Царь и подданные у хеттов

Новохеттская держава – типичная абсолютная монархия Ближнего Востока – дает возможность понять, что же на самом деле кроется за расхожим выражением «восточная деспотия». Царь Хатти – абсолютный правитель в том смысле, что его деятельность не могла быть обжалована ни в какой «земной» инстанции, а его компетенция никаких конкретных ограничений со стороны какой-либо формальной нормы не получала. Однако, в отличие от позднейших теоретиков персидской и эллинистических империй, хетты не считали, что «все, что идет от царя, должно почитаться справедливым». Царь – высший исполнитель нормы, но никоим образом не ее источник. Поэтому хеттский подданный (независимо от ранга) мог не соглашаться с царем, осуждать его решение, предлагать свои поправки или высказывать претензии. Это считалось естественным и не ставило такого подданного в антагонистическое положение по отношению к царю и возглавляемому им режиму, не делало его «отщепенцем».

Подобные эпизоды включаются даже в царские анналы: Мурсили II сообщает, как военачальники отговорили его от похода, затеянного им в неподходящее для военных действий время, к Тудхалии IV подданные обращаются с претензией по поводу его недостаточного внимания к судебным делам – и он исправляет положение, не видя ничего странного в том, что подданные указывают ему, что делать.

В подлинной, хотя бы той же эллинистической, деспотии царь стоит выше любой этической оценки (не он должен пребывать «в страхе перед людскими законами и укорами, а ему подобает стать для людей законом и мерилом справедливого», как передает этот принцип Плутарх). У хеттов, напротив, царей постоянно и нормативно оценивают, и сами они считают нужным оправдывать свои действия перед лицом подданных, доказывая, что те соответствуют принципам обычной морали. Обширное самооправдание узурпатора Хаттусили III было рассчитано именно на условия этической, хотя и не политической подотчетности царя подданным. Характерно, что хеттские цари пространно разъясняли народу те или иные предпринятые ими реформы, рационально оправдывая их интересами всего общества.

Еще более существенное отличие новохеттской державы от восточной деспотии – возможность настоящего антагонистического, мятежного выступления против царя. В настоящей деспотии такое выступление заведомо стоит за пределами любой нормы. Напротив, в Хатти есть четкое представление о «плохих царях», прямое выступление против которых вполне оправданно. Разумеется, речь идет о чрезвычайной ситуации, которая не может быть заранее формально описана и для разрешения которой нет регулярных механизмов. Однако само ее появление вполне предусмотрено, и хеттские цари-узурпаторы (Телепину и Хаттусили III) официально оправдывают свою узурпацию тем, что свергнутые ими предшественники собирались несправедливо и безвинно их погубить – это считалось достаточным основанием для мятежа, иными словами, речь идет фактически о концепции необходимой самообороны против царя при определенных условиях! Еще ярче сказано в указе Телепину: «Какой царь будет делать зло своим братьям и сестрам, тот отвечает своей царской головой. Тогда созовите совет, пусть он своей головой искупит зло. Тайно же его пусть не убивают!» Этот пример – уникальный; в Новохеттский период подобный закон не действовал и был бы даже немыслим, но сам указ по-прежнему старательно копировался в царских архивах, иными словами, если не данный конкретный закон, то общий подход к царской власти, выраженный в нем, вполне отвечал новохеттским представлениям.

Итак, мы имеем дело с особой моделью монархии, при которой, с одной стороны, царь наделяется властью, не ограниченной никакими заранее определенными, заранее предусмотренными по формальным признакам нормами, но тот факт, что сами эти нормы есть, признается всеми (их только нельзя формально и заранее определить). При этом царская власть считается вторичной, функциональной, оправданной тем, что она необходима самим людям, образующим управляемую им страну.

Норма общежития, носителем которой является все общество, рассматривается как стоящая над царем. Он подлежит сознательной оценке подданных относительно этой нормы и может оказаться преступным. В этом случае оправданы действия против него (обличение, низвержение). Царь и сам признает высший авторитет этой нормы, он стремится доказать обществу, что остается ей верен, и оправдать свои действия перед подданными.

Для подобной власти есть точная и последовательная аналогия: это власть главнокомандующего на войне (он также наделен неограниченными полномочиями, но и он, и его подчиненные твердо знают, что сделано это исключительно ради самих подчиненных и их дела – не армия для командующего, а он для армии), но это никоим образом не власть «деспота». Именно такая модель монархии действовала в древности почти на всем Ближнем Востоке.

Глава 16
Хурритский мир и Малая Азия во II–I тыс. до н. э.

Митанни

В XVIII–XVII вв. до н. э. Армянское нагорье стало ареной миграций, вызванных движением индоарийских племен из-за Кавказа. Часть из них двинулась на Армянское нагорье; одна из групп таких индоариев была известна в Передней Азии как умман-манда (воины-манда; это была вторая волна северных прикавказских насельников, именуемая так в Месопотамии; первая, как мы помним, имела место в XXIII в. до н. э., во времена Нарам-суэна, а в последний, третий раз месопотамские источники назвали так ираноязычных кочевников – скифов в VII в. до н. э.). Переднеазиатские умман-манда XVII–XVII вв. до н. э. осели на Верхнем Евфрате.

Движение индоариев вызвало цепные смещения, распространившиеся в общем направлении с северо-востока на юго-запад и затронувшие хурритов, живших у южного предела Армянского нагорья. Вместе с индоариями, попавшими в их среду (и, возможно, передавшими им навыки коневодства и колесничного дела), хурриты двинулись в страны Плодородного Полумесяца. Их племенные группы и династии расселились и пришли к власти на большей части территории Сирии – Палестины, Верхней Месопотамии, Северного Загроса и Юго-Восточной Малой Азии (2-я пол. XVIII – нач. XVII в. до н. э.). В Палестину, в частности, вместе с хурритами добрались какие-то индоарийские группы, и еще в амарнской переписке упоминаются южнопалестинские князья с индоарийскими именами. В течение четырех столетий в границах этого огромного пространства развивалась особая цивилизация хурритов, в рамках которой происходил синтез и опосредованное взаимовлияние самых разнообразных культур Ближнего Востока (особенно месопотамской). Колесничные соединения, введенные в употребление хурритами, давали им бесспорное преимущество над соседями.

Среди хурритов была широко распространена концепция теоретического хурритского всеединства, и их крупнейшие государства принимали название «Хурри» в знак претензий на практическое осуществление такого единства. Крупнейшим хурритским государством этого времени стал верхнемесопотамский Хурри-Ханигальбат, основанный на территориях, отторгнутых у амореев. Ожесточенная борьба этого политического образования с Древнехеттским царством (сер. XVII – нач. XVI в. до н. э.) истощила силы обеих сторон, и этим воспользовались индоарийские группы «манда». Они захватили власть в Хурри-Ханигальбате, основав таким образом государство Митанни (Майттанне, ок. 1560–1260 г. до н. э.), сохранившее, впрочем, и старые наименования – Хурри и Ханигальбат.

Столица Митанни располагалась в Вассокканне – городе в верховьях Хабура, до сих пор не найденном археологами. Хотя индоарии Митанни, включая царский род, были в основном ассимилированы местным населением уже в середине II тыс. до н. э., митаннийские цари вплоть до конца своей истории продолжали принимать тронные индоарийские имена и поклоняться индоарийским богам – покровителям династии (Индре, Митре-Варуне и Насатьям). Верховным богом – покровителем государства в целом был, однако, хурритский бог грома Тессоб. Наряду с ним исключительным почитанием пользовалась Сауска-Иштар. Центры их культа – соответственно, Кумме на Верхнем Забе и Ниневия (тогда еще хурритский город) – располагались на востоке, в коренных областях хурритов.

Общество Митанни, по-видимому, делилось на военно-бюрократическую верхушку, или двор (вельможи, т. е. старшая дружина, основная служилая масса воинов-«марйанне», представители царя в других государствах и условно относившиеся сюда же по признаку личной зависимости от царя вассальные владетели), и землю, т. е. совокупность обложенных податью самоуправляющихся общин. Последние имели единое представительство в масштабах всей страны, частично разделявшее с царями властные полномочия. Этой уникальной для Древнего Востока чертой политического строя Митанни было обязано, вероятно, пришлому характеру правящей верхушки, обусловившему ее относительную изоляцию.

Известны территориальные сельские общины алу и большесемейные домовые общины димту (досл. «башни», названные так по типичному обиталищу каждой большой семьи). Общинная земля рассматривалась, по общим правилам, как неотчуждаемая собственность общины в целом, и получить к ней доступ можно было только путем «усыновления» реального покупателя земли одним из общинников. В 3-й четверти II тыс. до н. э. имущественная дифференциация, ростовщичество и долговая кабала привели к значительному разложению общин при внешнем сохранении их структуры. Богатые и знатные люди в форме «усыновления» (некоторые «усыновлялись» в сотнях разных семей одновременно) проникали в общины, отделяли купленную или полученную за долги землю от основного общинного фонда, эксплуатировали членов «усыновившей» их домовой общины. Относительная слабость государства у хурритов и государственного хозяйства способствовала бурному развитию частной эксплуатации в пределах общинного сектора экономики.

В хурритских государствах существовали крупные дворцовые и храмовые хозяйства. Характерно отсутствие значительного слоя «царских людей» (илотов, крепостных): работниками царского хозяйства оказываются либо дворцовые рабы (как правило, из числа пленников), либо привлеченные в порядке выполнения повинности свободные.

В Митанни верховная власть осуществлялась царем и так называемым синагилой – «вторым после царя» (должность престолонаследника-главнокомандующего, замещавшаяся одним из царевичей). Такая конструкция власти отражала, с одной стороны, военный, а с другой – архаический родовой характер митаннийской государственности. Основой могущества Митанни было колесничное войско, укомплектованное служилыми воинами – марйанне.

В конце XVI в. до н. э., при царе Суттарне I, Митанни превратилось во всехурритскую империю, чье владычество простиралось от Загроса и Ниневии до Северной Сирии. С этого момента на протяжении полутора столетий оно являлось сильнейшей военной державой Передней Азии. Проникновение в Сирию привело Митанни к столкновению с Египтом, стремившимся к безраздельному господству над Восточным Средиземноморьем.

Три четверти века почти непрерывных войн с Египтом (кон. XVI – кон. XV в. до н. э.) составляют наиболее яркий этап митаннийской истории. Уже Тутмос I напал на сирийские владения Митанни и отодвинул его границу за Евфрат. Правда, при царе Парраттарне (ок. 1475 г. до н. э.) Митанни, воспользовавшись временной слабостью Египта, покорило все Восточное Средиземноморье от Киликии до Центральной Палестины, но Тутмос III в серии кровопролитных кампаний оттеснил его далеко на север. Одно время войска фараона достигали Евфрата и даже разорили его митаннийский берег, однако закрепиться здесь им так и не удалось. К концу правления Тутмоса III, в середине XV в. до н. э., египто-митаннийский рубеж пролегал в районе Кадеша. В то же время митаннийский царь Сауссадаттар разгромил Ашшур (пытавшийся незадолго перед тем связаться с египтянами) и превратил его в своего вассала. Аменхотеп II возобновил борьбу с Митанни, но после первых успехов был отброшен на юг, в Палестину, и ему пришлось заключить невыгодный для себя мир (ок. 1430 г. до н. э.). Хотя надписи фараона, по своему обыкновению, преподносят это событие как изъявление покорности со стороны Митанни, они подчеркивают исключительность мирного соглашения Египта с этой страной – «происшествия, неслыханного со времени богов». Не смирившись с поражением, Аменхотеп II к концу своего правления вновь двинулся против Митанни и захватил Халпу в Северной Сирии, однако его преемник Тутмос IV должен был закончить эту войну компромиссным миром с митаннийским царем Ардадамой I (ок. 1410 г. до н. э.). Южная Сирия осталась за Египтом, Северная отошла к Митанни. Заключенный вскоре митаннийско-египетский союз, к которому присоединилась Вавилония, навсегда подвел черту под эпохой египто-митаннийского противоборства и заложил основы так называемого Амарнского международного порядка в Передней Азии (1-я пол. XIV в. до н. э.).

Между тем еще в середине XV в. до н. э. начались хетто-митаннийские войны в Сирии, проходившие, по-видимому, в промежутках между египетскими вторжениями в этот регион. Их привел к временному завершению тот же Ардадама I, нанеся хеттам катастрофическое поражение и отодвинув границы Митанни в Малой Азии вплоть до Тавра и Верхнего Галиса (кон. XV в. до н. э.). Рубеж XV–XIV вв. до н. э. был, таким образом, временем наивысшего расцвета Митанни.

Союз с Египтом скреплялся династическими браками. Тутмос IV и Аменхотеп III женятся на митаннийских царевнах, а сами отправляют в Митанни богатые дары золотом. Однако династический кризис и дворцовые смуты начала XIV в. до н. э., а затем и ухудшение отношений с Египтом существенно ослабили Митанни (в это время, например, от него навсегда отложился Ашшур) и позволили хеттскому Суппилулиуме вновь выступить против него. В итоге Суппилулиума отобрал у Митанни Сирию и организовал интервенцию в само Митанни, а то призвало на помощь ассирийского царя Ашшурубаллита I. Так началось полуторавековое хетто-ассирийское противоборство за контроль над Верхней Месопотамией. Суппилулиума смог было возвести на митаннийский престол своего ставленника митаннийского царевича Саттивасу, оттеснив антихеттскую партию и ее ассирийских союзников на восток страны, но вскоре Митанни вновь перешло под власть антихеттской партии, опиравшейся на союз с Ашшурубаллитом.

В ходе этих событий великая Митаннийская держава перестала существовать. Ашшурубаллит удержал и аннексировал восточные районы страны, включая Ниневию (именно тогда номовое государство Ашшур превратилось в территориальное царство Ассирию), а окраинные владения были утрачены. Отныне Митанни было незначительным северо-месопотамским царством, контроль над которым оспаривали друг у друга ассирийцы и хетты. Безуспешно пытаясь лавировать между ними (но тяготея преимущественно к хеттам), Митанни было уничтожено ассирийским царем Салманасаром I около 1260 г. до н. э. Хетты, впрочем, не оставили попыток отбить у ассирийцев хурритскую Верхнюю Месопотамию, окончательно эти области перешли к Ассирии только в XII в. до н. э., уже после падения Хеттской державы.

Переселения балканцев-мушков на восток (1-я пол. XII в. до н. э.) и арамеев на север (2-я пол. XI в. до н. э.) резко сократили этнический ареал хурритов, сведя его к долинам Чороха и Верхнего – Среднего Тигра. Последнее независимое государство хурритов – верхнетигрская Шубрия (хурр. самоназвание – «Хурри»; маленькая Шубрия пыталась воплощать единство погибшей хурритской ойкумены) было уничтожено ассирийцами в 673 г. до н. э. Хурриты, однако, оставались одним из крупнейших этносов Армянского нагорья и в середине – 2-й половине I тыс. до н. э. были известны своим соседям как матиены, т. е. «митаннийцы», – свидетельство памяти об их блестящем прошлом.

Реликтовые хурритские государства продолжали существовать и в последующие века (приурмийская Манна с хурритской династией – до аннексии мидянами ок. 590 г. до н. э., княжество Кордуэна на исконной горной прародине хурритов при Верхнем Забе – до армянской ассимиляции уже в раннесредневековые времена), но лишь в качестве вассалов или автономных провинций других держав. Этнос хурритов был ассимилирован ираноязычным населением на протяжении 2-й половины I тыс. до н. э. – I тыс. н. э.

Крупнейшим памятником хурритской культуры является мифологический эпос о смене царствований на небесах, крайне близкий по ряду сюжетов «Теогонии» Гесиода. По-видимому, именно хурриты впервые создали этот миф, и от них он попал, через посредничество финикийцев или анатолийцев, к грекам.