записях», воспроизводя эту сцену, добавлял, что Талейран стоял «побледневший». Слова Наполеона о войне в Испании звучать несколько иначе: «Как вы смеете возражать против войны в Испании, - ведь это вы меня в нее втянули, это вы твердили мне в каждом письме о том, что этой войны требуют как материальные интересы нашей страны, так и интересы дипломатические». Шатобриан упомянул, что письма эти пропали из архива Тюильри в 1814 году.[11]

9 августа 1807 г. последовало, как было уже сказано, его распоряжение об увольнении Талейрана. Начался четвертый этап в жизни князя, который можно назвать: «Талейран не удел». – 9 августа 1807 г. – 1 апреля 1814 г. Однако это утверждение в некотором смысле условно, поскольку Талейран не прерывал своих связей с государственными деятелями соседних с Францией стран – Австрией и Россией – все глубже делая подкопы под режим Наполеона, поскольку дальнейшую политику императора Талейран решительно не одобрял. Испанская авантюра, как было уже упомянуто ранее, казалась ему безумием. А про готовившийся тогда поход Наполеона в Россию он сказал – и афоризм остался в анналах истории, - что «это начало конца». И он очень осторожно поддерживал отношения с врагами Наполеона, сообщая им секретную информацию. В данном случае имеется в виду Клеменс Меттерних (бывший с 1806 г. по май 1809 г. австрийским послом в Париже, а затем (1809-1821) главой австрийского правительства и канцлером (1821-1848) Австрийской империи) и Карл Васильевич Нессельроде, приехавший в Париж в марте 1810 г. в качестве советника русского посольства (впоследствии занимавшего пост министра иностранных дел (1816-1856) Российской империи). Само собой разумеется, Австрия и Россия были противниками Наполеона Бонапарта и установление контакта с их представителями было глубоко обдуманным шагом Талейрана. Наполеон догадывался об этих связязх, но документов, чтобы изобличить Талейрана не имел. Не потому ли они нередко пикитировалсиь остротами. Вот один из них. «Вы всегда австриец!» - эмоционально как-то сказал Бонапарт Талейрану. – «Отчасти, Ваше величество, - не моргнув глазом парировал Талейран, - но правильнее было бы сказать, что я никогда не бываю русским и всегда остаюсь французом».[12]

По словам Меттерниха, за время его пребывания в Париже с дипломатической миссией он не менее 20 раз беседовал с Талейраном, который внушал ему мысль о том, что «интересы самой Франции требуют, чтобы державы, способные дать отпор Наполеону, объединились с целью поставить преграду его ненасытному честолюбию; дело Наполеона не является больше делом Франции; Европа, наконец, может быть спасена только благодаря самому тесному союзу Австрии и России» (Выд.мною. – В.З.). Так писал Меттерних в своих воспоминаниях.[13]

Бывший министр Наполеона призывал к сплочению его врагов! Любое законодательство всегда рассматривало подобное поведение должностного лица (даже бывшего), как преступление, заключает компетентный знаток жизни Талейрана Ю.В. Борисов. Он же отмечает, что в Вене столь необычная информация, передаваемая Меттернихом и исходящая от Талейрана, встречала самое серьезное и внимательное отношение.

Еще более откровенную информацию от Талейрана получали и дипломатические представители русского двора в Париже, в частности по австрийскому вопросу. Хорошо известно, что Наполеон очень желал разоружить Австрию, чтобы она ни при каких обстоятельствах не могла стать сколь-либо серьезным противником Франции. Александр I, знал об этом желании Наполеона (скорее всего от Талейрана через русских дипломатов в Париже) твердо занял позицию, как он писал своей матери Марии Федоровне, «спасти Австрию».[14]

Австрийский вопрос занял важное место на встрече двух императоров в Эрфурте (27.09. – 14.10.1808 г.). Обсуждался этот вопрос – мало сказать! – в напряженной обстановке – скорее всего в жесточайшей конфронтации. Ни Наполеон, ни Александр I – никто не хотел делать уступки. Французский деспот понимал, что если он не добьется своего в решении судьбы Австрии, то в конечном итоге может потерять всё. Александр I, имея достоверную информацию о позиции Наполеона (она подтверждалась в ходе переговоров), был, что называется, на коне.

У Наполеона начали сдавать нервы (в который уже раз?!). Был момент, когда он бросил свою треуголку на пол и топтал ее в бешенстве ногами. Русский император смотрел на него с самодовольной улыбкой, молчал, выждал, когда корсиканец несколько успокоился, и затем четко сказал: «Вы резки, а я упрям: со мной гневом ничего не добьешься. Будем разговаривать или рассуждать. Иначе я уезжаю».[15] И он направился к двери. Можно сделать заключение, что Наполеон потерпел в Эрфурте неудачу, поскольку в «Эрфуртской конвенции, подписанной 12 октября 1808 года», Австрии посвящено лишь четыре строки статьи X. Вот они: «В случае, если бы Австрия начала войну с Францией, то император всероссийский обязывается выступить против Австрии и присоединиться к Франции, так как этот случай также считается одним из тех, при котором вступает в силу союз, соединяющий обе империи».[16] Да и по поводу приведенных строк «Эрфуртской конвенции…» царь написал австрийскому императору Францу Иосифу (1768-1835) собственноручное письмо, в котором успокаивал его насчет опасений, внушенных ему ими. Так что все старания Наполеона в Эрфурте оказались (не без помощи Талейрана русскому императору) бесплодными.

Талейран стал осведомителем русского двора, сообщал через К.В. Нессельроде важные сведения царю. В 1810 г. Нессельроде направил в Петербург записку о политике Франции в отношении России – важный документ наполеоновской императорской канцелярии, полученный им от Талейрана, и просил его использовать с крайней осторожностью. Талейран просил дополнительно перевести ему 30-40 тысяч франков. Несколько позже Талейран сообщил Александру I и о сроках нападения Франции на Россию – апрель 1812 г., - очень близкий к истине. Напомню: вторжение наполеоновской армии в Россию совершилось 12 июня 1812 г. В личном письме царю от 15 сентября 1810 г. Талейран просил полтора миллиона франков в долг с неопределенным обещанием вернуть эту сумму, «как только обстоятельства изменятся». Из Петербурга ответили сухим отказом, но письмо не сожгли, а сохранили. Оно о многом ведает: ради денег Талейран готов пойти на всё, даже на прямое предательство; оно недвусмысленно говорит об определяющем принципе нарождающейся новой буржуазной дипломатии – безудержном торгашестве.

Но вот на мрачном небосклоне Европы грянул давно ожидаемый гром – ранним утром 12 июня 1812 г. наполеоновская армада начала переправляться через Неман, чтобы покорить непокорный русский народ. «Это начало конца», - будто бы произнес Талейран. Ход событий их полностью подтвердил, как подтвердил и другое – для Талейрана 12 июня 1812 г. завершался конец четвертого этапа и начался пятый период его государственной и дипломатической деятельности, быть может, по своим результатам и воздействию на Францию и на геополитику европейских держав вряд ли сравним с предыдущими вместе взятыми. Да и по времени он был самый продолжительный – более двух десятилетий – с 1 апреля 1814 г. по 13 ноября 1834 г.

Итак, в четверг 19 (31) марта 1814 года Александр I во главе своих войск вступил в Париж. Этот торжественный момент – звездный час Александра I – запечатлел для истории художник кисти и великий историк. Рассмотрим прежде всего картину «Вступление русских войск в Париж».

Теперь обратимся к великому русскому историку С.М. Соловьеву, к его монографии «Император Александр I. Политика. Дипломатия». Вот что он писал об упомянутом «звездном часе» Александра I: «Прошло шесть лет тяжких испытаний. Наконец во время страшной бури, засветился луч надежды. Одним подвигом твердости – не мириться с завоевателем – завоеватель был изгнан с позором, с потерею всего войска; другим подвигом твердости – докончить борьбу низложением Наполеона – освобождена была вся Европа и русский государь получал небывалую в истории славу. Чувство этой славы, в данную минуту еще ничем не отравленное, в противоположность с недавним горьким чувством унижения переполнило душу Александра и вылилось в словах, сказанных Ермолову: «Ну что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге? Ведь было время, когда у нас, величая Наполеона, меня считали простячком». «Слова, которые я удостоился слышать от в. в-ства, никогда еще не были сказаны монархом своему подданному», - отвечал Ермолов.[17] Но когда, какой монарх находился в положении, подобном положению Александра? – заключал наш историк.

Итак, русский государь в Париже. Он остановился со своей свитой в парижском особняке Талейрана, разумеется по его настойчивой просьбе.

Царь занимал второй этаж особняка. Третий был отдан Министерству иностранных дел – здесь разместился Нессельроде со своими сотрудниками. Во дворе на сене спали усталые казаки.

В дому Талейрана уже 31 марта обсуждался важнейший вопрос – кому править Францией? Александр I враждебно относился к Бурбонам. Представители Англии предлагали посадить на трон Людовика XVIII, брата казненного короля Людовика XVI. Талейран совершил очередной кульбит – он горой стоял за принцип легитимизма, то есть за восстановление легитимной монархии Бурбонов в лице Людовика XVIII. И уже 1 апреля 1814 г. вопрос о власти был решен – сенат назначил Талейрана главой временного правительства. Этот пост он занимал не многим более двух недель. Надо было решить технические вопросы – доставить в Париж Людовика XVIII [Отдельный файл] как законного короля Франции, что и было сделано – король прибыл в Париж 3 мая 1814 года. Было сформировано новое правительство, в котором Талейран занял пост министра иностранных дел. Ему предстояло быть представителем побежденной страны на Венском конгрессе, призванным решить важнейшие международные проблемы – вопрос о создании новой системы международных отношений, впоследствии получившей название «Венской», установить границы поверженной Франции, разрешить польские вопросы и т.д.

Венский конгресс – международный конгресс, завершивший войны европейских держав с наполеоновской Францией – открылся в столице Австрии в сентябре 1814 г. и закрылся в июне 1815 г. Его работу прервала дерзкая вылазка Наполеона I с острова Эльбы, занятие им Парижа и его правление – «Сто дней» (20 марта – 22 июня 1815 г.).

Союзники вынуждены были прервать работу конгресса, вернуться в свои войска, мобилизовать их на борьбу с корсиканцем и разбить французскую армию при Ватерлоо 18 июня 1815 г., и Наполеона сослать подальше на остров Св. Елена, где он и умер 5 мая 1821 г. Конгресс продолжил свою работу. Талейран проводил на