Происхождение - ancestry

В переводе на наши понятия, это и есть национальный состав населения. Как и следует ожидать в переселенческой стране, только около 10% жителей считают себя «чистыми» американцами по происхождению, остальные же находят свои корни в зарубежных странах. При этом различают единичное и множественное происхождение, когда человек упоминает несколько наций, выходцами из которых были его предки. Помню случай, как моя хозяйка в Новом Орлеане сказала как-то (как сейчас помню ее мечтательное выражение лица): “It’s my dream to visit all my motherlands” - хотелось бы мне посетить свои родины (да, именно во множественном числе). Поражённый, я спросил - а сколь много родин? Посчитав в уме, она ответила, что девять, и принялась перечислять: Белоруссия, Польша, Венгрия, Норвегия и что-то ещё... В США очень много смешанных браков, есть среди них даже традиционные - например, поляков с итальянцами (и те и другие католики, а в протестантской по преимуществу стране это сильно сближает).

Сложные случаи. Чёткие группы людей складываются не только по антропологическим признакам, но и по культурным – прежде всего по языку и по религии. И тут возникает много перекрытий. Например, как уже упоминалось, группа чернокожих перекрывается с группой латиносов – людей, говорящих по-испански (хотя бы в качестве второго языка) и причастных, так сказать, испанской (латиноамериканской) культуре. По переписи 2000 года латиносы превзошли негров по численности – совсем чуть-чуть, но превзошли, поэтому проблема перекрытия оказалась актуальной. Так вот, около 2% латиносов – негры, а 2% негров – латиносы. Примерно третья часть из таких граждан живут в Нью-Йорке, а там самая многочисленная их группа – выходцы из Доминиканской республики, где влияние лиц африканского происхождения особенно велико[13].

Другой пример – евреи. Самоидентификация тут весьма жёсткая, это хорошо известно по примерам нашей страны. Однако в США её принято привязывать к религии, а потом и к языку. Примечательна история с моим зятем, евреем с множеством чисто еврейских предков. Когда он поселился в США, то часто попадался на такой диалог: «Вы кто? - Я еврей из России. - А в какую синагогу вы ходите? - Да ни в какую. - А, значит вы русский». Его это долго возмущало, но он и вправду неверующий. Ныне в еврейской общине США принято всё же полагаться на этнические признаки евреев, а потом уже обсуждать, в какой степени они охвачены синагогой, какой процент говорит на иврите, какова доля смешанных браков.

Смешанные браки – ещё один повод для замешательства. Взять тех же евреев в США: по статистике еврейской общины, в среднем по стране 48% евреев заключают браки с не-евреями[14]. Кем будут их дети? По еврейской традиции, они будут евреями, если мамы были еврейками. А по науке? Молчит наука. Вернее, она отвечает, что выбор за самим ребёнком. Так и делают в США. С 1990 года гражданин при переписи вправе объявить себя кем угодно: скажем, мама эфиопка, папа китаец, а гражданин ощущает себя почему-то латиносом – вот и пишет «латино» в соответствующей графе.

Быстрый рост межрасовых браков –верный признак улучшения межрасовых отношений.Сейчас их почти 5 млн., это 1/12 всех браков (если счесть латиносов за расу – условно, конечно). То есть это 8,4%, тогда как в 1980 году таких браков было только 3,2%. В западных штатах, особенно на Гавайях, в Калифорнии или Неваде, таких браков 20%. А из новых браков в США в 2010 году 15% были межрасовыми!

А ведь ещё в 1967 году Верховному суду США пришлось выносить специальное решение о том, что любые законодательные препятствия межрасовым бракам являются неконституционными. И действительно, штат Алабама последним отменила такие ограничения только в 2000 году (!). Ещё в 1987 году меньше половины американцев считали вполне нормальным брак между белыми и чернокожими, а сейчас таких уже 83%, причём 63% сказали, что «нормально», если так поступит член их семьи. Поэтому растёт мнение, что раса – это вообще искусственный конструкт.

А как вы (лично!) отнеслись бы к перспективам жениться или выйти замуж за человека другой расы? Проведём беглый опрос. Вырвите страничку или клочок бумаги из тетради и напишите на этом четыре слова в столбик: китаец, негр, грек и индус (в женском роде для ребят и в мужском для девушек). Если бы ваша сестра или брат собирались вступить в брак с этими людьми, вызвало ли бы это у вас возражения? Если да, то поставьте минус, если всё равно, то ноль. Постарайтесь а) сделать это втайне от соседа и б) ответить вполне искренне. Всё это анонимно! Сверните листок и отдайте мне. В перерыве я осмотрю и подсчитаю.

Не англичане. Как сравнить группы людей по происхождению (сколько англичан, немцев и т.п.)? Для этого складывают тех, кто указал английское происхождение как единственное, с теми, кто указал его первым среди нескольких. Получается “как бы” национальная структура страны. На первый взгляд, картина возникает неожиданная. Казалось бы, основную часть населения США должны составлять англичане. Это не так. Мало того, что более 10% населения страны вообще не говорит по-английски у себя дома, но и сами потомки англичан не занимают ни первого, ни второго места по численности. Если взять только тех, кто указал своё происхождение, то бесспорное первое место принадлежит Германии - около 20%. За ними идут ирландцы, которые чуть-чуть опережают англичан, остающихся тем самым на третьем месте (примерно по 15%). Далее идут упомянутые выше “американцы”, итальянцы, поляки, французы (вместе с франко-канадцами), голландцы. Примечательно, что в переписных анкетах целых 18% американцев пишут, что у них есть африканская кровь – а ведь негров только 13%. Около 3,5 млн. жителей указывают на своё русское (на самом деле российское, не более) происхождение. Стоит попомнить, что тут принимаются в расчёт люди со множественным происхождением, так что сумма гораздо больше 100%.

Все эти группы расселяются по стране не очень равномерно. Доля англичан сильно повышена на севере Новой Англии, в Юте, ирландцев - в Массачусетсе (здесь их около трети), потомки же немцев составляют внушительное большинство на севере Среднего Запада.

Melting pot

Тем не менее вполне можно говорить о полном господстве той британской культуры, которую здесь обозначают замысловатой аббревиатурой WASP (white, anglo-saxonian, protestant). Причина же этого господства - полное преобладание “уоспов” до 1820 года, когда шла закладка культурного фундамента нации, а также в том, что иммигранты обычно полагают, что Америка столь богата именно благодаря “уосповой” закваске, а потому охотно усваивают взращённую на ней культуру. Большинство из иммигрантов - это люди, которые не преуспели у себя на родине или гонимы своими властями, но которые слишком энергичны, чтобы смириться с этим, и потому готовы в такому рискованному шагу в своей жизни, как эмиграция. Они едут в Америку вовсе не для того, чтобы в каком-нибудь её уголке воссоздавать свою родину, - нет, не для того они её покинули. Они приезжают сюда, как правило, чтобы влиться в культуру, обещающую процветание и личную независимость.

Именно этой добровольной “американизацией” объясняется та поразительная быстрота, с которой Америка как бы растворяет в себе иммигрантов, превращая их в “стопроцентных американцев”. В США этот механизм называют melting pot - плавильный тигель (в начале века на Бродвее шла оперетка с таким названием).

Мультикультурализм

Проблема встраивания иммигрантов в жизнь новой страны стала очень актуальной для нашей России, потому что сколько бы ни говорили об успехах «президентской» политики роста рождаемости, учёным-то ясно, что сокращение людности России неминуемо и что нам не обойтись без массовой иммиграции. Россия не очень-то готова к этому; в стране сильна ксенофобия, растёт русский национализм в безобразном обличье, унизительном для каждого здравомыслящего русского.

А как справляется с этими проблемами Америка – страна иммигрантов? Здесь она преподносит нам несколько важных уроков, притом именно сегодня. Дело в том, что старинная идеология «плавильного котла» совсем недавно стала сменяться другой, совершенно иной – и только для того, чтобы на наших глазах тоже потерять свой авторитет.

Действительно, на протяжении 60-е и 70-е годы становилось всё более заметным нежелание новых американцев подстраиваться под культуру уоспов. Этому способствовал общий дрейф американской культуры в сторону ещё большей гуманизации. Мол, американская средняя школа пытается переделать всех под уоспов, а это несправедливо. Лозунгу мелтинг пот противопоставили лозунг salad bowl, салатница, где все ингредиенты сами по себе, а все вместе составляют лакомое кушанье. Позже это сложилось в связное и глубокое мировоззрение мультикультурализма. В его основе лежало сугубо либеральное понимание прав человека, в том числе иммигранта. Здесь отстаивали право иммигранта оставаться самим собой, даже став гражданином США. В конце концов, Америка как страна тем и дорога её жителям, что они могут быть свободны в своём выборе.

Мультикультурализм стал государственной политикой. В соответствии с ним были приняты программы в школах, изменены некоторые законы. В его духе стала строиться иммиграционная политика, притом не только в США, но и в Западной Европе.

Однако с середины 90-х годов отношение к иммиграции стало меняться. Наплыв иммигрантов из стран с совершенно иной культурой, с низким уровнем жизни стал всё более раздражать местное население. И мультикультурализм стал подвергаться критике и с левой, и с правой стороны.

Поэтому можно утверждать, что за последнее десятилетиеидея мультикультурализма отступает, идея ассимиляции восстанавливает свой авторитет.

В США первым ударом стала реформа соцобеспечения 1996 года, где «добропорядочные граждане» были отделены от иммигрантов (даже легальных) и иностранцев, кои были лишены многих привилегий в этой области. «Патриотический закон» 2001 года (после трагедии Найн-Илевн) усугубил эти различия. После этого многие штаты стали сокращать свои программы помощи иностранцам и иммигрантам; Калифорния своим законом №227 сильно сократила языковую помощь новоприбывшим. Английский язык повсеместно стал обязательным в школе, программы многоязычия стали свёртываться.

Воцарившаяся атмосфера неприятия мультикультурализма немедленно повысила репутацию ассимиляции – как бы на волне патриотизма. Стало модным гордиться своей национальностью или этническим происхождением. Для здравомыслящего человека такая гордость выглядит смешно. Как сказал один мыслитель, гордиться тем, что ты русский или татарин, равносильно тому, чтобы гордиться тем, что ты родился во вторник. Как сказал по этому поводу недавно А.П.Горкин, разумнее гордиться не тем, что от тебя самого нисколько не зависело, а тем, что именно ты сделал для своей страны, поддержал ли её репутацию своим поведением за границей и т.д. Можно ли гордиться тем, что у вас прямой нос? Смешно, не правда ли?[15]

Почти забавно, что интеллектуалы сыграли свою (м.б., решающую) роль в этом сдвиге общественного сознания. Французы Бурдье и Вакан объявили мультикультурализм уловкой буржуазии, империализма. В добавок они сумели переложить ответственность за расовые проблемы с плеч государства на плечи каждого индивидуума, тем самым освободив власть от политической ответственности. В 1999 году они опубликовали статью, в которой мультикультурализм, геттоизация, андеркласс и «исключание» объявлялись возросшими на американской ниве понятиями и экспортированными американским империализмом во всемирный контекст (Bourdieu, P. and Wacquant, L. 1999: On the cunning of imperialist reason. Theory, Culture and Society 16, 41–58). По их мнению, это были чисто американские трудности и болезни, придание им универсального характера было уловкой американцев, чтобы хоть частично снять с себя собственную ответственность за эти пороки. Собственно, Бурдье и Вакан адресовали эти упрёки не американским коллегам, а своим, французским, обвиняя их в распространении американской болезни на свою нацию.

Как это ни парадоксально, но подобное проявление некоего неолиберализма оказало большую помощь возрождению сугубо консервативного отношения к проблеме иммиграции, к возрождению ассимиляционных идей. Именно Бурдье и Вакану мы обязаны столь стремительным распространением по всему миру этих протестов против мультикультурализма вообще и против его государственных проявлений вроде особых школьных программ, насаждения терпимости к инакомыслящим и к иным культурам и т.п.

Теперь даже либералы пытаются принять ассимиляцию как некий процесс, выводящий нас как бы за пределы самого понятия нации, куда-то выше этого («постэтнический ландшафт» Холлингера и Спарка, цивилизационный подход Хантингтона). Ширятся идеи, согласно которым гражданство – это не статус, а участие в жизни общины или нации, а потому те, кто выбирает неучастие, могут быть трактованы государством как «самоисключённые» из гражданства, не заслуживающие со стороны государства того отношения, которое оно распространяет на «примерных граждан».

Почти забавно: мы опять оказались как бы впереди планеты всей, притом именно из-за своей хронической отсталости. Мы только-только начинаем привыкать к чужеродным иммигрантам, и нам, казалось бы, предстоит долго-долго брести по той дороге, которую с таким трудом преодолевала Америка, то есть проходить и плавильный тигель, и мультикультурализм, и возврат к идеям ассимиляции. А тут вдруг оказалось, что наша любовь к идеям ассимиляции, к преимущественным правам коренных жителей по сравнению с пришлыми в точности совпадает с настроениями этих умудрённых опытом американцев. Я имею в виду недавние речи главных лиц нашего государства о том, что надо обеспечить права коренного населения на рынках, позорную травлю всего грузинского…