Рецепт философского языка

Философские и логические языки обычно создаются для того, чтобы изменить наше восприятие мира. Чаще всего их создатели апеллируют к несовершенству обычных человеческих языков, которые не позволяют выражать мысли однозначно и четко. Действительно, в привычных нам языках можно найти множество разного рода кажущихся или даже не кажущихся, а вполне явных нелогичностей.

К примеру, мы знаем, что в русском языке есть категория грамматического рода, которая заставляет нас различать по родам даже обозначения неодушевленных объектов: стена по-русски как бы женщина, потолок – как бы мужчина, а окно – как бы не мужчина и не женщина. Вероятно, это влияет на наше восприятие действительности; например, луна у носителей русского языка скорее ассоциируется с женским началом, а месяц – с мужским. Так, Онегин сравнивает Ольгу Ларину с луной, и нам это кажется совершенно естественным:

В чертах у Ольги жизни нет.

Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:

Кругла, красна лицом она,

Как эта глупая луна

На этом глупом небосклоне.

А в известной считалке месяц наделяется явно маскулинными свойствами:

Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана:

«Буду резать, буду бить,

все равно тебе водить».

Нисколько не посягая на гендерное равноправие, я призываю читателя задуматься, что было бы немного странно, если бы этот текст начинался, скажем, так:

Луна вышла из тумана,

Нож достала из кармана…

Но вдруг в луне все-таки есть что-то явно женское, а в месяце – что-то явно мужское? Германские народы так не считают. Англичане в полной луне видят мужчину – Man in the Moon , а не Woman in the Moon или хотя бы Person in the Moon , а у немцев луна мужского рода: der Mond . Но на всякий случай возьмем другой, совсем уж чистый пример: почему табурет – мужчина, а табуретка – женщина, хотя это совершенно одно и то же? Более того, при выборе рода в языках мира встречаются и явные противоречия логике. Например, в сербском во множественном числе различаются три рода – мужской, женский и средний, что хорошо видно в окончаниях прилагательных: стар и мушкарци 'старые мужчины' (мужской род), стар е жене 'старые женщины' (женский род), стар а села 'старые села' (средний род). Если речь идет о группах лиц одного пола, все понятно: когда говорим о мужчинах, выбираем мужской род, а когда говорим о женщинах – женский:

(11) Милан и Александар су стар и

'Милан и Александр старые'.

(12) Милица и Драга су стар е

'Милица и Драга старые'.

Но если говорится о смешанной группе, в таких случаях выбирается мужской род:

(13) Милан и Милица су стар и

'Милан и Милица старые'.

Возникает естественный вопрос: разве это логично? Не становится же Милица мужчиной от того, что она упоминается рядом с Миланом! Но в большинстве индоевропейских языков, различающих род во множественном числе, ситуация именно такова (особняком стоит исландский язык, где в такой фразе был бы употреблен политкорректный средний род). Можно ли мириться с подобными странностями?

Похожие нелогичности можно встретить в любом языке. К примеру, английское выражение to fall in love with somebody 'влюбиться в кого-то' буквально означает 'упасть в любовь с кем-то'. Вообще говоря, если вы вдвоем упали в любовь, логично предполагать, что вы вдвоем в ней и находитесь и любите друг друга взаимно – но увы! Это английское выражение обозначает одностороннее чувство и совершенно не подразумевает взаимности. Если John fell in love with Mary , отнюдь не исключено, что Мэри при этом любит вовсе не Джона, а какого-нибудь Питера. Таким образом, присмотревшись к английскому выражению, мы убеждаемся, что оно устроено совсем не логично.

А вот еще один пример из русской грамматики. Возьмем словосочетания с числительными два, три и четыре – мы говорим: две страны, три стола, четыре села , употребляя при этом существительное в единственном числе (что страны и села – единственное, а не множественное число, легко убедиться по ударению: страны́ , а не стра́ны и села ́, а не сёла ). Однако если мы пойдем дальше по натуральному ряду, то обнаружим уже множественное число: пять стран, шесть столов, семь сёл . Так будет продолжаться еще довольно долго, пока мы не дойдем до числительного двадцать один: двадцать одна страна, двадцать один стол, двадцать одно село . Затем еще три числительных, требующих единственного числа, затем снова множественное, а начиная с 31 все снова так же, как в случае с 21 и далее. Можно ли рационально объяснить, почему единственное число употребляется в русском языке после числительных 1, 2, 3, 4, 21, 22, 23, 24, 31, …? Заметим, кстати, что в английском языке система гораздо стройнее: two countries, three countries, twenty-one countries – везде при числительных больше 1 мы находим множественное число.

Таких необъяснимых вещей в естественных языках огромное множество. И именно от них обычно стараются избавиться создатели искусственных языков разных типов: создатели философских языков борются с несуразностями классификации, а создатели логических и вспомогательных языков чаще беспокоятся о том, чтобы избежать непоследовательностей в грамматике. Но, впрочем, я начну обзор с языка, создательница которого не пыталась явно исправлять недостатки естественных языков – этот замысел ей лишь иногда приписывают потомки.

Lingua ignota

Хильдегарда Бингенская (1098–1179) – одна из важнейших фигур в истории средневековой немецкой культуры. В те времена женщины были намного менее активны в литературе, чем сейчас, но все же существовали некоторые жанры, в которых они были представлены наравне с мужчинами. Самый известный такой жанр – религиозная мистика. Фактически Хильдегарда стала основоположницей женской мистики в немецкой и даже шире – в средневековой европейской литературе. За ней последовали, например, Мехтильда Магдебургская (кстати, несколько фрагментов ее текстов были недавно обнаружены в библиотеке Московского государственного университета[18]) и почитаемая в Швеции святая Бригитта. Кроме мистики, Хильдегарда занималась медициной: некоторые ее методы вновь ввел в обиход в 1970-е гг. австрийский врач Готфрид Херцка, и опрос, проведенный в 2003 г., показал, что ими пользуются 3 % немцев[19]. Кроме того, Хильдегарда прославилась и как сочинительница музыки.

В анналы лингвоконструирования Хильдегарда Бингенская вошла благодаря тому, что стала фактически первым человеком в европейской истории, изобретшим искусственный язык, причем этот проект сделался достоянием широкой публики. Ее язык – Lingua ignota (Неизвестный язык) – дошел до нас в двух рукописях: одна из них, которая называется Гигантским кодексом, хранится сейчас в Висбадене, а другая – в Берлине. Кроме того, существовала еще Венская рукопись, но она, к сожалению, утрачена. Самое подробное комментированное издание текста вместе с обстоятельной историей рукописи в 2007 г. опубликовала Сара Линн Хигли[20].

Всего Хильдегарда сочинила для своего языка чуть больше 1000 слов, разделенных на несколько тематических групп (в разных рукописях они различаются). Никаких правил грамматики у Lingua ignota нет. Вот несколько примеров слов, относящихся к духовной сфере:

AIGONZ 'бог'

Aieganz 'ангел'

Ziuienz 'святой'

Liuionz 'спаситель'

Diuueliz 'дьявол'

Ispariz 'дух'

Inimois 'человек'

Iur 'мужчина'

Vanix 'женщина'

Peuearrez 'патриарх'

Korzinthio 'пророк'

Falschin 'провидец'

Sonziz 'апостол'

Imschiol 'мученик'

Zanziuer 'исповедник'

Vrizoil 'дева'

Iugiza 'вдова'

Pangizo 'грешник'.

Из списка видно, что Хильдегарда питает явную склонность к букве z : по всей вероятности, это объясняется тем, что в латинском языке она очень редка (бывает только в греческих заимствованиях) и тем самым создает экзотический колорит. В средневерхненемецком она, кстати, встречается часто и обозначает там звук [с] или [ц].

Происхождение слов, придуманных Хильдегардой, не всегда понятно. Некоторые из них имеют латинские источники. Так, Iur 'мужчина' – это, скорее всего, латинское vir = uir 'мужчина' с перестановкой букв. Inimois 'человек' чем-то напоминает родительный падеж от латинского слова homo 'человек' – hominis – с перестановкой букв, но это сходство не такое уж очевидное; или, может быть, это слово связано с латинским animus 'дух'? Знатокам финно-угорских языков еще наверняка придет в голову эстонское слово inimene 'человек' – но это совсем уж нереалистичное сближение. Ispariz 'дух' похоже на латинское spiritus , но еще сильнее – на происходящее от него старофранцузское espirit (в современном языке – esprit ). Слово Diuueliz 'дьявол' похоже и на греческое diabolos , и на латинское diabolus , и на средневерхненемецкое tiuvel , но на последнее, пожалуй, сильнее всего. Явно немецкое происхождение имеет и слово Falschin 'провидец' – по всей вероятности, за ним скрывается ирония, поскольку falsch по-немецки (равно как и по-средневерхненемецки) означает 'ложный'. Некоторые особенности немецкого словообразования тоже проявляются в Lingua ignota: например, слова Malzienz, Zienz и Zichzienz означают 'маркграф', 'граф' и 'бургграф' соответственно, и очень хорошо видно, что они устроены так же, как их немецкие переводы, которые мы находим в Берлинской рукописи: marchgrefo, grefo и burgrefo . Возможно, есть у Хильдегарды и славянские элементы: в слове Ziuienz 'святой', если прочитать z по-средневерхненемецки как [ц] или [с] и получить что-то вроде [сивиенц] или [цивиенц], можно уловить сходство с польским словом święty , которое сейчас читается примерно как [щвенты]. Впрочем, убедительность этой этимологии не слишком высока, а для многих слов подобрать источник и вовсе не удается. Можно долго рассуждать об ассоциациях, которые вызывают те или иные слова (скажем, связано ли Vanix 'женщина' с латинским vanitas 'тщета'[21], связано ли Korzinthio 'пророк' со средневерхненемецким vorsehent 'предвидящий'?[22]) или части слов (случайно ли, что в приведенном выше наборе на -a заканчиваются только обозначения женщин? Ведь латинские слова на -a обычно именно женского рода), но получить окончательные ответы на эти вопросы неоткуда.

Для своего языка Хильдегарда разработала не только лексикон, но и алфавит. Он пользовался даже большей популярностью, чем сам язык, и дошел до нас в нескольких рукописях. Вот как он выглядит в Гигантском кодексе[23]:

Никто так и не знает, зачем Хильдегарда изобрела свой язык – для развлечения, для духовного совершенствования или для чего-то еще. Однако из уважения к ней как к первопроходцу лингвоконструирования Lingua ignota обычно причисляется к разряду философских языков, и за этим изобретением пытаются увидеть какой-то глубокий смысл. Эту традицию – в общем, ничем не обоснованную – я продолжаю и в этой книге, включив ее язык в раздел философских.