ВЫДЕЛИМ ОСНОВНЫЕ МОМЕНТЫ

1. Уже с самых древних времен появляется взгляд на человека как на особое существо в мире, концентрирующее в себе всю специфику мира в целом: “Человек подобен небу и земле...”, “Человек есть мера всех вещей...”, человека видели богоподобным и богоравным. В более поздние времена его считали вершиной эволюции и — в полную противоположность этому — ошибкой природы.

2. Мыслители древности, выделив особый характер существования человека в мире, обратили внимание и на его двойственность: тело и дух человека должны были находиться в гармонии (античность); дух должен был преобладать над телом (христианство); человек должен был быть земным во всем богатстве своих проявлений и одновременно являться демиургом (Возрождение); он существовал в постоянной борьбе разума и чувства (XVII век); в противопоставлении его природной естественности и общественных требований к нему (XVIII век); он раб и властелин, мятежный и смиренный и т. д.

3. Многие теории рассматривают человека, исходя из смысла его жизни, при этом одни считают существование человека если не бессмысленным вообще, то во всяком случае трагическим по объективным причинам, другие же предполагают, что человек свободен как в выборе своей судьбы, так и в придании ей смысла.

4. Во всех теоретических построениях всех времен и народов человек рассматривается как единственный создатель и носитель культуры.

Глава II

ПОНЯТИЕ “КУЛЬТУРА”

В поэтическом трактате “Земледелие” римский писатель Марк Порций Катон (234—149 до н. э.) впервые по отношению к возделыванию земли употребил слово “cultura”(обработка, улучшение, возделывание), обозначив им процесс воздействия человека на природу с целью ее изменения. Автор заметил, что своим трудом земледелец вносит в мир природы человеческое начало, выращивая растения, в которые вложены не только труд, но и знание: он изменил, “культивировал” их. Этот смысл слова со временем не только сохранился, но и расширился, включив в себя процессы, связанные с другими сферами человеческой деятельности, которые воплощают в себе человеческие цели, волю и желания. Для римлян противоположностью понятию “cultura”было понятие “natura”(природа).

Объектом воздействия может стать и сам человек. Об этом говорил римский политический деятель, писатель и оратор Цицерон (106—43 до н. э.). Он полагал, что при помощи философии можно “возделывать” ум человека и развивать в нем качества, дающие ему возможность стать достойным римлянином, “первым среди мужей”. Для Цицерона и его современников занятие философией было не только средством “улучшения ума”, но и основой уважения духовного начала в человеке. На латинском языке одно из высказываний Цицерона звучит так: “Autem cultura animi philosophia est”(“Культура души есть философия”).

У других народов мира также сложились понятия, фиксирующие действия и качества, ставшие результатом изменений человеком природного начала в окружающем мире и в самом себе.

У греков существовало понятие пайдейа (paideia), которым они обозначали особые качества эллина, отличающие его от от варвара. С их точки зрения, грубая естественность варвара — результат его почти природного состояния, эллин же — человек, который воспитан как гражданин полиса: ему присущи чувство гордости за свое государство, состояние свободы, владение красивым певучим языком, поклонение величественным богам, общественный образ жизни. “Пайдейа” — это прежде всего воспитанность и образованность. Воспитанность для эллина — гармония души и тела: в прекрасном теле обретается прекрасная душа. При этом микромир, микрокосм отдельного человека должен находиться в гармонии с Космосом, понимаемым как упорядоченность всего мира в целом, и эллин, обладающий “пайдейа”, соразмерен космической гармонии. Традиции греческого полиса воспринимались как часть, элемент космического порядка, поэтому истинный представитель полиса должен им соответствовать и выполнять его установления. Вечный порядок, Космос предстает в греческой мифологии прекрасным, но и неотвратимым, как судьба. Поэтому эллин бесстрашно принимает на себя любые удары судьбы или отважно противостоит им. Критерий образованности воплощали в себе и Академия Платона, и школа, созданная Аристотелем,— Ликей, в которых культивировалось стремление к энциклопедическому знанию. Такое знание предполагало не только многообразные сведения о мире, но их систематизацию и изучение сущности вещей. И Платон, и Аристотель являли собой тот идеал образованности, к которому могли и должны были стремиться их ученики. При этом Аристотель в своей “Метафизике” говорил, что “справедливо быть признательным не только тем, чьи мнения мы можем разделить, но и тем, кто высказался более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине, упражняя до нас способность [к познанию]” [14, т. 1, с. 94]. Для греков противоположностью paideia была дикость, варварство как состояние, не “обработанное” гармоничным общественным устройством.

Таким образом, если римляне в своем осмыслении места человека в мире противопоставили понятия natura и cultura, говоря о воздействии человека на окружающий мир, то Греция и восточный мир противопоставили природное и культурное начала в самом человеке. В Европе в разных сочетаниях сохранились римские и греческие представления о культуре.

Восточная культура также создала аналогичные понятия. В Китае со времен Конфуция полагали, что есть качество, присущее “благородному мужу” (не в смысле его рождения в аристократической среде, а по развитию и воспитанию),— это жэнь (человеколюбие), без которого не может быть ни правителя, ни мудреца, ни человеческого достоинства. В Индии понятие дхарма означало высший моральный закон, познание которого предполагало слияние человека с космосом при посредстве самоуглубления, отрешения от земной суеты, самосовершенствования, то есть опять-таки воспитания, целенаправленного воздействия, но теперь уже, в отличие от римского понимания, на самого себя. Исламский Восток имел понятие джахилийа, связанное с доисламским “неведением”, “незнанием”, в противоположность тому, что понимается как просвещенность, правоверность — ильм. Но помимо религиозных соображений о правильности и неправильности взглядов на мир в арабском языке были слова, прямо противоположные: джахиль — необузданный, жестокий, дикарь и халим — спокойный, добродетельный, рассудительный человек.

В Европе долгое время понятие “культура” требовало рядом с собой пояснения: agri cultura — обработка земли, juris cultura — выработка законов и правил поведения, cultura lilterare — выработка правил письменности и так далее. И только в XVII веке немецкий юрист Самюэль Пуфендорф (1632—1694) употребил это понятие как самостоятельный научный термин.

Понимание термина “культура” менялось с развитием знаний и самого общества, с изменением условий жизни людей. Не случайно у разных народов выработались похожие понятия, свидетельствующие о том, что люди отметили свою особую роль в мире, специфику деятельности, меняющей мир, вносящей в него нечто, самому миру не свойственное, но окрашенное человеческим отношением, человеческими потребностями, имеющее некое иное качество. И лучшие умы человечества стремились понять и объяснить это качество.

Античность понимала “пайдейа” и культуру как некую тайну бытия, позволяющую человеку быть подобным и даже равным богам, создавать то, чего нет в природе. Греческое мировоззрение представляло мир как живой организм, управляемый слепой и неведомой судьбой. Поэтому действия человека, вносящие в этот мир нечто новое, требовали объяснения. И объяснения последовали. Платон (ок. 428—348 до н. э.) предполагал, что причиной созидательной деятельности людей становятся эйдосы (греч. eidos “форма, сущность”) — идеи, созданные богами и живущие в памяти людей как парадигма (греч, paradeigma “пример, образец”), модель, на основании которой создается все богатство вещей и теорий, складывается понимание добра, блага, красоты и истины. Его ученик Аристотель объяснил деятельность людей как подражание природе и, одновременно, как поиск формы, придающей природному материалу необходимую определенность.

Но в поисках причин появления мира вещей главное место все же отводилось человеку, его действиям, его поведению гражданина, его возможности подняться до уровня богоподобия, позволяющего стать “мерой всех вещей”. Это качество — высочайшее отличие человека от природы, дающее ему главные достоинства — свободу и разум.

Римская античность, более практичная по своей сути, ввела понятие “культура” в связи с земледелием. Идея Цицерона о “возделывании души” предположила особый образ жизни римского гражданина, которого должно отличать от варвара личное достоинство, отсутствие пороков, служение республике, а эти качества, по убеждениям римского мыслителя, формирует в нем философия. “Как плодородное поле без возделывания не даст урожая, так и душа. Возделывание души — это и есть философия: она выпалывает в душе пороки, приготовляет души к приятию посева и вверяет ей ... только те семена, которые, вызрев, приносят обильнейший урожай” [325, с. 252.]

Таким образом, в античности понятие культуры вбирает в себя самого человека в том виде, каким он должен быть в представлении сограждан, и деяния, возвышающие его до уровня богов. Тайна его бытия — это тайна творчества, тайна создания того, что до человека не существовало в мире.

Средневековье попыталось разрешить эту тайну, отдав в ведение Бога первопричину созидания, возделывания как души и тела, так и всего мира вещей. И если для античного человека идеал был досягаем на земле, то для средневекового — он становится таковым только вне земного бытия. Культура для него совершенство, которого можно достигнуть, только следуя заветам религии и религиозной морали.

Средневековая социальная иерархия углубила и ужесточила различия между всеми слоями общества. Если даже в спесивом Риме любой вольноотпущенник мог вырваться из своего социального слоя и стать банкиром или врачом, а простой воин разбогатеть за счет военной добычи, то в средние века выйти за рамки своего класса стало практически невозможно. Поддержанное церковными установлениями разделение общества предписывало каждому слою вести отличный от других образ жизни, что сказывалось и на понимании культуры. Так, прежде всего можно выделить городскую и сельскую культуру.

Город был средоточием различных учреждений светской и духовной власти, в нем находилась резиденция сеньора или другого властелина. Здесь осуществлялись торговля и обмен, функционировал рынок рабочей силы, трудились многочисленные ремесленники, располагались меняльные конторы, лавки ростовщиков и прочее. Горожанин должен был быстрее ориентироваться в постоянно меняющихся условиях жизни города, где сильнее действовали правила сословного поведения, вырабатывались жесткие уставы цеховых общин и большее место занимали правовая и иерархическая системы отношений. Но здесь же развивалась и площадная культура с ее карнавальными формами проявления, с ее свободой, иронией, насмешкой и пародийной традицией. Культура средневекового города — своеобразное единство стабильного и изменчивого, официального и карнавального.

В сельской среде, занятой неизменной, освященной вековыми традициями деятельностью, была сильна роль древнейших верований, обычаев, суеверий. Здесь связь человека с природой теснее, чем в городе, поэтому ей придавалось более важное значение, а сельский житель — и непосредственнее, и консервативнее горожанина. Поскольку сельская культура была связана с фантастическими представлениями о мире, с календарными праздниками и сохранением языческих культов, ее главным началом оставалась традиция.

Особое представление о культуре было в религиозно-церковной среде. Монашеская и монастырская жизнь связывала культуру с постулатами религии, с самоотверженным служением Богу, с отречением от земных благ. Но в то же время монастырская культура обозначала и книжную грамотность, сохранение и переписку книг, так как лишь при монастырях были библиотеки, сохранявшие письменное наследие прошлого и настоящего. Благодаря монастырям среди многих войн эпохи уцелели не только священные, но и светские книги. Это обусловило и еще одно качество этой культуры: знание текстов, главным образом текстов Священного писания, и множества комментариев к ним. Ученый муж средневековья смотрел на мир через это знание, он соотносил с ним свой опыт жизни и при помощи точных цитат давал объяснение мира. Основным предметом его знания был священный текст. Так ученая культурность создает тип религиозной философии — схоластику, которая славится умением вести диспуты и строить доказательства на основе множества цитат и ссылок на авторитеты, среди которых непререкаемым был авторитет Священного писания.

Интегративным же началом средневековой культурности было божественное совершенство, к которому должен стремиться каждый на протяжении своей земной жизни и которое проявляется не столько в разуме и знании, сколько в вере. Она не оставляет места сомнениям, и только она может приобщить любого человека к божественной благодати, хотя и совершенство, и благодать[3],и, следовательно, культура понимались различно в сельской и городской среде, бюргерами и цеховыми ремесленниками, рыцарями и монахами, в высших слоях общества и у простонародья.

Идея культуры как совершенства человека надолго сохраняется в истории общества. Для эпохи Возрождения идеал человека — это его богоподобие, или культурное совершенство человека, заключающееся во всестороннем развитии: физической гармонии, нравственном совершенстве и умственном богатстве личности. Это должен быть человек деятельный, активный, творческий. Именно в творчестве человек подымается до богоравности: он способен создавать, он, единственный в мире, выступает как демиург (греч. demiurgos “мастер, творец”), он несет в себе созидающее начало, как и Бог, он — творец. Культура этого времени включает в себя и человека, соответствующего такому идеалу, и продукты человеческого гения.

Совершенство человека имело определенное значение в понимании культуры также и в эпоху Просвещения. Однако в это время изменилось само понятие совершенства. Разум, занявший главное место в осмыслении мира, поставил знак равенства между совершенством человека и его разумностью. Например, Вольтер (1694—1778), исходя из критерия разумности, противопоставлял культурность и дикость. Французские теоретики XVIII века считали, что цель культуры — сделать людей счастливыми. Философ и писатель Дени Дидро (1713— 1784) в “Энциклопедии или толковом словаре наук, искусств и ремесел” в различных статьях о ремеслах создал гимн разумной человеческой деятельности и различным профессиям. Он считал, что “человек — уникальное понятие, из которого следует исходить и к которому все следует сводить...” [230, с. 59]. Клод Гельвеций (1715— 1771) полагал, что причина всех бедствий и несчастий людей — в невежестве, выйти же из моря своих бед можно только при посредстве просвещения.

Лишь Руссо увидел противоречие в современном ему обществе. Он отмечает разрыв между внутренним и внешним, должным и желаемым, общественной пользой и личным эгоизмом. В знаменитом сочинении “Об общественном договоре” он пишет, что в современном ему обществе “все сводится к внешности, все становится деланным и притворным, и честь, и дружба, и добродетель, а часто и самые пороки, так как люди открыли в конце концов тайну выдавать и их за особые достоинства” [265, с. 64]. Несправедливость общества по отношению к низшим слоям, блеск и духовная нищета высших — все это вместе с другими внешними сторонами жизни: предметами быта и особенно роскоши, манерами поведения, за которыми не стоит истинное отношение,— выступает как цивилизация (лат. civilis “гражданский”), которую Руссо считал самым тяжким врагом естественного, природного начала в человеке, врагом, несущим разрушение, аморальность и прочие элементы деструктивности. Культура же для Руссо — естественное состояние человека, когда разум и чувства не противоречат друг другу, а человек в единстве с природой становится целостным: его чувства разумны, а разум окрашен искренними чувствами.

Таким образом, французские просветители увидели культуру как счастливую и разумную деятельность свободного человека в свободном обществе, противопоставив ей цивилизацию как внешнюю, формальную сторону жизни и отношений людей.

Путь разрешения противоречия между культурой и цивилизацией искали мыслители более поздних времен. Кант видел выход из этого противоречия в морали, немецкий драматург и теоретик искусства Фридрих Шиллер (1759—1805) — в эстетическом сознании, считая, что эстетическое воспитание и красота спасут мир, а его соотечественник великий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770— 1831) — в философии как вершине логического мышления. Для них культура представляла собою область духовной свободы человека.

На основании этих рассуждений и собственной исследовательской деятельности немецкий просветитель Иоганн Гердер (1744 — 1803) впервые делает вывод о том, что культура человечества существует в многообразии типов и форм, которые последовательно сменяют друг друга, образуя путь духовной эволюции человека. Рассматривая и сравнивая обычаи и способы жизнедеятельности различных народов, он приходит к мысли о том, что культура — это постепенное развитие духовного мира человечества в целом, раскрытие способностей человеческого разума.

В XIX веке появляются представления о культуре как системе ценностей, а также как о неких локальных образованиях, каждое из которых возникает в конкретном месте земного шара, в определенный период времени, проходит стадии возникновения, становления, расцвета, а затем угасания и гибели. К этому времени было накоплено знание о греческой и римской культурах, появились находки, связанные с культурами Междуречья и Египта. Русский социолог Н.Я.Данилевский (1822—1885) в книге “Россия и Европа” (1869) выдвинул теорию об особых культурно-исторических типах, которые развиваются каждый своим специфическим путем, назвал среди них старые, нисходящие культуры, обозначил русский (славянский) тип культуры как качественно новый.

Немецкий историк и философ Освальд Шпенглер (1880—1936) в книге “Закат Европы” (1918—1922) анализирует судьбы различных локально-исторических типов культуры. Он считает, что европейская культура исчерпала возможности своего развития, поэтому она вырождается в цивилизацию, а это обстоятельство, по мнению ученого,— признак ее грядущей гибели.

И все-таки центральным элементом культуры для мыслителей XIX века выступает личность, ее активная деятельность в мире, ее попытки найти справедливость и свободу. В произведениях искусства мы встречаем именно такую личность, которая в своем противостоянии злу и пороку то одерживает победу, то терпит поражение, но именно за ней авторы признают черты идеала.

XX век, особенно явственно обнаруживший противоречия между человеком и обществом, природой и обществом и в самом обществе, открыл для себя внутреннее многообразие культуры, различные ее уровни и формы, существующие в одном и том же времени и пространстве, ее внутреннюю противоречивость. Появляются представления об элитарной и массовой культуре (испанский философ и публицист Хосе Ортега-и-Гасет, 1883—1955), пролетарской и буржуазной культуре (русский врач, философ, экономист, основатель Пролеткульта А.А.Богданов, 1873—1928) и, наконец, в середине века— гуманитарной и технической культуры. Английский писатель и физик Чарлз Сноу (1905-1980) утверждал, что гуманитарная и техническая культуры не только противоположны, но и совершенно не связаны друг с другом и существуют автономно.

Однако многие ученые заметили, что разрыв между ними и их противопоставление невозможны, поскольку современная наука не создается в узкоспециальной среде. Она связана не только с процессом творчества, невозможного без воображения, фантазии, эмоций, что чаще относят к искусству или религии, но и с моралью и этикой, которые позволяют совершить правильный выбор в наиболее сложных и ответственных областях технического знания.

Об этом вдохновенно писал датский физик Нильс Бор (1885 — 1962), считавший, что “причина, почему искусство может нас обогатить, заключается в его способности напоминать нам о гармониях, недосягаемых для систематического анализа. Можно сказать,— продолжал он,— что литературное, изобразительное и музыкальное искусства образуют последовательность способов выражения...” [42, с. 111]. Он полагал, что именно искусства дают ученому “больше свободы игре фантазии”. Другой известный ученый Джон Бернал (1901 — 1971) заметил: “Сам по себе научный способ не пытается внушить людям желание сделать ту или иную вещь. Это скорее относится к задачам художественного способа..., одной из функций которого является, в первую очередь, вызвать желания, а затем и стремления к специфическому действию” [31, с. 25]. Еще более определенно высказался Альберт Эйнштейн (1879—1955), говоривший, что Достоевский дает ему гораздо больше, чем все математики, больше, чем Гаусс.

Во время анализа причин Чернобыльской катастрофы было сказано, что к этому могла привести деятельность таких людей, которые “не опирались на плечи Толстого и Достоевского”. У этих людей не было необходимого запаса человечности, который дает только культура в целом без искусственного противопоставления ее видов и форм.

Следует заметить, что в современных теориях культуры существуют и нигилистические взгляды. Они раскрываются в понятиях контркультуры или антикультуры, в некоторых направлениях массовой культуры, в полном отрицании наличия культуры в обществе.

В целом проблема культуры в обществе и науке многоаспектна, сложна и внутренне противоречива, поэтому особенно важно иметь представление о существующих определениях этого феномена.