СИНОДАЛЬНАЯ РЕДАКЦИЯ 2 глава

В книге Второзаконие (гл. XIII, ст. 1–5) содержатся следующие предостережения: Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им, – то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, и от всей души вашей... Далее говорится о предании этих пророков смерти. В книге Левит предписываются аналогичные последствия для волхвов: Мужчина ли или женщина, если они будут вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них (Левит, гл. XX, ст. 27).

Врачевание допускалось только под эгидой церкви. Недаром, согласно ст. 16 Устава кн. Владимира, лечець отнесен к церковным людям. По византийским законам колдуны и знахари подлежали казни мечом (Эклога, тит. XVII, ст. 43). Церковь пыталась жестоко расправляться с волхвами и на Руси. Новгородская летопись сохранила рассказ о сожжении четырех волхвов в 1227 г.: Сожгоша вълхвы 4, творяхуть е потворы деюще, а бог весть¹⁴⁸ [Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1952, с. 65]. Как подметил Я. Н. Щапов, даже сам летописец сомневался в справедливости этой кары по отношению к волхвам¹⁴⁹ [Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси, с. 48].

Урекания три: бляднею и зельи, еретичьство – К. А. Неволин усматривает в этих словах «укоризну или обвинение в незаконном сожительстве», зелейничестве или еретичестве¹⁵⁰ [Неволин К. А. О пространстве церковного суда…, с. 282]. Но, по всей видимости, справедливое обличение в поступках, которые стали рассматриваться церковью как противозаконные, не должно было подлежать пресечению, а скорее, наоборот, должно было поощряться церковью. Вероятно, подлежали пресечению не соответствующие действительности упреки, клеветнические наговоры. Именно так переводит слово урекание И. И. Срезневский: «Наговор, нарекание, осуждение наговором, клеветою»¹⁵¹ [Срезневский И. И. Материалы для словаря…, т. III, стб. 1261]. Обращает на себя внимание тот факт, что перечисленные в статье дела стали рассматриваться как преступные лишь после того, как на них стала распространяться юрисдикция церкви.

Зубоежа – В. И. Сергеевич и М. Ф. Владимирский-Буданов понимают под зубоежей укусы во время драки. Такое представление вытекает из сравнения Устава кн. Владимира с Уставом кн. Ярослава, в котором прямо указывается на случай драки с укусами (ст. 30 Устава кн. Ярослава Краткой редакции). А. С. Павлов, пытаясь выяснить, почему зубоежа была отнесена к церковному суду, высказал предположение, что под зубоежей следует понимать не простой укус, а соединенный с особенною волшебною силою, которая причиняла укушенному вред, порчу¹⁵² [Павлов А. С. Курс церковного права, с. 142].

В. Н. Грибовский, специально исследовавший этот вопрос, попытался доказать, что под зубоежей следует понимать звероядину, т. е. запрет церкви употреблять в пищу животных, задушенных собаками во время охоты¹⁵³ [Грибовский В. Н. Что такое «зубоежа» как преступление. Спб., 1905]. Обоснованием этого запрета В. Н. Грибовский считал ссылки на Ветхий завет, в котором сказано: Только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте (Бытие, гл. 9, ст. 4). Но следует заметить, что между зубоежей и звероядиной мало общего. Пожалуй, не лишено смысла осторожное замечание К. А. Неволина, согласно которому под зубоежей имеется в виду вампир, т. е. «мертвец, который по суеверному представлению, высасывает кровь у людей»¹⁵⁴ [Неволин К. А. О пространстве церковного суда…, с. 279]. Действительно, смысл этого слова не совсем ясен. Возможно, К. А. Неволин не так уж неправ, только речь, пожалуй, должна идти не о мертвеце, а о живых людях–людоедах. Магический каннибализм был широко распространенным явлением на низших ступенях развития человечества. Что касается вышеприведенного мнения В. И. Сергеевича и М. Ф. Владимирского-Буданова, то их трактовка зубоежи как пристрастия к укусам тоже не противоречит вышеприведенному объяснению.

Или сын отца бъеть, или матерь, или дчи, или снъха свекровь – в других списках той же Синодальной редакции эта фраза выглядит более четко, в частности в списках Румянцевского извода значится: ...или сын отца биеть, или дочка матерь, или сноха свекров. Обоснованием отнесения к церковному суду названных дел являлось слово бога, обращенное к Моисею: Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти (Исход, гл. 21, ст. 15). Обращает на себя внимание то, что законодатель указал в данной статье на такие пары, ссоры среди которых проистекают на почве однотипных мотивов. Эта мотивация прекрасно раскрывается в русском эпосе, в частности в былине «Бой Ильи Муромца с сыном». Основным мотивом былины является мотив ревности сына к отцу и готовность убить отца на почве влечения к матери. После неудачного покушения на жизнь отца сын убивает мать, будучи не в силах совладать с собой. Трагедия завершается убийством Ильей Муромцем своего сына.

Братя или дети тяжються о задницю – судя по ст. 108 Русской Правды, дела о наследстве решались князем. В Уставе же кн. Владимира они отнесены к компетенции церковного суда. По-видимому, в XI в. этот вопрос еще не был четко урегулирован. Вероятно, по обычному праву, нашедшему отражение в Русской Правде, дела о наследстве решались князем. Впоследствии церковь, по-видимому, стала стремиться отвоевать эту категорию дел, распространить на них свою юрисдикцию, ссылаясь при том на книгу Чисел (гл. XXVII, ст. 1 –11). Интерес к делам такого рода мог обусловливаться тем, что споры о наследстве нередко раскрывали тайны внутрисемейных отношений; кроме того, рассмотрение подобных дел давало церкви статью доходов.

Не только в XI в., но и в более позднее время существовала путаница в вопросе о подсудности этих споров. Как подметил В. О. Ключевский, внук Владимира Мономаха – Всеволод в своем Уставе о церковных судах, людях и мерилах торговых упомянул о том, что поначалу он сам рассматривал имущественные споры между детьми от одного отца и разных матерей. Но, не будучи уверенным в правильности своих поступков, он предписал впредь рассматривать такие дела епископам¹⁵⁵ [Ключевский В. О. Соч., т. I, с. 260; ср.: Павлов А. С. Курс церковного права, с. 143-144. Текст Устава кн. Всеволода см.: ДКУ, с. 158, ст. ст. 24-25].

Церковная татба, мертвеци сволочать, крест посекуть или на стенах режють, скот или псы, или поткы без великы нужи въведет, или ино что неподобно церкви подееть – все это посягательства на церковное имущество, символику и порядок в церкви.

По византийским законам кража в церкви каралась ослеплением, если совершалась в алтарной части, или сечением, острижением и изгнанием – если совершалась в нефе (Эклога, тит. XVII, ст. 15).

По этим же законам разграбление могил каралось отсечением руки (Эклога, тит. XVII, ст. 14, то же самое предусматривалось и Прохироном, и другими более поздними законами).

Согласно 88 правилу Трулльского собора, введение скота в церковь запрещалось под страхом отлучения (Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкования, т. I, вып. I, с. 195–196). Это правило было переработано в Уставе кн. Владимира в соответствии с русской действительностью, что выразилось в указании на псы и поткы.

Или два друга иметася бити, единого жена иметь за лоно другого и роздавить – в этой фразе, по-видимому, заключен казус, когда два друга станут биться, а жена одного из них схватит другого за гениталии и повредит их.

Основанием включения этого состава в Устав кн. Владимира являлась, по-видимому, одна из заповедей Моисея: Когда дерутся между собою мужчины, и жена одного (из них) подойдет, чтобы отнять мужа своего из рук бьющего его, и протянув руку свою, схватит его за срамный уд, то отсеки руку ее: да не подащит (ее) глаз твой (Второзаконие, гл. 25, ст. 11–12).

Или кого застануть с четвароножиною – обнаружение скотоложства. Запрет устанавливается церковью на основании слова бога, открытого Моисею: Кто смесится со скотиною, того предать смерти, и скотину убейте. Если женщина подойдет к какой-нибудь скотине, чтобы совокупиться с нею, то убей женщину и скотину: да будут они преданы смерти, кровь их на них (Левит, XX, 15–16). По византийским законам смертная казнь заменялась оскоплением (Эклога, тит. XVII, ст. 39; аналогичные положения повторяются и в более поздних законах). Таким образом, пресекая отклонения, церковь направляла влечение людей в русло брака.

Или кто молиться под овином, или в рощеньи, или у воды – речь идет о церковном суде над теми, кто не покончил с пережитками языческих обычаев. В данном контексте перечислены собственно древнерусские языческие обычаи; у иных язычников они могли отличаться своеобразием, что не влияло на воинственность церкви по отношению к ним. Причем эта воинственность характерна была не только и не столько для христианской церкви, сколько для иудейской. Но заповеди, переданные богом через Моисея, почитались и христианской церковью.

Б. А. Рыбаков упоминает о культе Сварожича (бога огня) под овином, где зажигали огонь для просушки снопов¹⁵⁶ [Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, М., 1981, с. 34]. Оберегая снопы от уничтожения огнем, славяне бросали в него необмолоченный сноп ржи как жертву огню.

Или девка детя повьржеть – данная фраза понимается И. И. Срезневским как девка дитя родит, но слово повьржеть может означать, согласно словарю И. И. Срезневского, также «бросит, покинет, оставит». Такое понимание слова повьржеть вытекает из летописного сказания: И поведаши Володимиру яко повержень есть на торговищи и посла тысяцького, и приеха, види повержена Игоря мртвого (Ипатьевская летопись под 6655 г.). Очевидно, что фраза может означать также случаи, когда «девка» избавится от младенца, а если толковать фразу расширительно, то речь может, вероятно, идти и об избавлении от плода. В пользу расширительного толкования фразы можно сослаться на следующие древнерусские документы: «Поучение новгородского архиепископа Ильи-Иоанна», в котором содержится недвусмысленная фраза: Егда жена носит в утробе, не велите ей кланяться на коленях, ни рукою до земли, ни в великыи пост: от того бо вережаються и изметают младенца¹⁵⁷ [РИБ, т. VI. Спб.; 1908, с. 363, ст. 16], а также «Заповедь святых отець ко исповедающимся сыном и дщерем», предусматривающую наказание женщине, которая свой плод зелья ради извережет¹⁵⁸ [Заповедь св. отец... ст. 138. – Голубинский Е. Е. История русской церкви, с. 509-526]. Кстати, вероятно, именно за это занятие зелейники подвергались гонениям со стороны церкви. Не оставались безнаказанными и обращавшиеся к ним женщины. Согласно постановлению Трулльского собора, избавление от плода приравнивалось к убийству, и виновная подвергалась десятилетнему церковному отлучению. Византийское законодательство восприняло эти идеи. Согласно Эклоге, попытка избавления от плода замужней женщиной каралась сечением и изгнанием (Эклога, тит. XVII, ст. 36). В Прохироне наказание распространялось и на незамужних женщин. Ограничение свободы женщины решать свою собственную судьбу и судьбу еще не родившегося ребенка было направлено на пресечение внебрачных связей.

Обобщая содержание ст. 9 Устава кн. Владимира, следует заметить, что церковному суду подлежали дела, вытекающие из внутрисемейных конфликтов, необузданных проявлений природных влечений, из обращения к нецерковным авторитетам (волхвам, чародеям, зелейникам), из неуважения к церковной символике, имуществу и т. д.

Живот – имущество;

Зелииничьство – лекарничество, знахарство, искусство исцелять или привораживать посредством чудодейственных снадобий из зелий, трав.

Потвори - чародейство, колдовство.

Волхвования – волшебство, знахарство, завораживание, искусство гадания, врачевания.

Еретичество – вероотступничество, колдовство.

Снъха – жена сына.

Поткы – птицы.

Четвароножини – скотина.

Овин – строение для просушки хлеба в снопах.

Рощенье – роща, лес.

Повьржеть – родит, но, возможно, выкинет, избавится от плода.

Роспуст – развод супругов без разрешения церковного суда.

Промеж и мужем и женою о животе – имущественные споры между супругами.

Статьи 10–11

В статьях настойчиво повторяется запрет, содержащийся в ст. ст. 4–5 этого же Устава, причем указываются авторитетные правовые источники ст. 9: постановления первых христианских царей и семи Вселенских церковных соборов.

Уряженью – распоряжению, постановлению.

Статья 12

Норма, содержащаяся в статье, сформулирована скорее как правило морали, а не как сугубо правовая норма.

Статья 13

Статья перекликается со ст. 3 и содержит приказ князя своим тиунам отдавать десятую часть доходов от светского суда в пользу церкви.

Статья 14

Статья адресовалась, вероятно, тиунам и иным должностным лицам, дерзнувшим вмешиваться в дела церковного суда, в то время как ст. 12 скорее всего адресовалась простым мирянам, нарушившим запреты Устава. Указание ст. 14 платити ему собою также характеризуется неконкретностью, но, вероятно, обозначает все же какую-то земную меру ответственности вдобавок к ответственности перед богом.

Хрещения – крещения.

Статья 15

Статья указывает со ссылками на божественные установления на прерогативу церкви следить за правильностью мер и весов. Основаниями этой прерогативы служили книги Священного писания: Второзаконие, гл. 25, ст. 13–15, Левит, гл. 19, ст. 35–36, Иезекиль, гл. 45, ст. 10. Оговаривая исключительное право надзора за мерами и весами, церковь укрепляла свой авторитет и материальное положение за счет пошлин от взвешивания и т. п.

Пискуп – епископ.

Спуды – мера объема сыпучих тел, например зерна.

Извесы, ставила – названия древнерусских весов.

Статья 16

Статья содержит перечень лиц духовного сана, лиц, находившихся под патронатом церкви, а также заведений, состоящих на ее содержании. В состав церковных людей входило не только духовенство, но и люди светских сословий, пользовавшиеся защитой церкви: лечцы, хромцы, слепцы и др. Помощь несчастным и содержание благотворительных заведений, безусловно, повышали авторитет церкви.

И кто в клиросе – певцы, поющие во время службы у алтаря.

Статья 17

Статья указывает на подсудность этих лиц суду митрополита или епископа и перечисляет основные категории дел.

Котора – ссора, раздор, распря.

Статья 18

Статья относит к компетенции общего суда – суда князя и епископа – дела, участниками которых являлись и церковные, и светские люди.

Статья 19

Статья вновь напоминает в заключительной части Устава о проклятии тем, кто станет вмешиваться в дела, переданные церкви.

УСТАВ КН. ЯРОСЛАВА О ЦЕРКОВНЫХ СУДАХ

Введение

Устав кн. Ярослава Мудрого развивает основные идеи, заложенные в Уставе кн. Владимира Святого. Если в Уставе кн. Владимира лишь намечаются предметы церковного регулирования, то в Уставе кн. Ярослава перечень церковных судов представлен в развернутом виде и к тому же с указанием последствий нарушения норм церковного права. Большинство статей Устава кн. Ярослава посвящено регулированию взаимоотношения полов вообще и брачно-семейных отношений в частности. Но отсюда вовсе не следует, что Устав кн. Ярослава – кодекс семейного права, поскольку отношения между полами рассматриваются преимущественно с уголовно-правовых позиций. Например; умычка чьей-либо дочери влечет материальную ответственность перед церковной властью (митрополитом или епископом) и перед князем. Наряду с уголовной ответственностью перед высшими авторитетами – церковью и государством – в статье предусматривается и гражданско-правовая ответственность перед потерпевшей. Таким образом, санкция нормы содержит указания сразу на два, а порой и на три вида ответственности – на уголовную, гражданскую и собственно церковно-правовую.

Есть в Уставе и типично семейно-правовые нормы. Их немного. Это норма о недопустимости расторжения брака из-за лихого недуга да норма о поводах к разводу.

В Уставе содержатся нормы, регулирующие различные брачно-семейные отношения, например норма, запрещающая родителям принуждать своих детей вступать в брак, ил:: норма о краже женой имущества у мужа. Говоря о регулировании отношений между мирянами, следует сказать о целом комплексе статей Устава Пространной редакции, запрещающих лицам разных вероисповеданий вступать в половые отношения или участвовать в совместной трапезе. Выделяются статьи, знакомые по Русской Правде: о поджоге гумна или двора, о краже конопли, льна, белых полотен, портов и т. п.

Наконец, помимо норм, регулирующих отношения мирян (их абсолютное большинство), в Уставе содержатся несколько статей, регулирующих отношения церковных людей: о блуде, 6 пьянстве, о крещении попом за пределами своего уезда, о расстрижестве монахов и общая статья о подсудности церковных людей епископским или митрополичьим волостелям.

Устав был открыт для русской науки В. В. Крестининым в 1771 г. в Архангельске в сборнике первой половины XVI в. и опубликован И. И. Лепехиным в 1780 г.¹⁵⁹ [Лепехин И. И. Продолжение дневных записок путешествия... по разным провинциям Российского государства в 1771 г. Спб., 1780, с. 350-351. Раньше И. И. Лепехина Устав опубликовал И. Кульчинский в латинском переводе в 1733 г. (Kulczynski I. Specimen Ecclesiae Ruthenicae. Romae, 1733, Appendix, p. 32-35)].

Первым русским ученым, обратившим внимание на Устав кн. Ярослава, как, впрочем, и на Устав кн. Владимира, был Н. М. Карамзин. Списки Устава, известные Н. М. Карамзину, позволили ему оценить Устав как памятник, возникший не раньше XIV в. Он вынес категорическое суждение об Уставе как о более позднем подлоге¹⁶⁰ [Карамзин Н. М. История государства Российского. Спб., 1819, т. II, с. 60-67].

Но уже в середине XIX в. оценка Н. М. Карамзина была серьезно поколеблена одним из основоположников отечественной историко-правовой науки К. А. Неволиным. Он привлек к анализу значительно большее количество списков Устава, чем Н. М. Карамзин, что позволило ему составить более обоснованное заключение о времени происхождения памятника. Хотя в его распоряжении были списки лишь XV в. и позднее, он сумел доказать, что в основе своей устав восходит ко времени Ярослава¹⁶¹ [Неволин К. А. О пространстве Церковного суда…, с. 300-310].

Последующие исследователи Устава или подкрепляли взгляд Н. М. Карамзина о подложности Устава, или находили аргументы в пользу выводов К. А. Неволина.

Крупнейший исследователь истории русской церкви Е. Е. Голубинский, соглашаясь с Н. М. Карамзиным в вопросе о неподлинности Устава, все же относил Устав к домонгольскому периоду русской истории¹⁶² [Голубинский Е. Е. История русской церкви, с. 403-408].

Точку зрения К. А. Неволина разделяли известный русский юрист-канонист А. С. Павлов и В. О. Ключевский. А. С. Павлов расценивал появление Устава кн. Ярослава как логическое продолжение Устава кн. Владимира и дополнение к Русской Правде. В отличие от К. А. Неволина его не удивляло то, что церковь заимствовала систему мер имущественной ответственности, принятую в Русской Правде. Наоборот, он видел в этом свидетельство исторической необходимости¹⁶³ [Павлов А. С. Курс церковного права, с. 150-154].

В. О. Ключевский также полагал, что Устав кн. Ярослава является «сверстником» Русской Правды. Происхождение Устава В. О. Ключевский относил к первой половине XII века. Он верно расценивал Устав как «свод постановлений о греховно-преступных деяниях, суд по которым над всеми христианами, духовными и мирянами, был поручен русской церковной власти».

Исследование Устава кн. Ярослава было продолжено советскими учеными, среди которых следует выделить С. В. Юшкова, А. А. Зимина и особенно Я. Н. Щапова. В первом томе запланированного С. В. Юшковым Курса истории государства и права СССР анализируется Устав и высказывается предположение, что вводная статья Устава действительно восходит к Ярославу. Что же касается так называемого «судебника», то он сложился в известном нам виде, по мнению С. В. Юшкова, уже к середине XII в.¹⁶⁴ [Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства, с. 211-216].

Заслуга С. В. Юшкова заключается еще и в том, что он организовал и возглавил серийное издание Памятников русского права, в первый том которого вошел и Устав кн. Ярослава. А. А. Зимин, составитель первого тома, не разделял взглядов С. В. Юшкова по вопросу о происхождении Устава. Он полагал, что древнейший текст Устава кн. Ярослава был создан в канцелярии митрополита Киприана, т. е. в конце XIV – начале XV в. Этот первоначальный текст лучше сохранился в Краткой группе списков Восточнорусской редакции. Наряду со списками Краткой группы А. А. Зимин опубликовал списки Пространной группы Восточнорусской редакции, а также Западнорусскую редакцию – Свиток Ярославль (список 1499 г., основанный на списках Восточнорусской редакции). Всего он использовал 22 списка. Это издание до недавнего времени являлось наиболее полной публикацией списков Устава кн. Ярослава. Не имея цели специально останавливаться на данной работе А. А. Зимина, все же отметим неудовлетворительность данного им историко-правового обзора памятника¹⁶⁵ [Памятники русского права. Вып. первый, с. 257-285]. Этот недостаток вряд ли может быть поставлен в вину А. А. Зимину лично, так как сам он оказался в сложных условиях при подготовке Устава к изданию. Во введении к Уставу он справедливо признал, что и в середине XX в. Устав все еще оставался «одним из наименее изученных памятников»¹⁶⁶ [Памятники русского права. Вып. первый, с. 257].

Ситуация стала изменяться с появлением трудов Я. Н. Щапова. Основные положения многочисленных статей по истории Устава кн. Ярослава¹⁶⁷ [Щапов Я. Н. Редакции Устава кн. Ярослава Владимировича. – Проблемы источниковедения. Т. 1. М., 1963, с. 481-513; Он же. Церковь в системе государственной власти Древней Руси. – Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, с. 279-352; Он же. Устав кн. Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. – Византийский временник. Т. 31. М., 1971, с. 71-78] получили отражение в фундаментальном источниковедческом исследовании «Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв.» (М., Наука, 1972). А спустя несколько лет Я. Н. Щапов подготовил и опубликовал все известные списки Устава кн. Ярослава¹⁶⁸ [Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв.]. Их насчитывается около 100. Согласно исследованию Я. Н. Щапова, все списки можно разделить на 6 редакций: Краткую, Пространную, а также возникшие в результате переработки этих двух старших редакций Румянцевскую, Тарновскую, Устюжскую и Западнорусскую («Свиток Ярославль»). Самые ранние из дошедших до нас списков датируются второй четвертью XV в., самые поздние – XIX в. Данные источниковедческого исследования привели Я. Н. Щапова к выводу, что первоначальный архетип Устава сложился в XI – начале XII в. Поэтому упоминание в самом тексте Устава о составлении его кн. Ярославом по согласованию с митрополитом Иларионом расценивается как вполне достоверное. Это позволяет уточнить время создания– 1051 –1054 гг.¹⁶⁹ [Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь.., с. 301-302]. Архетипы обеих старших редакций Устава восходят к одному и тому же источнику – первоначальному архетипу XI – XII вв. Это означает, что Пространная редакция возникла в результате переработки не Краткой редакции, а первоначального архетипа. Более того, Пространная редакция возникла раньше Краткой. Данные текстологического анализа Пространной редакции позволяют отнести ее создание к XII – первой четверти XIII в.¹⁷⁰ [Щапов Я. Н. Указ. соч., с. 257]. Создание же Краткой редакции можно связывать с именами московских князей и митрополитов середины XIV в. – князей Семена (1340–1353) или Ивана II (1353–1359) и митрополитов Феогноста или Алексея¹⁷¹ [Там же, с. 243]. Несмотря на более позднее возникновение, Краткая редакция лучше сохранила архетип Устава кн. Ярослава. Именно поэтому для воссоздания первоначального архетипа Я. Н. Щапов использовал в качестве основы один из старейших (начала XIV в.) списков Краткой редакции – список Крестининского вида из Кормчей из собрания Плигина в Библиотеке АН СССР (публикуется ниже в качестве основного списка Краткой редакции).

Концепция Я. Н. Щапова получила признание не только в отечественной науке, но и за рубежом. Недавно (в 1980 г.) вышла работа американского историка права Даниэля Кайзера «Развитие права в средневековой России»¹⁷² [Kaiser, Daniel H. The Growth of the Law in Medieval Russia. Princeton University Press, 1980, p. 54], автор которой разделяет основные взгляды Я. Н. Щапова на Устав кн. Ярослава¹⁷³ [Ibid., p. 54-58].

В заключение следует отметить, что Устав кн. Ярослава представляет собой памятник русского церковного права, значительно отличающийся от византийских церковно-правовых образцов – номоканонов, а также и от светских законодательных сводов. Это отличие проявляется в нескольких направлениях: во-первых, многие преступные, согласно Уставу, деяния в Византии карались светскими законами. Правда, наряду со светскими санкциями применялись и собственно церковные наказания. На Руси же перечисленные в Уставе деяния отнесены непосредственно к церковной юрисдикции, и некоторые из деяний, вероятно, прежде вообще не преследовались княжеской властью. Во-вторых, в Устав были включены новые составы преступлений, не известные византийскому праву. В-третьих, – и это, пожалуй, главное, – церковь на Руси, карая непреступные с точки зрения обычаев русского народа деяния, стала применять обычные имущественные наказания, а не членовредительные византийские санкции и тем более не смертную казнь, принятую в Византии. Все это свидетельствует о стремлении церкви учитывать национальные особенности Руси путем приведения чуждых языческой Руси церковно-правовых требований в соответствие с русской действительностью.

Ниже приводятся Краткая редакция Устава, известная более чем в 60 списках, и Пространная редакция, известная в 19 списках.

КРАТКАЯ РЕДАКЦИЯ

Введение

В основе издания Краткой редакции – список из Кормчей первой четверти XVI в. из собрания Плигина в Библиотеке Академии Наук СССР – БАН, 21.5.4, собр. Плигина №14, лл. 481 об. – 483. Нумерация статей и буквенный шифр списков даются в соответствии с изданием: Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. (издание подготовил Щапов Я. Н.) (М, 1976).

Указаны существенные смысловые разночтения по спискам 5 изводов: извода Кормчих, Фроловского, Академического, Бальзеровского, Белозерского.

I. Извод Кормчих объединяет списки трех видов: Крестининского, Овчинниковского и Уваровского.

а) Из списков Крестининского вида использованы:

1. СлД – ГПБ, собр. Соловецкого монастыря № 475, третьей четверти XVI в., лл. 440–441 об.

2. ИИ – ГИМ, Музейское собр. №3471, 1591/1592 г., лл. 452–453 об.

3. Рж – ГБЛ, Рогожское собр. № 251, XVII в., лл. 448–450 об.

4. X – ГИМ, собр. Хлудова Д. 154, XVII в., лл. 535-537.

5. Кс – ЦНБ АН УССР, собр. Киево-Софийского собора №223 (52), XVII в., лл. 608–610 об.

6. Р – ГБЛ, собр. Румянцева № 238. XVII в. (между 1620 и 1661 Г.), лл.308 об. – 310.

б) Из списков Овчинниковского вида использованы:

7. ЕА – ГБЛ, собр. Егорова № 472, кон. XV - нач. XVI в, лл. 527–529.

8. Ус – ГИМ, собр. Успенского собора №21/1072, кон XVI в., лл. 466–468.

9. У I – ГИМ, собр. Уварова № 296, XVII в., лл 604– 607.

10. З – ГИМ, собр. Забелина №236/399, XVII в., лл. 412 об. –414 об.

в) Из списков Уваровского вида использованы:

11. У II – ГИМ, собр. Уварова № 11, XVII в., лл. 266 об. – 27 I.

12. ПК – ГПБ, собр. Погодина №237, XVII в. (не позже 1664 г.), лл. 597 об.– 599 об.

II. Из списков Фроловского извода использованы:

13. ДП – ЦГАДА, ф. 135, отд. V, рубр. I, 1621/1622 г., лл. 8 об. – 12 об.

14. Тт – ГПБ, собр. Титова №3756/1687, XVII в., лл. 7–10.

15. Е – ГБЛ, собр. Егорова № 254, перв. пол. XVI в., лл. 455–456.

III. Академический извод известен в одном единственном списке:

16. Ак – ГБЛ, Синодальное собр. № 363, нач. XVI в., лл. 155–157.

IV. Из списков Бальзеровского извода использован один список:

17. АрБ – ЛОИИ СССР, собр. Археографической комиссии № 23, втор. пол. XV в., лл. 102 об. – 104 об.