Понятие юридической науки как знания, деятельности и социокультурного института 24 глава

4. Эмпирические аргументы должны соответствовать той ста­дии в развитии исследуемого явления, которая выступает объек­том научного анализа. Недопустимы любые попытки автоматиче­ски переносить эмпирические данные, характеризующие предше­ствующие стадии в развитии исследуемого, на его современное состояние, равно как и наоборот, современные данные использо­вать для характеристики предшествующих стадий.

Демонстрация представляет собой способ логической связи те­зиса с приведенными для его обоснования аргументами. В процес­се аргументации вначале формулируется тезис, а затем начинается поиск аргументов, способных обеспечить его полное или частич­ное обоснование. Когда та или иная совокупность аргументов най­дена, логическая связь между ними и тезисом определяется в соот­ветствии с правилами логики. Строжайшее соблюдение всех логи­ческих правил дает уверенность в том, что истинность аргументов обеспечивает истинность тезиса. Нарушение какого-либо логиче­ского правила негативно сказывается на результатах аргумента­ции: тезис получает неполное обоснование либо вовсе оказывается необоснованным, сохраняя статус научной догадки.

В юридических науках истинность тезиса чаще всего напрямую выводится из приведенных аргументов, т. е. используется прямой способ аргументации (прямое доказательство). Однако не исклю­чается возможность применения косвенных способов доказатель­ства, когда обоснование истинности тезиса осуществляется по­средством доказывания ложности суждения, противоречащего те­зису. В основе этого способа доказательства лежит логический закон исключенного третьего, гласящий, что из двух суждений, в одном из которых утверждается то, что отрицается в другом, одно непременно истинно. Поэтому при наличии таких суждений дос­таточно доказать ложность одного из них и можно уверенно ут­верждать об истинности другого суждения.

Косвенные способы доказательства широко используются в правоприменительной практике при сборе и оценке доказательств по уголовным и иным юридическим делам. Правоприменитель, принимая решение по делу, должен четко выразить свою позицию по формуле «или — или», поскольку право знает только такие реше­ния. Подсудимый либо виновен, либо невиновен. В правовых ис­следованиях косвенные способы доказательства применяются в процессе аргументирования эмпирических данных. На уровне тео­ретического анализа к таким способам прибегают довольно редко. Каждое явление настолько сложно и многообразно, что весьма трудно найти познавательные ситуации, которые полностью впи­сывались бы в требования закона исключенного третьего.

Результаты аргументации излагаются в виде связного и цельно­го текста, в котором автор логически последовательно и целена­правленно обосновывает истинность соответствующего положе­ния. Не существует каких-либо специальных требований к сово­купности необходимых аргументов и порядку их изложения в тексте работы. Убеждение в обоснованности тезиса зависит не только от количества приведенных аргументов. Существенное значение имеют способы изложения аргументов, их доступность для восприятия другими читателями. При этом весьма важно убе­дить каждого читателя, а в идеале — и оппонентов, в полной ис­тинности тезиса.

Основные правила аргументации

Основные правила аргументации, которые необходимо знать при изучении и проведении правовых исследований, следующие.

1. Не следует писать бездоказательно. Если сформулированную вами догадку не представляется возможным обосновать хотя бы частично, то ее лучше не помещать в работе, «отложить до лучших времен». Догадки, особенно с претензиями на высокую значи­мость, выпадают из общей канвы изложения и, будучи недоска­занными, не аргументированными должным образом, порождают у читателей недоуменные вопросы.

2. Аргументацию необходимо вести с последовательных материа­листических позиций, обосновывая свои положения как теоретически, так и эмпирически, используя материалы политико-правовой прак­тики. До недавнего времени данный принцип научного познания воспринимался как аксиома. Но в последние годы российские пра­воведы предпринимают попытки аргументировать право и иные правовые феномены с позиций априоризма, феноменологизма, эк- зистенционализма и других идеалистических трактовок права и ме­тодов его познания. Таким исследованиям, на наш взгляд, принцип объективности научного познания категорически противопоказан. Их началом выступает не объективная реальность, а абстрактный субъект — человек. Поскольку его реальные помыслы, интересы, потребности, действия отброшены в сторону как не соответствую­щие современным методам познания, то каждый автор моделирует внутренний мир человека, его правовую сущность сообразно собст­венным воззрениям, знаниям. Что из этого получается, демонстри­руют работы В. П. Малахова «Философия права» и С. П. Егорова «Аксиоматические основы теории права».

В. П. Малахов имеет высшее философское образование. Соот­ветственно, у него человек предстает большим интеллектуалом в виде правового существа, т. е. такого феномена, «которому черты права присущи имманентно, для которого правовое бытие являет­ся всеобъемлющим и самодостаточным. Оно — определенная «ипостась» человека, наряду с его биосоциальностью, морально­стью, боговдохновленностью, экономичностью, разумностью, ис­торичностью и пр. Этими существами человек также никогда не перестает быть. Правовое существо — это человек, бытующий в сетке координат правовой реальности и перестающий быть полно­ценным человеком, как только он за пределы этой сетки выходит (или выпадает). Правовое существо совпадает с человеком. Право- меренность жизни есть то, что присуще человеку. Право — свойст­во человека, а человек — субстанция права»'.

У С. П. Егорова действует тот же «абстрактный человек, год­ный для всех времен и народов». Однако малаховский лоск у него полностью отсутствует, и правовое существо предстает неким ус­редненным типом «жлоба», которому на все наплевать, главное, чтобы ему было хорошо. Согласно аксиоме 2, выведенной авто­ром, «каждый человек хочет жить хорошо». При этом у человека имеется два центра — тело и душевный центр. Как полагает автор, подавляющее большинство людей расценивает страшно, больно, голодно, холодно и т. п. — как «нехорошо», как «нехорошо» для тела. И как бы «нехорошо» для тела ни было, душевный центр не дает возможности телу прекратить любые нехорошие телесные ощущения ценой самой жизни и при этом будет толкать тело в на­правлении избавления от такого «нехорошо», в направлении к «не страшно», «не больно», «сытно», «тепло» и т. п., т. е. «хорошо». И чтобы никто, не дай бог, не мог посягнуть на понимание чело­веком хорошего, С. П. Егоров выводит из этой аксиомы первое следствие: «Только сам человек решает, что для него хорошо».

Итак, между правовым существом В. П. Малахова и человеком как любителем «хорошего» нет ничего общего, каждый исследуе­мый субъект настолько своеобразен и неповторим, насколько ори­гинальны их создатели. Сходны же эти абстрактные гуманоиды только в одном: страшно далеки они от реальной политико-право­вой жизни современной России, ее проблем и, соответственно, ее научно обоснованного теоретического анализа. Авторы не видят и не предпринимают никаких попыток поставить своих правовых субъектов на русскую почву и показать, как все это сочетается с бедностью значительной части населения Российской Федерации, коррупцией государственных служащих, грубейшим нарушением элементарных прав человека, неспособностью государственных органов обеспечить реальное действие законов и защитить права реального человека.

В оторванных от реальной жизни работах нарушается один из ведущих принципов научного познания — объективность исследо­вания, а полученные результаты в лучшем случае содержат пере­чень догадок, которые нуждаются в серьезном и обстоятельном обосновании эмпирически, политико-правовой практикой. По­этому при написании работы исследователю не остается ничего иного, как последовательно придерживаться материалистических традиций в научном познании, максимально полно обосновывать свои выводы и положения анализом политико-правовой практики.

3. Эмпирическое обоснование тезиса по вопросам действия права, его отдельных институтов является полным и убедительным при ус­ловии максимально широкой опоры на данные социальных правовых исследований. Анализ нормативных правовых актов, судебных ре­шений по конкретным делам является односторонним, поскольку не содержит наиболее важных данных: сведений о том, насколько эффективно функционирует соответствующий правовой инсти­тут, какие факторы оказывают на него позитивное или негативное влияние, в каком направлении надлежит принимать меры по со­вершенствованию законодательства.

Неполнота и недостаточная эффективность правовых исследо­ваний, основанных на судебных решениях и действующем законо­дательстве, является общеизвестным положением правовой науки. Однако и сегодня данные социальных правовых исследований ис­пользуются правоведами весьма редко, что негативно сказывается на аргументированности их положений, выводов.

Автор одной из работ приходит к выводу о том, что Совет Феде­рации как палата Федерального Собрания нужен в качестве органа согласования интересов центра и регионов. Одновременно он при­знает, что существующий порядок формирования Совета Федера­ции выглядит предпочтительнее предлагаемого порядка избрания членов этого органа населением. А эти выводы обосновывает опы­том работы аналогичного органа в Германии. Однако никаких дан­ных, свидетельствующих о позитивных результатах работы Бундес­рата, автор не приводит. Читатель должен просто верить тому, что дело обстоит именно так, как он уверяет. Но зачем нам опыт другой страны? Совет Федерации действует уже более 10 лет. Может, стоит обобщить опыт его работы? На конкретных данных, взятых из сте­нограмм заседаний этого органа, показать, сколько раз и по каким вопросам члены Совета Федерации выступали в защиту регионов, правомерны ли были эти выступления, каким образом эти выступ­ления нашли отражение в тексте принимаемых законов? Только подобная статистика позволяет сделать обоснованным вывод о Со­вете Федерации как органе согласования интересов центра и ре­гионов. Вполне возможно, что данный орган не в полной мере реа­лизует свою основную задачу и тогда его мажорные оценки, данные автором, окажутся уже не догадкой, а заблуждением.

Без достоверных эмпирических данных столь же проблематич­ным предстает вывод автора о целесообразности сохранения действующего порядка формирования Совета Федерации. Во-пер­вых, довод о том, что избрание членов Совета Федерации населе­нием приведет к утрате различий между Советом Федерации и Го­сударственной Думой, неясен. О каких различиях ведет речь ав­тор? Как бы ни формировались палаты Федерального Собрания, они не могут утратить своих основных отличий, обусловленных их компетенцией и порядком деятельности. Во-вторых, трудно пове­рить в то, что нынешние представители регионов, не проживаю­щие в них, защищают интересы своих регионов более активно и эффективно, чем члены Совета Федерации, проживающие в соот­ветствующем регионе. Но ответ на это вопрос опять-таки могут дать только социологические данные, которых в работе нет.

4. В тех случаях, когда в процессе аргументации используются по­ложения работы начала и середины XX в. либо более ранние работы, следует приводить сведения об их последующей критике и сути этой критики. Если автор работы полагает, что критика была неспра­ведливой, он должен привести соответствующие аргументы.

Для значительной части современных российских правоведов передовой край юридической науки находится пока на рубеже XIX—XX вв. либо уходит еще дальше, в глубь истории. Так,

С. С. Алексеев передовую линию юридического фронта уводит во времена И. Канта и И. Фихте. В работе С. П. Егорова «Аксиомати­ческие основы теории права» явственно ощущается влияние ак­сиоматической методологии Е. Дюринга. Редкий современный теоретик права откажет себе в удовольствии сослаться на работы Г. Риккерта, В. Виндельбанда, JI. Витгенштейна, К. Д. Кавелина, И. А. Ильина, В. С. Соловьева, Е. Н. Трубецкого, И. В. Киреев­ского, Б. А. Кистяковского и других авторов XIX — начала XX в.

В желании современных правоведов использовать работы на­званных авторов никакой крамолы нет. Однако ссылки на эти ра­боты надлежит делать с исторической справкой, при этом целесо­образно указывать, какие возражения в литературе выдвигались против цитируемого положения и авторской позиции в целом, чем и как завершилась полемика. Иначе получается разновид­ность научной фальсификации: один автор ссылается на другого автора как на последнее слово науки, которому нужно следовать и которое нужно всемерно развивать. Передовой край оказывается глубинкой истории науки, а то, что проповедует современный ав­тор со ссылкой на своего исторического предтечу, уже давно под­вергнуто обстоятельной критике.

Следовательно, использование в современных исследованиях положения, высказанного в давние времена и подвергшегося ос­новательной критике, должно быть аргументированным — автор должен обосновать правомерность своего обращения к цитируе­мому источнику и, как минимум, опровергнуть критику, выска­занную в его адрес. Зачем же пытаться реанимировать то, что уже было отвергнуто достаточно обоснованно и справедливо?

Так, С. П. Егоров уверяет своих читателей в том, что «аксио­матический способ изложения теории методологически представ­ляет собой самостоятельный научный инструмент, использование которого может привести к дополнительным положительным ре­зультатам». Утверждение новое, оригинальное и по всем канонам науки должно быть аргументированным. Автор прекрасно осоз­нает это требование и приводит аргумент: «Возможно, единая теория поля до сих пор не создана именно потому, что никто из больших физиков не удосужился изложить известный ему объем теоретической физики в аксиоматическом виде»'.

Конечно, если уж единая теория поля не устоит перед аксиома­тическим методом, то теория права тем более. Для Фомы неве­рующего аргумент, пожалуй, достаточный и неотразимый. Но есть еще и Фома, знающий историю правовых учений и помнящий пе­чальный опыт Е. Дюринга, который из аксиом философии пытал­ся вывести всю мировую схематику, а затем «высочайше октрои­ровать эту свою конституцию природе и человечеству», и беспо­щадную критику Ф. Энгельсом этих попыток.

Чтобы оправдать аксиоматический метод в социологии и пра­воведении в глазах современников, С. П. Егоров должен был вос­становить доброе имя своего предтечи и дать обстоятельный отпор Ф. Энгельсу. Только при этом условии обоснование аксиоматиче­ского метода можно признать убедительным. Более того, анализ опыта Е. Дюринга и его критики Ф. Энгельсом позволил бы

С. П. Егорову усовершенствовать свою позицию, внести в нее со­ответствующие конструктивные дополнения. Без такого анализа не было найдено никаких дополнительных свидетельств в пользу аксиоматического метода в правоведении. Общая оценка метода и полученных Е. Дюрингом результатов, данная Ф. Энгельсом, ос­тается верной и по отношению к работе С. П. Егорова.

В процессе аргументации допускаются и иные логические ошибки.

§ 7. Критика

Понятие и структура научной критики

Любое новое положение в науке пробивает себе место под солнцем в борьбе (порой длительной и бескомпромиссной) с дру­гими, противоречащими ему положениями. Оценка наличного

' Егоров С. Н. Указ. соч. С. 30.

теоретического или эмпирического знания, объективированного в печатных или рукописных источниках, понимается как критика.

Специфика критики как процедуры научного познания состо­ит в следующем. Ее объектом выступает научное знание, а не объ­ективная реальность, составляющая объект или предмет соответ­ствующей науки. Например, объектом правовой науки предстает социально-правовая практика, тогда как объектом критики в об­ласти правовой науки выступает существующее, наличное науч­ное знание о праве, которое сохранилось, дошло до наших дней в письменных и иных источниках. Это могут быть не только совре­менные знания, изложенные в работах современного правоведа, но и правовые воззрения исследователей, живших в другие исто­рические эпохи. Объектом критики могут стать положения какой- либо правовой теории, школы, доктрины, взгляды отдельного уче­ного, положения конкретной монографии, иного научного труда либо просто отдельные высказывания по какому-либо вопросу.

Критика может проводиться с самыми различными целями, во- первых, для оценки состояния научных исследований по какому- либо вопросу, научной проблеме, отрасли научного знания, науч­ной значимости отдельной работы; во-вторых, для раскрытия идей правовых школ, теорий, доктрин; в-третьих, для объяснения процессов становления и развития политических и правовых уче­ний в пределах отдельного региона, государства или в планетар­ном масштабе.

По своей логической природе критика во многом напоминает аргументацию, только проводимую с прямо противоположными целями. Если аргументация проводится для обоснования научного знания, то критика, наоборот, преследует цели выявления фактов неполного соответствия научного знания логическим, методоло­гическим и теоретическим требованиям. Поэтому терминология, используемая в аргументации, с успехом применяется для обозна­чения соответствующих компонентов критики.

В частности, вывод, сформулированный по итогам критики, принято называть тезисом критики. Обстоятельства, факты, поло­женные в основу такого вывода, понимаются как аргументы кри­тики. Тезис критики должен логически вытекать из ее аргументов, т. е. иметь правильную логическую форму. Субъект, осуществляю­щий критику, признается оппонентом. Автор критикуемого поло­жения — пропонентом.

Предметом критики выступает два вида знаний: абсолютно но­вое положение и наличное знание науки, разного рода точки зре­ния, позиции, высказанные другими авторами. Поскольку из со­вокупности научных решений по одному и тому же вопросу толь­ко одно может быть истинным, а другие имеют более низкий уровень обоснованности, то в ходе критики и надлежит выявить, какое из анализируемых положений в полной мере обладает этим атрибутом.

Исследователь обычно уверен, что приоритет в этом отноше­нии принадлежит сформулированному им положению. Однако это предположение нужно научно обосновать, выявив логические ошибки и иные недочеты положений, взглядов, высказанных дру­гими исследователями. Вполне возможно, что предположение ав­тора окажется справедливым, но нельзя исключать и ситуации, когда критика наличного знания, напротив, покажет недостаточ­ную обоснованность нового положения.

По своему содержанию сравнительный анализ новых и налич­ных знаний состоит из следующих процедур:

1) анализа источников для определения мнений, положений, высказываний других авторов по исследуемому вопросу;

2) сравнения авторского положения с положением, сформули­рованным другим автором, в целях выявления их общих и отличи­тельных черт;

3) выявления причин несовпадений между сравниваемыми по­ложениями, в том числе нарушений, допущенных авторами в про­цессе формирования и обоснования положений;

4) обоснования итогового вывода о том, что сформулированное автором предложенное является наиболее аргументированным, имеет научный и практический приоритет перед другими положе­ниями, выводами. Если же новое положение не будет обладать та­кими качествами, автору следует продолжить исследование до тех пор, пока он не получит оригинального плодотворного решения. Промежуточные поиски научного решения, как правило, остают­ся за текстом работы.

Таким образом, благодаря сравнительному анализу существую­щих новых положений представляется возможным решить три весьма важные задачи научного познания:

1) удостовериться в том, что новое положение действительно является таковым не только по форме изложения, но и по своему содержанию;

2) показать преимущества предложенного решения перед на­личным теоретическим и эмпирическим знанием науки, реше­ниями, предлагаемыми другими авторами;

3) выявить и показать теоретические, методологические, логи­ческие, эмпирические ошибки, которые были допущены другими авторами в процессе обоснования своих взглядов. Наличие таких оценок важно и для читателя, и для самого исследователя. Благо­даря такому материалу у читателя — сторонника взглядов авто­ра — формируется стойкое убеждение в истинности и научной плодотворности предлагаемого положения, его приоритете перед другими решениями. Системный критический анализ точек зре­ния по исследуемому вопросу приносит несомненную пользу и ав­тору: позволяет ему еще раз критически оценить свое предложе­ние, обнаружить в нем слабые места и внести необходимые кор­рективы.

Правила критики

Как и всякая научная процедура, критика приводит к объек­тивным, достоверным знаниям при условии соблюдения ряда со­ответствующих правил, принципов научного познания.

1. Критика должна иметь конкретного адресата. Следует обяза­тельно делать ссылку на работу (иной источник), из которой взят соответствующий фрагмент текста, отдельное положение, и ука­зывать фамилию и инициалы ее автора. Безымянная критика до­пускается лишь в адрес какого-либо распространенного и общеиз­вестного положения, авторство которого установить не представ­ляется возможным.

2. Научные положения в качестве предмета критики следует вос­производить в работе четко и полно, без авторских добавлений и оценок. И это понятно, так как без уяснения сути предмета крити­ки утрачивает смысл научная значимость процедуры в целом. Оп­поненту приходится бороться не с действительными, а с вымыш­ленными положениями. Соответственно и научная значимость критики приближается к нулевой отметке. Кроме того, читатель работы должен уяснить суть критикуемой позиции, оценить эту позицию и результаты ее критики.

При всей очевидной значимости данное требование нередко нарушается. Сложность проблемы состоит в том, что предметом критики может оказаться весьма объемный фрагмент текста и вос­произвести его полностью в другой работе не представляется воз­можным. Оппоненту приходится прибегать к комбинированному способу изложения критикуемого положения: что-то цитировать дословно, а что-то излагать собственными словами. При этом все равно какая-то часть текста не будет воспроизведена. Будьте уве­рены, что, по мнению критикуемого автора, суть его позиции ока­жется непонятой и искаженной. Редко какой автор не имеет пре­тензий к своему оппоненту по поводу полноты и правильности пе­редачи его позиции, точки зрения.

Так, И. С. Ной, возражая своему оппоненту, писал: «И. И. Кар- пец обвиняет меня в неоднократном высказывании ошибочных взглядов на природу преступности и ее причины, выражающихся в попытке объяснить совершенное преступление биологическими особенностями человеческого организма... Поскольку никаких выдержек из статьи или других моих работ в подтверждение ска­занного не приводится, я ограничусь лишь заявлением, что нико­гда ни в одной из своих работ не пытался объяснить совершенное преступление лишь биологическими особенностями человеческо­го организма».

Чтобы упредить подобные нарекания в свой адрес, оппонент должен:

1) правильно уяснить суть критикуемого положения и приве­денных в его обоснование аргументов;

2) найти оптимальный способ воспроизведения данного поло­жения в своей работе. Небольшое по объему положение следует воспроизвести полностью в виде цитаты. Если это сделать не представляется возможным, нужно изложить максимально точно суть критикуемого положения и дословно процитировать итого­вую, резолютивную мысль автора;

3) быть внимательным и не приписывать автору критикуемого положения мысли других авторов, которые он, в свою очередь, критикует. Ошибок такого рода не удается избежать и весьма мас­титым ученым. В частности, большой конфуз произошел с тезиса­ми ЦК КПСС к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. В до­кумент, подготовленный с участием ведущих философов, эконо­мистов и лениноведов страны, вкралась ошибка: В. И. Ленину приписывалось положение, принадлежащее П. А. Кропоткину. Составители тезисов не обратили внимания на то, что цитируемое ими положение в действительности является цитатой из работы П. А. Кропоткина, приведенной В. И. Лениным для ее критики.

3. Критика должна быть конкретной и обоснованной. Критиче­ский анализ не может ограничиваться только констатацией факта несоответствия предмета критики требованиям, предъявляемым к научному знанию. Оппонент должен:

1) четко выявить и проиллюстрировать недостатки предмета критики, присущие как его содержанию, так и форме. Это могут быть неполнота, односторонность, абстрактность, априоризм, не­достоверность, нечеткость или неясность изложения, логическая противоречивость и др.;

2) объяснить, какие конкретно требования научного познания не были соблюдены автором критикуемого положения, чтб в дан­ном случае препятствовало получению научно обоснованного зна­ния.

Только при этих условиях критика становится доказательной и способной убедить читателя в ее обоснованности и правомерно­сти. Абстрактная критика не имеет доказательной силы, если из нее нельзя понять, чтб в соответствующем положении критикует­ся, чтб в нем неверно и почему. Читатель лишен возможности удо­стовериться в том, что критика является правомерной, и должен верить автору на слово. Однако вера без должного понимания, убеждения к научному знанию никакого отношения не имеет. Бо­лее того, абстрактная критика нередко оказывается недостовер­ной.

4. Критику следует вести предметно, последовательно разбирая содержание не только предмета критики, но и обосновывающих его аргументов. Важно не только показать несовершенство наличного положения, но и раскрыть несовершенство путей, способов его выведения, назвать и проанализировать все ошибки, промахи, до­пущенные в процессе объяснения и обоснования этого положе­ния. Следует обращать первоочередное внимание на то, насколько приведенные аргументы соответствуют требованиям логики, явля­ются обоснованными и релевантными по отношению к критикуе­мому положению, насколько полно они обосновывают это поло­жение.

Оппонент не может оставлять без критики основные аргумен­ты, сформулированные автором. Возможна ситуация, когда аргу­менты критики известны и автору критикуемого положения, ко­торый уже дал им соответствующую позитивную или негативную оценку. Именно в обстоятельном разборе подобных оценок и вы­явлении их недостатков и видится научная ценность полемики. Иначе получается не научная полемика, а нечто вроде разговора глухого со слепым. Критик настаивает на своем, оставляя без от­вета существенные аргументы критикуемой позиции, и тем самым ставит читателей в затруднительное положение: вместо согласо­ванного нового знания со старым они в лучшем случае получают два конкурирующих мнения.

Ярким примером бесполезности подобной критики может слу­жить статья Е. А. Суханова «О концепции кодекса об образовании и самостоятельного «образовательного права». Автор без колеба­ний утверждает, что концепция самостоятельного «образователь­ного права» вообще не выдерживает сколько-нибудь серьезной теоретической критики и поддерживается людьми, в основном попросту не знакомыми с проблематикой систематизации отрас­лей права. Он приходит к удручающему выводу: «Невежество в об­щетеоретических правовых вопросах в последние годы стало весь­ма распространенным явлением и нередко выдается за достоинст­во того или иного подхода».

После такого энергичного начала читатель ожидал столь же со­крушительной критики. Однако ничего нового Е. А. Суханов со­общить не смог. Так, он полагает, что в концепции допущена эле­ментарная методологическая ошибка — смешение категорий («право» и «законодательство») и их признаков; законодательство об образовании представляет собой массив нормативных право­вых актов комплексного характера, но с очевидно преобладающей административно-правовой природой.

Однако если бы Е. А. Суханов не был так уверен в «невежестве» авторов критикуемой позиции, а прочел работу «Образовательное право как отрасль российского права», на которую он ссылается в своей статье, то увидел бы, что авторы концепции прекрасно зна­ют о наличии отраслей права и отраслей законодательства и их от­личительных признаках. Свою же позицию авторы концепции обосновывают тем, что образовательное право имеет все необхо­димые признаки самостоятельной отрасли права: собственные специфический предмет и метод правового регулирования, прин­ципы и массив нормативных правовых актов.

Добросовестный критик должен был подвергнуть анализу прежде всего именно эти положения работы и концепции, пока­зав, что аргументы о признании собственного предмета и метода образовательного права являются необоснованными и авторы до­пустили такие-то теоретические, методологические и логические ошибки. Критик же этих вопросов вообще не касается. Видимо, гораздо проще чувствовать себя ратоборцем, повторяя общеизве­стные истины.

Понятно, что критический запал Е. А. Суханова пропал впус­тую, новых, убедительных аргументов против «невежественной» позиции он не нашел. Критика им концепции образовательного права, может быть, и была для него убедительной, но для читате­лей, знакомых с правилами научной критики, она не представля­ется таковой. В данном случае, выразив себя в науке, он ничего не дал самой науке, ни на йоту не продвинув вперед решение иссле­дуемого им вопроса.

5. В процессе критики необходимо использовать всю систему на­учно обоснованных эмпирических и теоретических знаний, в том чис­ле философии, логики, методологии научного познания, общей теории государства и права, отраслевых юридических наук, а так­же экономических и иных специальных неюридических наук.

Аргументы, положенные в основу критикуемого положения, могут признаваться недостоверными полностью или частично в случае их несоответствия, противоречия научно обоснованным, общепризнанным положениям философии, логики, методологии или общей теории права, отдельной отрасли права или принципам права. Всеобщее потому и является таковым, что оно составляет теоретическую или методологическую основу любого конкретного вопроса. Поэтому нет необходимости в процессе критики обстоя­тельно выяснять, почему конкретное противоречит всеобщему, и доказывать обязательность последнего для данного конкретного случая, достаточно констатировать факт такого противоречия.