Мотивация подделок в пользу групповых интересов

Подделки совершаются и в пользу интересов какой-нибудь группы социальной (сословной), религиозной, профессиональной, этнической, семейной группы, которая желает провоцированием создания неаутентичного источника получить будто бы принадлежащие им права.

С конца VIII в. в Каролингской державе, а позже в Священной Римской империи, подложные источники изготавливались в большом количестве для доказательства не существовавших прав на то или иное имущество, причем авторы подделок нередко искренне верили в обоснованность приписывания своей общности таких прав. По словам М. Блока: «как можно было устоять перед искушением воображать императоров древнего Рима абсолютно схожими с современными государями, если считалось, что Римская империя продолжает существовать и что саксонские или салические короли — прямые наследники Цезаря и Августа?»[15].

Монах, приписавший своему монастырю мнимые права на то или иное владение светского лица, был прямо уверен, что у церкви их больше, чем у того. М. Блок отмечает, что «именно уважение к прошлому парадоксально заставляло реконструировать его таким, каким оно должно быть»[16].

В это время появились «Лжеисидоровы декреталии» — сборник фальшивых документов, созданный как продукция мастерской периода Каролингского Ренессанса (периода подъема образованности во Франкском государстве при Карле Великом и его преемниках) и приписываемый церковному деятелю VI–VII вв. севильскому епископу Исидору,. В состав сборника входили папские послания (декреталии), решения споров, так называемый «Константинов дар» и другие подложные акты, с помощью которых западная христианская церковь обосновывала папское верховенство. «Константинов дар» представлял собой подложную грамоту, согласно которой римский император Константин предоставил папе Сильвестру I светскую власть над западной частью Римской империи. Германский император Оттон III (983-1002) отказался признать законность «Константинова дара» и актом 1001 г. объявил его фальшивкой. В первой половине ХVI в. независимо друг от друга гуманисты Лоренцо Валла, Николай Кузанский и Реджинальд Пикок окончательно доказали методом исторической критики поддельность «Константинова дара».

Массовое появление подделок, в которых предпринимались попытки «состарить» свой этнос, закрепить за ним определенные общие культурные и языковые ценности, относится к ХVIII – ХIХ вв., в период формирования в Европе среди так называемых политических наций (которые объединяли правящие классы того или иного государства) наций этнических (которые объединяли различные сословия и классы одной общности по этническому признаку). Особенно часто составляются подобные подделки у представителей тех этносов, которые утратили свои государственную самостоятельность и подвергались культурной и языковой ассимиляции со стороны других этносов. Составители таких подделок стремились пробудить среди своих сородичей чувство этнической общности и идентичности.

В 1765 г. шотландский поэт Джеймс Макферсон опубликовал сочиненные им в сентиментальном ключе «Песни Оссиана». Они были приписаны кельтскому барду III в. Оссиану, а в стихотворных текстах сборника были использованы сюжеты, образы и имена, заимствованные из оригинальных кельтских легенд. В «Песнях» пропагандировалась древность, самобытность и свободолюбие предков тогдашних шотландцев. Сочинение привлекло к себе внимание в различных странах и вызвало подражания у многих (в том числе русских) поэтов конца ХVIII – первой четверти XIX вв.[17]

Основательница первых приватных музеев в Польше Изабелла Чарторыская отстаивала подлинность «Песен Оссиана», исходя из своих романтических представлений о возможности «подправлять историю» для идеологических целей как в поэзии, так и в музейном деле. Основаниями для уверенности И. Чарторыской было то, что она сама слышала в горной Шотландии исполнение народных песен, подобных «Песням Оссиана»[18].

Другим примером создания подобной фальшивки могут служить якобы найденные чешским языковедом Вацлавом Ганкой, начиная с 1817 г., «Краледворская летопись» и другие древние чешские рукописи. Эти находки должны были доказывать давность традиций чешской государственности и культуры. В условиях тогдашней борьбы чешских «будителей» — пропагандистов родного языка и культуры среди остального чешского населения (против германизации), вызвали значительный общественный резонанс.

Тексты рукописей, «обнаруженных» В. Ганкой, были переведены на ряд языков. Сомнения в их подлинности возникли вскоре после этого[19], хотя сомневавшиеся чешские ученые подвергались незаслуженным обвинениям в том, что они «продались» немцам. Лишь в 1880-е гг. чешские исследователи в журнале «Атенеум» окончательно доказали поддельность рукописей, созданных с использованием славянских эпических песен.

Одним из тех, кто способствовал рациональной оценке фальсификаций В. Ганки, был выдающийся общественный национальный деятель (в будущем первый президент Чехословацкой республики) философ Томаш Масарик[20].

На рубеже 1940–50-х гг. по инициативе руководства в СССР началась пропаганда исключительности России и российской науки и техники, отрицания взаимной пользы и влияния этой страны с другими, борьбы с так называемым «низкопоклонством перед Западом» и «космополитизмом». В этой кампании использовались откровенные подделки. Например, полярник К.С. Бадигин использовал ранее неизвестное «Хожение Иванова Олельковича сына Наугородца» в качестве обоснования мнимого открытия современного Шпицбергена (Груманта) русскими еще в XII веке. Эта и другие фальшивки были разоблачены авторитетной комиссией Института русской литературы Академии наук СССР[21].

В это же время были вновь привлечены для обоснования существующих отечественных приоритетов в науке подделки, созданные еще известным фальсификатором Александром Ивановичем Сулакадзевым (род.1771). В числе этих подделок были сведения о вымышленном первом в мировой практике полете на воздушном шаре в Рязани.

В 1910 г. в журнале «Летун» была издана рукопись А.И. Сулакадзева «О воздушном летании в России с 906 лета по Р.Х.». На одном из листов рукописи находились следующие строки: «1731 года в Рязани при воеводе подъячий нерехтец Крякутный фурвин (это слово было непонятным) сделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим». А.И. Сулакадзев уверял читателя, что эти факты заимствованы из пропавшей рукописи своего деда — рязанского полицеймейстера Боголепова. Репутация А.И. Сулакадзева к тому времени была известной. Публикация прошла незаметно.

Пик известности приведенных здесь строк пришелся на время кампании «борьбы против низкопоклонства». «Подьячий Крякутный» оказался полезным. Появились статьи о нем. К 225-летию «первого в мире полета на аэростате русского изобретателя Крякутного» в 1956 г. была выпущена почтовая марка СССР[22]. В городе Нерехте, откуда был родом Крякутный, у памятника подьячему принимали в пионеры. Его имя вошло во второе издание «Большой советской энциклопедии»[23].

Стоило политическому климату слегка потеплеть, ученые подали свой голос. В 1958 г. палеограф В.Ф. Покровская в статье на три страницы подвела итог существованию «подъячего Крякутного». Сделав фотоснимок рукописи А.И. Сулакадзева в инфракрасных лучах, она установила, что слово «нерехтец» было написано другими чернилами поверх зачеркнутого слова «немец», а «Крякутной» по слову «кр(е)щеной». Таинственное слово «Фурвин», над которым ломали голову сторонники приоритета России в воздухоплавании, не понимая его смысла, оказалось явно нерусской фамилией «Фурцель». Сходные исправления самого А.И. Сулакадзева имелись и в других местах рукописи.

Подобным образом понимаемый патриотизм проявился тогда и среди российских эмигрантов. Имеется в виду «Влесова книга», то есть записи мнимых языческих жрецов о подвигах династии князей правивших некогда Россией — за тысячу лет до нашей эры. Эти князья якобы сражались и с варягами, и с византийцами, но преимущественно с хазарами.

Впервые о «Влесовой книге» сообщил журнал «Жар-птица», выходивший в Сан-Франциско в 1953 г. Оригинал текста «Влесовой книги», согласно этой публикации, не сохранился, он принадлежал полковнику российской армии Изенбеку и был обнаружен в 1919 г. в одном имении под Харьковом. «Влесова книга» была составлена оригинальным алфавитом на деревянных досках. Один из знакомых владельца снял с подлинника копию до того, как тот исчез во время второй мировой войны.

Копия текста была переслана из Австралии одним эмигрантом в Академию наук СССР. Палеографы провели детальную экспертизу «Влесовой книги». Выводы экспертизы не оставляли сомнений в поддельности ее текста[24].