Соотношение теоретического и методологического знания

Рассмотрев вопрос о соотношении различных уровней методологического анализа, мы можем теперь охарактеризо­вать некоторые особенности тех знаний, которые выполняют методологические функции в современной науке.

С этой целью, прежде всего, остановимся вкратце на по­нятии методологического подхода, получившем в современной литературе весьма широкое распространение.

Методологический подход можно определить как прин­ципиальную методологическую ориентацию исследования, как точку зрения, с которой рассматривается объект изуче­ния (способ определения объекта), как понятие или принцип, руководящий общей стратегией исследования. В методоло­гической литературе это понятие употребляется в самых разнообразных контекстах. Чаще всего говорят о противо­стоящих друг другу подходах: диалектическом и метафизи­ческом, аналитическом и синтетическом, элементаристском ицелостном, качественном и количественном, динамичес­ком и статистическом (вероятностном), синхроническом и диахроническом, энергетическом и информационном, ал­горитмическом и эвристическом и т. п. Возможна, однако, и недихотомическая классификация подходов, например, предметная: применительно к некоторому объекту можно говорить о параллельном или последовательном проведении, скажем, биологического, психологического, социологичес­кого и т.д. подходов (так, в частности, обстоит дело с изучением психики).

Даже из приведенного нами перечня, далекого от полно­ты, хорошо видно, что понятие подхода применимо к самым различным уровням методологического анализа и, следова­тельно, заключает в себе весьма широкое методологическое содержание. В одних случаях подход полностью исчерпывает­ся стратегическим принципом или их совокупностью (таковы, например, элементаристский и целостный, синхронический и диахронический подходы), в других – понятие подхода тождественно проведению в исследовании определенной ми­ровоззренческой позиции (такова дихотомия диалектического и метафизического подходов), а в третьих – применение определенного подхода предполагает еще и одновременное применение набора процедур и приемов, служащих формой и условием реализации соответствующих принципов (это относится, в частности, к информационному подходу, если он проводится на уровне конкретного исследования, а не общих соображений о пользе понятия «информация»).

Очевидно также, что ни один отдельно взятый подход не исчерпывает методологической характеристики исследова­ния: в каждом конкретном исследовании обычно реализуется некоторая совокупность подходов, при условии, конечно, что среди них нет взаимоисключающих. Между различными под­ходами, даже в том случае, если они связаны отношениями полярности, нет, как правило, оценочного противопоставле­ния – в том смысле, что один из них «лучше», а другой – «хуже». Отношение здесь строится на основе адекватности соответствующих подходов определенным типам исследова­тельских задач; такая адекватность вообще является главным критерием в методологии научного познания. Но все же надо отметить, что в некоторых случаях отношение меж­ду полярными подходами отражает прогрессивное развитие методологии познания. Однако и в таких случаях следует избегать безапелляционных оценок: например, смена эле-ментаристского подхода целостным вовсе не означает, как мы уже отмечали, что один из них полностью исчерпал себя, в том числе и при изучении объектов, заведомо считающихся целостными. Точно так же из перспективности системного подхода вовсе не следует, что он вытесняет другие подходы. Для наших целей полезно еще отметить, что в совре­менной науке заметной становится тенденция превращения подходов в методологические теории или даже просто в теории, методологический смысл которых явным образом не фиксируется. Такое превращение соответствует отмеченной в первой главе тенденции к онтологизации методологии. Другим основанием этого процесса является также охаракте­ризованное нами ранее приобретение научной деятельностью массового характера и возникающая в этой связи потребность в развитой технике исследования, в стандартизации исследовательской деятельности. Вследствие этого форма ориентации – то, что определяет методологическое содер­жание подхода, – превращается в форму регламентации, а эвристическая сила заменяется силой организации. Смысл этих трансформаций становится понятным, если обратиться к предложенному нами различению уровней методологи­ческого анализа. Дело в том, что при всем разнообразии подходов они в целом все-таки должны быть отнесены к уровню философской методологии и уровню общенаучных принципов и процедур познания. Превращение же подходов в теории означает очевидный сдвиг в сторону двух следующих уровней – уровня конкретно-научной методологии и в еще большей степени уровня методики и техники исследования. Но надо заметить, что этот сдвиг далеко не всегда диктуется реальными методологическими потребностями самой науки: в значительной степени он является продуктом обособления методологии и ее имманентного развития.

В связи с таким обособлением методологии самосто­ятельной и отнюдь не тривиальной становится проблема приложений методологического знания к практике конкрет­но-научного исследования. Любые общенаучные методоло­гические принципы и подходы, прежде чем они начнут играть конструктивную роль в специальных науках, должны пройти своеобразную переплавку, в результате которой они становятся не внешними той или иной конкретной дис­циплине, а имманентными ее предмету и сложившейся в ней системе понятий. В этом, собственно, и заключается суть перехода от уровня общенаучных принципов к уровню конкретно-научной методологии. Поэтому можно говорить, например, о том, что методология современной биологии насыщается системными идеями и даже перестраивается в соответствии с ними, но она никогда не превратится и не может превратиться просто в системную методологию – это означало бы утрату биологией своих специфических методов, а вместе с ними и самого ее предмета.

Вообще надо сказать, что на высших этажах науки, там, где происходит движение в области смысла и теоретических оснований, методология «работает» отнюдь не внешним обра­зом, она не «одалживается» у близких или далеких соседей на время построения теории. Она принципиально не представима здесь в виде спускаемых откуда-то сверху поучений по поводу того, как надо и как не надо строить теорию. Как показывает опыт развития науки, во всякой значительной научно-теоретической концепции методологические момен­ты органически сливаются с предметно-содержательными, и обычно требуется немалая специальная работа, чтобы от­делить их друг от друга. Для примера можно сослаться на «Капитал» К. Маркса: здесь нет методологии, отделенной от теории, и именно поэтому методология выступает как орудие непосредственного проникновения в предмет исследования. В рассматриваемом нами плане такой же в сущности характер носят концепции биосферы В. И. Вернадского или генетиче­ская эпистемология Ж. Пиаже: в них тоже методологические принципы не рядоположены теоретическим построениям, а как бы просвечиваются (при особом, конечно, взгляде) через форму последних.

Значит ли это, что в «высокой» науке вообще стира­ются грани между теорией и методологией? Такой вывод был бы весьма опрометчивым. И в этой сфере методология как таковая не создает непосредственно результата науки. Она выполняет свои специфические функции, отличные от функций теории (если под теорией понимать содержатель­ный продукт развития науки, т.е. получение содержательных ответов на вопросы относительно реальности, независимо от того, выступает ли эта содержательность непосредственно или является результатом специально построенной интерпре­тации. Мы не касаемся здесь также рассмотренного ранее вопроса о том, что и методология в последнее время имеет тенденцию нередко выступать в форме теории: при всех условиях она остается теорией методологической, со всеми вытекающими отсюда следствиями относительно ее функций в процессе познания). Если теория направлена на получение знания о самой действительности, то методология направлена на процесс получения знания. Иначе говоря, между теорией и методологией всегда сохраняется отношение цели и средства. Но если методология не утрачивает своих специфических функций, то как тогда истолковать ее органическое слияние с собственно теорией? А если такое слияние имеет место, то как обосновать самостоятельное место методологического знания в системе современного научного познания?

На наш взгляд, правильный подход к ответу на эти вопросы заключается в том, чтобы рассмотреть движение познания как целостный процесс, как нечто достаточно отграниченное и внутренне завершенное. Предварительно, однако, необходимо остановиться на вопросе о структуре научного исследования.