Дополтавская, полтавская и императорская дипломатия Петра I

Н.Н. Молчанов в своей монографии «Дипломатия Петра I» (М., 1984) в ее истории выделяет два периода – [1] дополтавский (27 июня 1709 г.) и [2] послеполтавский (27.06.1709 г. – 28.01.1725 г.). Второй период, на мой взгляд, следовало бы разделить на два этапа: один от Полтавской виктории до поднесения царю титула императора Всероссийского 22 октября 1721 г., другой от этой даты до кончины преобразователя 28 января 1725 г., назвав его императорским.

Такой подход к периодизации дипломатической работы Петра I в полной мере соответствует историческим реалиям того времени, поскольку задачи, содержание и результаты дипломатической деятельности преобразователя были далеко не одинаковыми. В дополтавский период Петр ставил перед российской дипломатией задачи: обеспечить мир с Турцией с началом Великой Северной войны и сколотить коалицию северных государств против Швеции. И ей и то, и другое удалось сделать.

В течение 9 лет (от начала Северной войны и кончая Полтавской битвой) царю удалось создать самую мощную и многочисленную сухопутную армию и весьма боеспособный флот. И России уже не опасалась за свои южные границы. Таковы задачи дипломатии в дополтавский период и ее весомые результаты.

После громкой победы над Швецией 27 июня 1709 г. задачи петровской дипломатии меняются, а ее результаты приумножаются. Главная задача – удержать завоеванные земли на Балтике навечно.Швеция разорена и унижена, но она воинственна, она готова вновь начать войну с могущественным северным соседом. Подтвердим высказанное суждение историческим источником. Петр Павлович Шафиров писал в 1721 г. своему французскому коллеге: «Мы очень хорошо знаем, что большинство наших соседей очень неблагосклонно смотрят на хорошее положение, в которое Господь изволил нас поставить; что они были бы рады, если бы представилась возможность снова повергнуть нас в прежний мрак, и если ищут нашего сотрудничества, то скорее из страха и ненависти, нежели из дружеского чувства».[21]

Петр I прилагает все свое умение, чтобы заключить со Швецией 30 августа 1721 г. Ништадтский мир, о котором у нас была уже речь. Петр гневен. Швеция неохотно идет на выработку дипломатического акта. А.С. Пушкин в подготовительном тексте «Истории Петра I» в свое время начертал: «Петр заключает мир со Швецией, не сделав ни копейки долгу, платит Швеции 2 000 000 рублей…».[22] Вот классическое сочетание силовой и мирной дипломатии. Петр платит не контрибуцию, он покупает мир для своей страны и долгожданные земли на Балтике.

И чтобы никто из недругов России не имел вожделенной мечты вернуть отвоеванные земли, царский двор и высшие правительственные учреждения по приказу царя переезжают в 1713 г. из древней столицы России Москвы в Санкт-Петербург, которому всего к этому времени исполнилось лишь 10 лет. Столица России – на северо-западной границе, на окраине огромной по территории страны. Смело – да. Необычно – да. Потому что ни в одной большой по территории стране тогда такого не было. Столицы, как правило, располагались в самом центре страны: Франция, Великобритания, Италия, Германия, Китай и т.д. Вот еще одна сильнейшая черта дополтавской дипломатии Петра I.

В одном из писем Петр признавался, что в начале своей царской работы (она чрезвычайно многообразна, ее составной и важной частью являлась и дипломатия) он действовал как слепой,[23] то есть ощупью, осторожно. Мне представляется, что это признание царя послужило основным материалом для В.О. Ключевского о действиях Петра: «Спешность дел, неуменье, иногда и невозможность выжидать, подвижность ума, необычайно быстрая наблюдательность – все это приучило Петра задумывать без раздумья, без колебаний решаться, обдумывать дело среди самого дела и, чутко угадывая требования минуты, на ходу соображать средства исполнения».[24]

Петр крепко держал в своих руках все нити русской дипломатии. Он лично участвовал во всех переговорах, выполняя функции и посла и министра иностранных дел. Он дважды ездил за границу с дипломатическими целями и лично заключал такие важные договоры, как соглашение в Раве (1698 г.) и договор в Амстердаме (1717 г.). У себя на родине царь непосредственно сносился с иностранными послами и беседовал с ними запросто в домашней обстановке, — это был самый верный, а иногда и единственный способ довести то или иное дело до конца. Определенных аудиенций не было, царя надо было «отыскивать на пирах и там исполнять свои поручения». «Я воспользовался нынешним обедом, — рассказывает Юль,[25] — за которым сидел с ним рядом, чтобы согласно приказанию моего государя и короля переговорить с ним о разных вещах; во время этой беседы царь весьма благосклонно и охотно слушал меня и отвечал на все, что я ему говорил». При содействий царских денщиков можно было видеть царя и дома, где тот же Юль раз застал его «неодетым, в кожаном, как у ремесленников, фартуке, сидящим за токарным станком». Петр терпеть не мог никаких официальностей. Не без юмора повествует Юль о тайной аудиенции, которую он испросил у царя через канцлера. Аудиенция была назначена на адмиралтейской верфи. Посланник поспешил в назначенное место в расчете, что царь примет его в каком-нибудь доме и выслушает. Когда Петр подъезжал в шлюпке к берегу, Юль спустился к нему навстречу. Царь тут же начал очень громко говорить с ним о государственных делах, так что все окружающие могли слышать. Юль стал просить выслушать его наедине, но Петр приказал сказать прямо, в чем его поручение, а когда посланник заговорил шопотом, то он отвечал нарочито громко. «Тем и окончилась эта испрошенная мною частная аудиенция, от которой царь таким образом отделался, чтобы не слышать того, чего слушать не хотел».

У Петра были свои принципы международной политики. Основным его правилом была политическая добросовестность и верность обязательствам. «Лучше можно видеть, — писал он, — что мы от союзников оставлены будем, нежели мы их оставим, ибо гонор пароля [честь данного слова дражае всего есть».

Сила внешней политики Петра заключалась в том, что он не разбрасывался на несколько проблем, а сосредоточивался на одной; этой одной проблеме он и подчинял все усилия своей дипломатии, отказываясь от выполнения других, раз они не стояли на первой очереди. Так, польский вопрос для Петра существовал только в рамках Северной войны. Единственный раз Петру пришлось против воли уклониться от этого основного принципа его внешней политики, — это было в 1711 г., во время навязанной ему войны с Турцией. Этим отличается внешняя политика Петра I от колеблющейся и противоречивой политики его предшественников. Такой твердости в проведении определенной линии не было и в политике его ближайших преемников.

Такая твердость внешней политики и дипломатии Петра привела к очень серьезным результатам – мир стал постепенно познавать Российское государство. Надо признать, что до Петра I Московское государство на Западе мало кто знал, а если и знали, то представляли его, как варварское государство. И это продолжалось длительное время.

Россия «присоединилась» к Европе в начале XVIII в. Полтавская битва 27 июня 1709 г. была одной из причин широкого признания России в Европе как великой державы. Царствие Петра I было отмечено потрясающим подъемом статуса России. Этому способствовало и еще одно важное событие. Петр I 22 октября 1721 г. принял титул императора, многие на Западе открыто этим возмущались, особенно Габсбурги. Хотя другие северные державы быстро признали новый титул (исключая Польшу, которая выжидала до 1764 г.), а Австрия и Великобритания сделали это лишь в 1742 г., а Франция – в 1744 г. Вот такое сильное сопротивление оказывала по существу вся Западная Европа возвышению России.

Однако все потуги недругов Росси оказались напрасными, ибо наше государство в лице Петра I создало два верных союзника – мощную регулярную армию и не менее мощный флот. Они могли противостоять любой противной России коалиции западных государств. Не случайно именно во время Великой Северной войны (1700-1721) появился термин «великая держава», применимый к России. Он еще более закрепился за ней во время Семилетней войны (1756-1763), когда она разбила Пруссию и захватила Берлин.

Ко времени Семилетней войны российская армия была самой большой в Европе. В ней насчитывалось 162 430 человек в полевых полках, 74 548 человек гарнизона, 27 738 в ополчении, 12 937 в инженерном и артиллерийском корпусе и 44 000 в нерегулярных частях.[26] Таким образом, всего армия насчитывала – 321 653 человека.

«Прорубив окно в Европу» ценою неимоверных усилий народа, истощения его физических и духовных сил, Петр I понимал, что пробиться к Черному морю у него нет никаких возможностей: Турция сильна, кипчаки (потомки половцев) ей подвластны, страны Запада ненавидят Россию и т.д. Черное море – задача, которую должны решить последователи Петра I – вот основная мысль русского императора после 21-летней Великой Северной войны. Однако Петр I полагал (и не без оснований), что своим преемникам он может и должен создать плацдарм для решения упомянутой второй задачи – закрепиться на западных берегах Каспийского моря. Петр I, как писал С.М. Соловьев, «не спускал глаз с Востока» (Кн. XX. М., 1996, стр. 434) и в сентябре 1723 г. мирной дипломатией [ее сопровождали военный флот и сухопутное войско] получил западное побережье Каспийского моря на вечное владение от персидского шаха – Дербент, Баку, провинцию Гилянь, Мазадеран и Астрабад».[27]