Процессы демократизации и армия: утверждение законодательных основ и гражданского контроля

Проблемы демократии и демократизации ныне принадлежат к едва ли не самым актуальным темам как в зарубежной, так и в отечественной политологии. Они касаются, главным образом, судьбы тех стран, которых накрыла «третья волна» демократизации, а значит, и России. По мнению С. Хантингтона, первая из «волн» пришлась на период с 1826 по 1920 гг. и породила 29 демократий; вторая охватила мировые страны после Второй мировой войны и к 60-м годам XX века увеличила число демократий до 32; третья же была инициирована «крахом» коммунизма в 80-90-е гг. минувшего столетия, когда в число демократических стран вошел ряд восточноевропейских независимых (от Варшавского Договора) государств. Считая два «отката» (в 1922-1942 гг. и 1960-1975 гг.), уменьшивших число демократий соответственно до 12, а затем до 30, можно, тем не менее, утверждать, согласно указанному автору, что процесс демократизации остается устойчивой и нарастающей доминантой мирового развития[125].

Оставляя все хронологические детали этой схемы на совести автора, примем, тем не менее, вывод о том, что демократизация, по-видимому, будет одной из важнейших тенденций развития и третьего тысячелетия.

Анализ проблем и противоречий российской демократизации непосредственно отражается на положении отечественной армии. Ныне проблемы включения армии в политический процесс и, в частности, ее роли и места в процессе демократизации нашего общества, все более привлекают интерес исследователей[126]. Являясь инструментом государственной политики, армия может представать как надежная опора государства, условие его стабильности, так и использоваться в качестве силы, дестабилизирующей общество, особенно в условиях переходных процессов, периодов общественно-политических кризисов. Сложно складывались взаимоотношения общества и армии в кризисной ситуации 90-х гг. С одной стороны, как будто бы не утратила силы формула «народ и армия едины»; отсюда на армию многие продолжали смотреть как на гарант стабильности, сдерживающий социальный раскол общества и препятствующий развязыванию гражданской войны. С другой, – в выступлениях иных аналитиков, экспертов, публицистов проскальзывала боязнь «человека в погонах», недоверие к нему, а то и подозрительность. При любом обострении ситуации начинала разыгрываться «армейская карта»; подбрасывались идеи о грозящем государственном перевороте, военной диктатуре, строились прогнозы: с кем армия? как-то она сейчас себя поведет? Справедливости ради следует отметить, что определенный повод для настороженного отношения давала и сама армия. Начало 90-х гг., на которые пришелся пик антиармейских настроений, было отмечено резким и неудачным вмешательством военных во внутреннюю политику. Позднее армия была вовлечена в политические конфликты в августе 1991 г. и в октябре 1993 г. Общественное осуждение вызвала бессмысленная война в Чечне 1994-1996 гг. Превращение армии в инструмент силового воздействия на внутриполитические процессы негативно сказывалось и на самой армии, поскольку усиливало напряженность в ее взаимоотношениях как с властью, так и с населением; обострялись и внутриармейские проблемы, взаимоотношения с другими силовыми структурами. Социологические исследования показывают, что в разгар чеченской войны последнюю поддерживали лишь 8-12% военнослужащих, каждый десятый колебался в определениях, а 4/5 – осуждали. Больше того, под влиянием событий в Чечне армия выставила оценку не только самой войне, но и развязавшей ее власти: экспертные данные свидетельствуют, что до 80% военнослужащих не питали доверия к президенту, правительству, парламенту и не собирались поддерживать на выборах никого из высших руководителей государства. Таким образом, пытаясь решать общественные проблемы силовыми методами, авторитарный режим восстановил против себя не только население, но и тех, чьими руками он эти методы осуществлял.[127]

Несмотря на известные указы Президента и Министерства Обороны о деполитизации Вооруженных Сил РФ, армия постоянно использовалась для урегулирования не только межнациональных конфликтов на территории СНГ, но и для погашения острых кризисных ситуаций внутри России. В центре обостряющихся взаимоотношений Молдовы и Приднестровья оказалась 14-я российская армия. В «горячую точку» попала 19-я отдельная армия ПВО, дислоцированная в Закавказье. Зоной постоянной военной опасности в течение ряда лет оставался Северный Кавказ. Российские военнослужащие не только испытывали на себе произвол властей, но и в огромном числе гибли в различных «горячих точках», районах катастроф, зонах бедствий. Только за четыре года, с 1991 по 1994 г.г., в армии погибло столько же, сколько мы потеряли во время войны в Афганистане. Число погибших и умерших от ран в Чеченской войне 1994-1996 г.г., по данным Совета Безопасности ООН, составило от 80 до 100 тысяч человек.

С окончанием холодной войны и изменением в геополитической обстановке армию в том объеме и качестве, в каком она существовала до недавнего времени, стали рассматривать как «слишком дорогое удовольствие». Это нарушило традиционно сложившиеся отношения армии и общества, способствовало нарастанию отчуждения. Ухудшение социально-экономической ситуации в стране сказалось на социальном положении военнослужащих. Еще совсем недавно профессия военного была не только почетной, уважаемой, но и высокооплачиваемой, в сравнении с некоторыми другими категориями трудящихся. Ныне военные стали социальной группой со сравнительно низкими доходами. По данным Центра военно-социологических, психологических и правовых исследований ВС РФ за 1992 г., 72% офицеров, прапорщиков, мичманов высказывали неудовлетворенность своими жилищными условиями. При этом в худшем положении здесь были младшие офицеры (не удовлетворено 83% опрошенных).[128] Положение с жильем по мере введения жилищных сертификатов изменилось мало: 160 тыс. семей военнослужащих нуждались в жилье, между тем жилищными сертификатами было обеспечено лишь 12 тыс., главным образом, тех, кто увольнялся в запас.

Межу тем, армия – это не только подсистема государственного управления, предназначенная для проведения политики средствами вооруженного насилия, но и институт, представляющий интересы общенациональной безопасности. Известно, что армия органически связана с обществом и зависит от него; в ней так или иначе отражаются все общественные отношения – политические, экономические, социальные, духовные. В ситуации переходности на положение и моральный дух российской армии влияет совокупность социальных факторов: болезненный ход социально-экономических реформ, кровавые братоубийственные национальные конфликты, где армия вынуждена выполнять миротворческие функции; рост преступности в обществе; большое сокращение вооруженных сил и вывод войск из ближнего и дальнего зарубежья; смена политических, мировоззренческих и нравственных ориентиров и др.

Сложилась парадоксальная ситуация, когда люди, призванные защищать Отечество и мирный труд граждан, сами оказались в положении нуждающихся в защите от уголовного произвола, бесправия. Нарастало количество угроз физической расправы, оскорблений военнослужащих и членов их семей. Человек со служебным оружием стал объектом повышенного внимания преступников. Пик такого рода акций пришелся на первые годы «новой экономической реформы». В 1989 г. умышленно убиты с целью завладения оружием 42 чел.; в 1990 г. это число возросло в 1,8 раза, в 1991 г. в 4,2 раза; в 1992 г. удельный вес разбойных нападений вырос на 33,7% к 1991 г. Далее эта тенденция только нарастала.[129]

Таким образом, служба в армии стала делом повышенного социального риска, что сказывалось на настроениях кадровых военнослужащих, привело к оттоку квалифицированных кадров из армии. По данным ЦВСППИ, 50% опрошенных военнослужащих считали, что реформы принесли обнищание народу, что интересы новых «бедных» и «богатых» несовместимы; 90% не верили в искреннее желание Запада помочь России; 63% полагали, что правительство превращает армию в заложника политических интриг, бросает е на произвол судьбы; 53% не одобряли использования вооруженных сил в миротворческих актах в СНГ; 20% считали, что в кризисной ситуации можно не выполнять распоряжения власти, если они представляются неправомерными.[130]

К этому следует добавить и слабую правовую защищенность военнослужащих. Несмотря на то, что был принят «военный пакет» законов, которые призваны обеспечить военнослужащих необходимыми правами и льготами, упорядочить их обязанности как граждан и государственных служащих, многие вопросы военного строительства по-прежнему были не урегулированы в нормативно-правовом отношении. Да и принятые законы, по мнению опрошенных, оставались в основном «законами на бумаге». Такого мнения придерживались около 70% кадровых военнослужащих. Из них 51% считали, что принятие указанных законов имело чисто манипулятивную цель снятия социальной напряженности.[131] Очевидно, каждый из отмеченных моментов играл определенную роль в снижении воинской дисциплины. Но главная причина – возникшая «брешь» между традиционными воинскими ценностями и духом прагматизма, который навязывала военнослужащим социально-экономическая ситуация 90-х гг. – так и не была указана социологами. На почве снижения взаимной требовательности в армии укрепились неуставные отношения, расцвела преступность. Данные социологии свидетельствуют, что от 50 до 70% военнослужащих срочной службы отмечали участившиеся случаи унижения и оскорбления личного достоинства. Только каждый четвертый оценивал взаимоотношения в своей части как «уставные», «товарищеские». 23% респондентов были склонны характеризовать ситуацию в своих коллективах как напряженную, конфликтную.

По сути, в 90-е г.г. шел последовательный развал армии, разложение ее боеготовности и морального духа. В пользу этого вывода говорят следующие моменты.

- Падение престижа армейской службы в глазах общества и самих военнослужащих. По официальным данным шел отток из Вооруженных Сил молодых офицеров до 15-20 тысяч ежегодно. Укомплектованность офицерского корпуса составляла 50-60%. Одновременно происходила переоценка нравственной ценности воинской службы среди гражданской молодежи. Это создало серьезную проблему с призывом. Уклонения от воинской службы стали эпидемией и составляли до 2/3 воинских поступлений[132]. Значительная часть молодых людей рассматривала службу в армии как неприятную неизбежность[133].

- Нарушение исторически сложившихся нравственных норм, принципов, традиций жизни армии. Под влиянием духа прагматизма шло падение как общей, так и традиционной воинской культуры; участились случаи, которые ранее казались чрезвычайными: бесчинства по отношению к местному населению, драки, хищения личного и государственного имущества; возросла преступность среди всех категорий военнослужащих; стали нормой конфликты между офицерами, прапорщиками, с одной стороны, и подчиненными им сержантами и солдатами, с другой, - на почве неуважительного отношения друг к другу[134].

Согласно данным социологического опроса, проведенного военными социологами Гуманитарной Академии ВС РФ, ныне наиболее распространены такие нарушения воинской дисциплины, как халатное отношение к исполнению служебных обязанностей, употребление спиртных напитков, невыход на службу, хищение военного и личного имущества[135]. При этом дисциплинарные нарушения не получают соответствующего осуждения в воинских коллективах. Командиры объясняют низкое состояние дисциплины не зависящими от них обстоятельствами. По данным социологов, основными причинами ухудшения воинской дисциплины офицеры считают: нерешенность социально-бытовых проблем (79%), утрату веры в необходимость воинского труда (59%), невозможность эффективно применять военные законы и уставы (53%), низкие морально-психологические качества молодого пополнения (50%), проникновение в воинскую среду криминальных элементов (18%), недостаток кадров, подготовленных для воспитательной работы с личным составом (15%), засилие неуставных отношений[136].

Как свидетельствует военная прокуратура, в 1996 г. каждый третий погибший в армии был самоубийца. Характерно, что 80% глумлений происходили в присутствии личного состава, но лишь 4% из них пресекались очевидцами; в остальных случаях военнослужащие не вмешивались в действия казарменных хулиганов[137].

С начала 90-х годов в Вооруженных Силах РФ резко возросла преступность. В 1996 г. в армии и иных воинских формированиях было зарегистрировано около 40 тыс. преступлений, каждое третье из них – уголовное; остальные – воинские. Для преступности в среде офицеров более характерны корыстные мотивы. В 1994 г. внимание общества привлек «бизнес генералов» в Западной группе войск[138]. В 1997 г. по данным военной прокуратуры, ущерб от расхищений и незаконных операций с военными бюджетными средствами исчислялся уже 500 млрд. рублей[139]. К уголовной ответственности привлечено свыше 400 офицеров, из них не менее 100 старших офицеров и 15 генералов[140]. Накопленные негативы в армейской жизни, истоки которых носят не только субъективный, но и объективный, внешний для военных характер, сказались на снижении доверия населения к армии. Если в начале 90-х гг. оно удерживалось на цифре 55-60% доверяющих, то к концу десятилетия снизилось до 27-24%. Однако, несмотря на непрерывное падение доверия, армия продолжала держать высший рейтинг в списке различных государственных и общественных структур: он в несколько раз превышал рейтинг президента, парламента, суда, прокуратуры, правительства[141]. Таким образом, в то время, как народ практически терял веру в основные подразделения власти, не менее четверти его продолжали видеть именно в армии гаранта независимости и безопасности Отечества.

Обобщая сказанное о динамике военно-политического и духовно-нравственного потенциала российской армии в 90-е гг., можно заключить, что главным истоком субъективных проблем здесь было то, что «человек в шинели» (как, впрочем, и гражданский наш человек) не выдержал «испытания свободой», потому что демократизацию, особенно в ее либеральном варианте, обычно воспринимают через призму идеала свободы.

Укрепление законодательно-правовых основ жизни армии идет в русле утверждения идеи правовой государственности. Сама по себе эта идея – продукт теоретической мысли нового времени (Ш. Монтескье, Д. Локк, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант), которая утверждала, что на смену полицейскому, бюрократическому государству (государству произвола) со временем должно прийти правовое государство, в основе которого лежит утверждение автономии личности, ее неотчуждаемых прав и свобод. Со временем она нашла отражение в «Декларации прав и свобод человека и гражданина», а в XX в. стала реальной практикой государств, следующих по пути демократического развития. Важнейшие признаки правового государства, как его толкуют современные политико-правовые концепции, сводится к следующему.

- Утверждение верховенства закона во всех сферах жизни общества; в демократическом обществе высший закон – Конституция; таким образом, правовое государство – это конституционно организованная власть.

- Гарантированность, а значит, реальность прав и свобод человека и гражданина, признание таких сфер жизни человека, куда вмешательство государства недопустимо.

- Взаимная ответственность государства к личности: «закон обязателен для всех».

- Разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную и утверждение принципа независимости суда.[142]

Что это означает для современной России? В начале 90-х г. идея правового государства разъяснялась примерно так. В обществе, где провозглашается «верховенство закона» и утверждаются права человека, граждане «могут делать все, что прямо не запрещено законом», а представители власти – «только то, что им законом разрешено». Кроме того, принцип разделения властей ограничивает возможность злоупотреблений власти, а взаимная ответственность всех и независимость суда утверждает идею неотвратимости наказания, «невзирая на лица», за совершенное отступления от закона. Иначе говоря, в правовом российском государстве должен утвердиться приоритет не силы, а закона и права. Пока же реальность далека от этого.

Утверждение законодательно-правовых основ деятельности армии и военной политики развертывается по целому ряду направлений.

- Закладывается правовая база национальной безопасности РФ: ее образуют Конституция РФ, Концепция национальной безопасности, Военная доктрина, федеральные законы «Об обороне», «О безопасности», «О военном положении», «О мобилизационной подготовке и мобилизации в Российской Федерации», «О чрезвычайном положении», «О государственной границе» и др. Здесь изложены основные принципы военного строительства и применения вооруженных Сил РФ в соответствии с Уставом ООН, Хельсинкскими соглашениями 1975 и 1992 гг., Парижской (1990) и Стамбульской (1999) Хартиями и другими международными договорами и договоренностями в области военной безопасности.

- Разрабатываются правовые основы военной службы как особого вида деятельности; их образуют: федеральные законы «О воинской обязанности и военной службе» (1998), «О статусе военнослужащих» (1998), «Об альтернативной гражданской службе» (1994); воинские уставы: Дисциплинарный, Общевойсковой, Внутренней службы, Гарнизонных и караульных служб и др. В них обоснованы специфика военной службы, воинские обязанности и дисциплинарные правила; подготовка к военной службе, призыв и приведение к присяге; воинская служба в добровольном прядке (по контракту) и на альтернативной основе; а также развернуты регулятивные правила военно-служебных отношений, уклада быта, предупреждения рисков для жизни и здоровья в условиях повышенной опасности; материальных гарантий прав военнослужащих и членов их семей.

- Создается нормативная правовая основа для реформирования российских ВС, совершенствования их боеготовности, гарантирующей надежную вооруженную защиту Отечества в соответствии с мировым уровнем развития военной техники и технологии. Сюда относится целый ряд перспективных программ развития военного строительства и вооружений, в частности, План строительства и развития Вооруженных Сил Российской Федерации на 2001-2005 гг.; планы строительства видов и родов войск, а также развития систем обеспечения вооружений на 2001-2005 гг.; Основы государственной политики российской Федерации по военному строительству на период до 2010 г., Государственная программа вооружений до 2010 г.; федеральная программа Переход к комплектованию военнослужащими, проходящими военную службу по контракту, ряда соединений и воинских частей на 2004-2007 гг. и др. Всего в указанный перечень входят около 30 документов, имеющих силу законов, подзаконных актов и актов военного управления. Очевидно, что на их основе должна быть принята Концепция военной реформы на более длительную перспективу[143].

Обобщая, можно утверждать, что правовая база деятельности армии и военной политики в основном создана; проделан значительный объем работы в области законодательного обеспечения национальной безопасности. В то же время, военно-правовая основа ВС сама нуждается в реформировании, дальнейшем развитии и совершенствовании базовых правоотношений; о чем говорят многочисленные комментарии к военному законодательству и реальная практика их применения[144]. В частности, необходимо усиление системности (исключение дублирования правовых норм и правовых «пробелов»), большей взаимосогласованности законодательных актов и их приведения в соответствие с основополагающими законами, прежде всего – с Конституцией РФ; правовой экономии (сокращение количества правовых актов, изъятие из обращения устаревших положений и норм, большая концептуально-терминологическая проработка и кодификация, а, главное, – необходима разработка детальных механизмов реализации законов и правовых актов. Это касается, разумеется, не только военного законодательства, но в целом – законотворческой деятельности в современной России: здесь создано огромное количество законов, которые «не работают» или работают неэффективно. Бурное, но неупорядоченное законотворчество в 90-е гг. привело к тому, что, как заметил американский политолог Р. Шарлет, «административный порядок» старой советской системы сменился «конституционным беспорядком» новой либеральной[145]. Такая практика способна скорее вызвать отторжение общества от идеи правового государства, чем торжество правовой демократии. «Законы у нас не выполняются, а государство в лице его администрации не может бороться за их выполнение хотя бы потому, что оно само коррумпировано»[146], – разъясняет Т. Заславская причину «пробуксовывания» и бездействия многочисленных законов. Председатель Конституционного суда В. Зорькин заостряет указанную тему, переведя ее в плоскость проблемы «конституционной безопасности России»[147].

Иначе говоря, в законодательно-правовой сфере страны, равно как и армии, которая является ее своеобразным слепком, создались очередные «ножницы» между правотворчеством и правоприменением, между законом и правом. Последнее нуждается в специальном разъяснении. Ведь суть правового государства не в количество законов и не в законопослушании: все это может присутствовать и в условиях не правового, а полицейского государственного устройства. Главное, в чем выражена специфика государства правового, - это качество законов, их соответствие идее права как обеспечения суверенитета личности. Критерий же самого права - последовательно проведенная либерально-демократическая идея («либертарная концепция правопонимания»)[148] видит в «формальном равенстве» всех и каждого: 1) перед законом (координация прав и обязанностей) и 2) перед судом (соразмерность вины и ответственности). На практике это означает отсутствие привилегий и дискриминаций людей в сфере правового общения. В указанной концепции право соотнесено, таким образом, со свободой и справедливостью: «право – математика свободы». Отсюда следует, что правовое государство, то есть подчиненное праву, не творит его, а действует в рамках права, которое уже нашло отражение в международных правовых стандартах.

Что же произошло в этой сфере в России? Здесь создано огромное количество законов, многие из которых противоречат идее права, то есть правам и свободам человека. Проведена приватизация, разгосударствление общенародной собственности, которая, вместо равного права на долю десоциализируемой собственности, наградила подавляющую часть общества ваучерами – бумажками, которые не имеют никакой материальной ценности и юридической силы. В основных законах, касающихся социальных прав человека, - жилищном и пенсионном законодательстве, уголовном кодексе и др., заложены всякого рода «ловушки» и «мины», которые грубо нарушают принципы «формального равенства» всех и каждого перед законом и судом. Факты такого рода постоянно всплывают в судебной практике (например, дети-бомжи, лишившиеся жилья после развода родителей; воры, чьи «дела «рассыпаются» до суда, сохраняя им наворованное и др.).

Складывается ситуация, когда одни, те, у кого деньги и власть, как правило, всегда оказываются правыми или оправданными, а другая, большая часть общества, обычно именуемая просто «народом», всегда бесправна и виновата. Иначе говоря, и Фемида, и ее законы у нас носят неправовой характер. И надо согласиться с В. В. Лапаевой, что от советской «нелиберальной демократии» (которая худо-бедно, но все-таки и провозглашала, и обеспечивала основные социальные права трудящихся) мы совершили в 90-е гг. движение к «недемократическому либерализму». Да, это так, ибо либералы-приватизаторы» - «вовсе не демократы»: «в ключевом моменте преобразований» (приватизации собственности) они продемонстрировали своекорыстную элитарность. В итоге оказались дискредитированы и либерализм, который народ стал понимать как ограбление, и демократия, которую стали понимать как вакханалию»[149]. Что касается сложившихся разрывов между правотворчеством и правоприменением, то здесь задачи состоят в том, полагаем, чтобы свести к минимуму декларативную стороны законов и находить механизмы их практической реализации. В жизнедеятельности армии особо важную роль в этом плане играет гражданский контроль за ее органами и институтами. Почему возникает проблема гражданского контроля? Тому есть ряд причин. Первая их группа обусловлена спецификой армии как особой организации общества. Выше мы подчеркивали, что армия – это часть общества, его «слепок». Это, безусловно, так, но выражает лишь одну сторону дела. Другая состоит в том, что это совершенно особая часть. Военная сфера связана с подготовкой и применением вооруженного насилия. Она содержит в себе угрожающий потенциал разрушения, бесконтрольное применение которого способно повлечь за собой огромные риски, угрозы для всей страны. Созданные для обеспечения безопасности общества Вооруженные Силы представляют собой в то же время отчужденную от него мощь, которая при определенных условиях может стать силой, стоящей перед обществом: по указанию авантюристической политики «выходить из казарм», участвовать в антинародных и антигосударственных политических переворотах; ввязываться в международных конфликты и даже провоцировать войны. Кроме того, содержание армии и современной системы вооружений связано с огромными финансовыми затратами, которые тяжким бременем ложатся на налогоплательщиков; последние должны быть уверены, что их «вложения» в армию действительно служат целям национальной безопасности, а не расхищаются и не разбазариваются впустую. Ныне, как мы видим, формируется особая область военной политики – военное право, которое призвано взять под государственный контроль все указанные аспекты военной деятельности. Но и сама государственная политика, и военное право в том числе, нуждаются в контроле народа как главного носителя идеи суверенитета, чтобы устранить «ножницы» между правотворчеством и правоприменением; «буквой» и «духом» законов и т.д.

Другая группа причин обусловлена самим состоянием современного общества, которое растеряно, подавлено от неудач и перестройки, и «либеральной эпохи» 90-х гг. Здесь действуют настроения и силы различной направленности, иногда полярно противоположные – от всемерной поддержки военной политики государства до категорического неприятия и даже противодействия военно-политической активности. Мы уже отмечали заметное падение доверия общества к армии за период 90-х гг. Хорошо известна полярность общественных позиций относительно Чеченской войны, обязательности военной службы и др. Как поведет себя такое общество в случае серьезных внешних угроз? Кроме того, Вооруженные Силы постоянно обновляются за счет гражданских лиц, которые также по-разному относятся к военной службе. Насколько боеспособна армия, когда общество столь поляризовано по отношению к ней? Иначе говоря, нынче серьезно обостряется проблема интеграции армии и общества, не во имя возрождения советской формулы «народ и армия едины», но для формирования особого типа социальных связей – военно-гражданских отношений, где каждое слагаемое сохраняет свою самостоятельность и активно сотрудничает с другим во имя целей национальной безопасности. Присущий военным, по самому роду их деятельности, дух патриотизма, организованности, дисциплины, войскового товарищества, самоотверженности в этом случае способен укрепиться как в современной армии, так и благотворно повлиять на дезинтегрированное, аполитизированное общество. Отсюда понятно то заметное место, которое в военно-теоретических трудах нашего времени занимает тема гражданского контроля[150].

Существо всякого контроля, отмечает О.А. Бельков, составляет «проверка или наблюдение с целью проверки». Что касается различных форм социального контроля, то они означают систему мер, обеспечивающих своевременное обнаружение негативных явлений в деятельности определенного образования, института, что включает: сбор информации об указанном проблемном объекте, вскрытие причин негативов и продвижение этой информации в компетентные инстанции для принятия необходимых решений[151]. Однако, функция контроля за армией была и прежде: в советский период ее осуществляла правящая партия – КПСС. Известно, что в СССР сфера обороны и безопасности определялась и контролировалась исключительно Политбюро и его Советом Обороны. В чем же специфика гражданского контроля за армией в современной России? В том, что это контроль, во-первых, демократический, а, во-вторых, - гражданский. В широком смысле слова, гражданский контроль – это контроль невоенных людей над военными. По мнению П. Гарсиа, он делится на 1) контролирующую деятельность избираемых народом представителей власти (парламент); 2) контроль со стороны гражданского общества[152]. Во втором случае контролирующее начало идет снизу, а не сверху; инициатором его выступает не власть, а народ. В современном цивилизованном мире народ организуется в гражданское общество, т.е. систему деятельности партий, движений, общественных организаций, инициативных групп и отдельных граждан, осуществляющих властные функции параллельно с государством и реально утверждающих демократию как суверенитет народа[153].

Тема гражданского контроля над армией активно обсуждается зарубежными специалистами; в частности, представляют интерес такие проблемы, как: определение его целей, форм, направлений, степени эффективности; соотношения гражданской и военной элит; влияния национально-исторических особенностей и традиций на этот процесс и др.[154] Специфика указанной ситуации в России заключается в том, что само гражданское общество находится в процессе становления. По сути оно, как и многое другое, формируется по инициативе и под влиянием верховной власти, которая выдвигает задачи превратить Россию в «свободное общество свободных людей», «повернуться лицом к армейским проблемам» и др.; отсюда, по-видимому, не лишены основания отдельные упреки в формальности, «декоративности» этого нового для нас общественного явления[155]. Тем не менее, многие аспекты его приобретают ныне все большую определенность как в теоретическом, так и в практическом плане.

Цели гражданского контроля над армией в России, как они ныне представляются в военно-теоретических трудах, состоят в том, чтобы:

- обеспечить консолидацию Вооруженных Сил с гражданским обществом для укрепления военной безопасности, подъема роли армии как гаранта национального суверенитета и утверждения патриотического сознания в обществе;

- исключить возможность произвольного манипулирования военно-силовыми структурами, незаконного использования армии ради своекорыстных политических интересов;

- последовательно защищать интересы Вооруженных Сил и других войск перед государством; поднимать общественный авторитет права: статус, престиж воинской службы в системе различных подразделений государственной политики;

- выявлять серьезные управленческие ошибки, злоупотребления, казарменный беспредел военачальников, бесправие военнослужащих и другие факты грубого нарушения прав человека и российской законности;

- способствовать преодолению негативных нравственных явлений в армейской среде; духовному оздоровлению армии и возрождению традиций национальной воинской культуры.

Прав Ю.А. Красин, подчеркивая, что «только там, где есть развитое гражданское общество, есть и надежный энергетический потенциал решения основной функции армии»[156]. Иначе говоря, указанная сфера военной политики предъявляет высокие требования к качеству контроля: его системности, ответственности, компетентности. Ныне складывается определенная система контролирующей деятельности за армией и другими силовыми структурами России, где участвуют: парламентские комиссии, Общественная палата при Президенте РФ, средства массовой информации, комитеты солдатских матерей, а с декабря 2006 г. – родительские комитеты при воинских частях; разного рода ветеранские объединения и союзы (всего около 200 видов). Понятно, что качество контроля далеко не всегда устраивает армию, а количество – не способно само по себе реализовать разнообразные цели указанной деятельности. Наиболее действенным видом стал парламентский контроль за военным бюджетом, соблюдением государственной и воинской дисциплины, конституционного порядка и законодательства в военной среде. Он реально содействует проведению военной реформы, осуществлению последовательной политики в области вооружений и др. Позитивно оценивает армия и первый год деятельности Общественной палаты, которая проводит гражданскую экспертизу военного законодательства, осуществляет контроль за соблюдением прав человека в армии. Формированию позитивного общественного мнения об армии, укреплению доверия общества по отношению к военным, вскрытию острых проблем армейской жизни способствует деятельность средств массовой информации, гражданских политологов, социологов и других исследователей процесса демократизации военной среды. Более тесным и конструктивным становится сотрудничество армии с комитетами солдатских матерей, которые имеют около 300 образований по территории России. До недавнего времени они были сосредоточены в основном на сборе негативной информации об армии. Но имеется и позитивный опыт по укреплению морально-психологического состояния военнослужащих, повышению престижа, общественной значимости воинской службы. Не способствует укреплению связей армии и общества деятельность разного рода «антимилитаристских» и «правозащитных» организаций, направленная на срыв призывов, уклонение от воинской службы и т.д.[157]

В то же время совершенно очевидно, что решение задачи интеграции армии и общества во многом зависит и от установок самой армии, степени ее информационной открытости, готовности к сотрудничеству с различными общественными организациями и формами гражданского контроля. По мнению военных, проблемные вопросы, касающиеся взаимоотношений армии и общества, будут сняты, если законодательно определится сам статус гражданского контроля, что указывало бы на основные направления, формы и механизмы этой деятельности, поскольку в жизни армии есть сферы, куда гражданское общество не должно вторгаться[158]. Поддерживая пожелания армии относительно компетентности, конструктивности, гуманистической направленности гражданского контроля, заметим, что вряд ли стоит его так формализовывать, чтобы он приобретал форму закона, ведь в этом случае гасится главное – живая инициатива снизу. Но, безусловно, контроль не должен носить форму грубого вмешательства и надзирательства. Как показывает опыт, наиболее продуктивны здесь такие формы, как гражданские форумы, дискуссии, «круглые столы» по актуальным проблемам жизни армии, совместные обсуждения итогов гражданских экспертиз и т.п. Именно в этом случае может быть достигнута как прозрачность, открытость, публичность деятельности военной сферы, так и реальная защита ее интересов: формирование подлинно гражданской, ответственной позиции армии и общества по актуальным темам национальной (военной) безопасности. Установки на диалог, взаимное уважение мнений сторон составляют технологическую сторону демократизации общества и армии.

10.5. К вопросу об общенациональной идеологии в России[159]