Я всегда писал, что думал,

а не то, что велели.

Л. Н. Гумилёв

Введение

Этногенез – это процесс рождения, расцвета, старения и умирания народов (этносов). Первым открыл и описал законы этногенеза русский историк и этнолог Лев Николаевич Гумилёв (1912-1992 гг.). Его открытие дало нам универсальный ключ к пониманию законов исторического процесса. Это очень важно для нас, ибо мало знать историю, её надо понимать. А понимают её сегодня, увы, немногие…

Гумилёв отмечал, что учёные издавна искали ответы на вопросы: почему возникают и исчезают, казалось бы, незыблемые империи и царства, почему одни народы приходят на смену другим, откуда появляются новые культуры и религии? Ответы получались, естественно разные, ибо история многогранна: она может быть историей социально-экономических формаций или военной историей, историей культуры или религии. Историки юридической школы, писал Гумилёв, изучали законы и типы государственного устройства, другие учёные делали упор на индивидуальную психологию. Историки-марксисты рассматривали историю через призму развития производительных сил, как последовательную смену социально-экономических формаций: первобытной, рабовладельческой, феодальной, капиталистической, коммунистической. То есть, как процесс линейный и непрерывный, идущий от низшего к высшему. И это действительно так (пока), если иметь в виду технический прогресс. Не стоит на месте и общество. Социальное развитие – это спонтанное, непрерывное движение по спирали (раньше считалось, что – вверх…).

Но если рассматривать историю наций, т. е. этническую историю человечества, мы увидим, что она прерывна, так как имеет свои «начала» и «концы». «К сожалению, – говорил Гумилёв, – идея дискретности (прерывности) истории не получила всеобщего признания у основной массы, как учёных, так и обывателей, свято верующих, что «завтра будет лучше, чем сегодня».

И, добавим, в этом нет ничего удивительного. Обыватель (в том числе и образованный обыватель) устроен так, что дальше «собственного огорода» он ничего не видит и видеть не хочет. Обывателю кажется, что мир, который он наблюдает, был таким всегда (а если и происходят в нем какие-то изменения, «то это – прогресс»). Видеть историю в движении, дано не каждому. Для этого надо смотреть на нее не с позиций мыши, а с «высоты полета орла». То есть видеть не только историю последних десятилетий или даже веков, а гораздо дальше – видеть колебания истории в течение тысячелетий. И не только в каком-то одном месте, например, в Европе и Средиземноморье (как это делал Маркс и многие другие ученые), но и в Китае, Индии, Центральной Азии – везде.

Во избежание путаницы и бесплодных споров Гумилёв учил наблюдать историю в пяти приближениях.

Приближение № 1 (самое общее). «Это огромная спираль – путь исторического развития: Нижний ее конец теряется в густых лесах… в пещерах, где высокие смуглые люди делили тушу мамонта, разрезая мясо кремневыми ножами. Верхний конец уходит в будущее, которое представляется нам как полное торжество человека над природой, но описывать его я не берусь, предоставляя это занятие авторам научно-фантастических романов. Наша письменная история – всего один виток этой гигантской спирали.

В первом приближении мы наблюдаем три нити закономерности общечеловеческого развития: демографический взрыв, технический прогресс и смену социально-экономических формаций…

Приближение № 2. Сразу пропадет спираль и останется только один ее виток длинной около 5 тыс. лет… Это те самые исторические культуры, которые то и дело сменяют друг друга, веками сосуществуя на поверхности планеты Земля. Так заря Эллады, когда базилевсы с дружинами разоряли Трою, – XII в. до н. э. – по времени совпала с закатом Египта… Так при агонии золотой Византии – XIII в. н. э. – возносились знамена франкских рыцарей и бунчуки монгольских богатырей. А когда изнемогал от внутреннего кризиса Средневековый Китай – XVII в., – тут же поднялся трон маньчжурского богдыхана… И каждый из этих подъемов был связан с явлениями этногенеза – появлением новых народов путем коренного преобразования прежних…

Приближение № 3. Мы увидим только одну культуру, переживающую свою юность, зрелость и старость. Перед нами предстанет картина социальной борьбы… (В Древнем Риме, или в Монголии, или в Арабском халифате.) Каждая культура будет видна отдельно, все остальные окажутся для нее только фоном, объясняющим отдельные события политической истории, но не собственные ее ритмы.

При приближении № 4 мы увидим уже не всю историю культуры как целого, а только отдельную эпоху. Социальные противоречия станут расплывчаты, а отчетливы и выпуклы – характеры отдельных людей. Тогда историк будет говорить… о легкомыслии Помпея, предусмотрительности Цезаря, влюбчивости Антония и расчетливости Октавиана. История будет казаться поприщем для соперничества великих людей, хотя известно, что сама идея обманчива. Фоном станет эпоха, которую рассматривали в предыдущем приближении как основную и конечную цель изучения. Но это еще не предел.

Возможно еще приближение № 5, при котором в поле зрения оказывается один человек. Как ни странно это приближение используется очень часто. Если этот человек Пушкин – возникает пушкиноведение, если Шекспир – шекспирология. Но здесь история смыкается с биографическим жанром и перестает быть сама собой. Шкала историоскопа исчерпана».

Основная идея Гумилёва заключается в том, что этнос отличается от общества. Он существует параллельно обществу, независимо от тех социальных формаций (систем), которые это общество переживает и только коррелирует с ними, взаимодействует в тех или иных случаях. Этногенез является как бы фоном, на котором развивается социальная жизнь.

«Таким образом, социальная и этническая истории не подменяют друг друга, а дополняют наше представление о процессах, происходящих на поверхности Земли, где сочетается история природы и история людей»,–писал Гумилёв.

Причиной образования этноса по Гумилёву является пассионарный (энергетический) толчок. «Каждый этнос развивается как любая система: через фазу подъёма к акматической фазе, т. е. фазе наибольшего энергетического накала, затем идёт довольно резкий спад, который выходит плавно на прямую – инерционную фазу развития, и как таковой он затем постепенно затухает, сменяясь другими этносами». То есть, сначала – вспышка, подъем, затем – энтропийный процесс затухания от воздействия окружающей среды.

Таким образом, исторический процесс идёт не по прямой восходящей линии, как мы видим это у Маркса и либералов-прогрессистов, а волнообразно – т. е. представляет собой «пучок переплетённых между собой разноцветных нитей – индивидуальных этногенезов разных этносов, которые взаимодействуют друг с другом разным способом». (Приближение № 2) Иногда, отмечал Гумилёв, этносы бывают комплиментарны, т. е. симпатизируют друг другу, иногда, наоборот враждуют, иногда это идёт нейтрально. И все они, прожив отмеренный природой срок, исчезают, уступая место другим этносам. (Хотя бывают и исключения – зигзаги этногенеза.)

Посмотрим на историю Европы. Когда-то на ее территории жили римляне, древние греки, галлы, готы. Где они сегодня? Умерли, уступив место французам, немцам, шведам, итальянцам и другим народам, составившим европейский суперэтнос (группу близких этносов), который, в свою очередь, прожил уже более тысячи лет и успел состариться. А до него в Средиземноморье последовательно возникали и исчезали суперэтносы древности: римский, византийский, арабский. На территориях Северной Евразии, которые занимала Российская империя и СССР, в древности существовали, сменяя друг друга, военные империи скифов, хуннов, тюрок, монголов. Они тоже исчезли, уступив место русским и близким им народам, образовавшим российский суперэтнос.

Гумилёв всегда подчеркивал, что историческая наука должна опираться на строго проверенные факты, а не на мифы и благие пожелания. Факты же говорят о том, что все в природе обновляется. Рождается и умирает. И этносы здесь не исключение… Понятно, что все народы имеют своих предков, так же как все народы имеют свою культуру, которая, иногда проходит нитью через нескольких этнических предков (яркий пример – китайцы). Но надо разделять родителей и потомков, этнос и культуру, этническое имя, иногда доставшееся по наследству от исчезнувшего древнего этноса, и конкретный этнос (например – древние евреи и евреи современные). Главный закон этногенеза Гумилёв сформулировал просто – «Конец и вновь начало».

Заслуга Льва Гумилёва в том, что он первый в истории мировой науки четко ответил на вопросы:почему возникают и умирают народы, какие фазы они проходят на своём жизненном пути, и главное – какой мотор всё это двигает.

Конечно, свою теорию Гумилёв построил не на пустом месте. У него были предшественники, которые искали (и находили) закономерности развития цивилизаций или, по Гумилёву, – суперэтносов. Одним из первых был русский учёный Н. Я Данилевский (60-70-е гг. XIX в.) с его культурно-историческими типами; затем немец О. Шпенглер с «Закатом Европы» (нач. ХХ в.). Потом англичанин А. Тойнби, который считается на Западе «отцом циклизма» и «дедушкой» современной теории «столкновения цивилизаций» (заново сформулированной С. Хантингтоном в 90-х гг. ХХ в.). Близок к ним К. Леонтьев с идеей перехода от «цветущей сложности» к «вторичному упрощению» (кон. XIX в.), а так же П. Сорокин со своей «Социокультурной динамикой» (сер. XX в.). Француз Г. Лебон одним из первых разработал вопросы национальной психологии (нач. XX в.).

Первое серьёзное научное исследование этноса принадлежит русскому учёному-эмигранту С. М. Широкогорову, которого можно считать непосредственным предшественником Л. Н. Гумилёва (20-е гг. ХХ в.). И, наконец, евразийцы: П. Савицкий, Г. Вернадский, Н. Трубецкой и др. (20 – 30-е гг. XX в.), которых Гумилёв очень ценил и признавал своими духовными наставниками. Себя он называл «последним евразийцем».

Ученый признавался, что не смог бы построить свою теорию без двух очень важных научных открытий, сделанных в 30 – 40-е годы XX века. Первое – учение о биосфере В. И. Вернадского, которое объяснило природу «биохимической энергии живого вещества биосферы», по Гумилёву – пассионарности. И второе открытие – это общая теория систем, созданная американским биологом и философом Людвигом фон Берталанфи, которого, кстати, как и Гумилёва, не сразу поняли и оценили. Берталанфи предложил определение вида животных как открытой системы. Когда главное – не сумма членов ее составляющих, а отношения между ними, то есть – связи. Оказывается в этносе то же самое: главное – это не сборище людей, а взаимоотношения, т.е. «родственные» связи между ними.

На сегодняшний день в науке об этносах – этнологии – существуют два основных подхода: примордиализм и конструктивизм. Не вдаваясь в подробности, заметим, что примордиализм, который является самым старым из научных направлений, рассматривает этнос как явление биосоциальное, то есть как организм, который имеет свою социальную надстройку. Конструктивизм исходит из того, что этнос – явление сугубо социальное. И поэтому этнос можно конструировать – собирать и разбирать.

Примордиалисты разделяются на два течения: радикалов и умеренных. Радикальные примордиалисты утверждают, что этносы соединены кровнородственными (биологическими) связями. Они сводят этничность к генам. Умеренные же исходят из убеждения, что главное не кровь, а «запечатленные во младенчестве культурные структуры».

Теорию этногенеза Л. Н. Гумилёва можно отнести к умеренному течению в примордиализме. По Гумилёву в формировании и развитии этноса главным фактором является не гены, а географическая среда, неповторимый ландшафт, к которому этнос приспосабливается, вырабатывая необходимые для выживания навыки поведения. Этот этнический стереотип поведения передается от родителей к детям через сигнальную наследственность (об этом ниже).

На наш взгляд, позиция сторонников умеренного примордиализма является наиболее убедительной (хотя и генетическую составляющую надо учитывать), поскольку она подтверждается самой жизнью, всем ходом биологической эволюции вида Homo sapiens и социальной историей человечества. Чтобы не говорили конструктивисты, собрать и разобрать этнос невозможно, так же как нельзя собрать и разобрать отдельного человека. Его можно родить, можно убить, можно заразить болезнью, но нельзя сконструировать индивидуальность. Можно сконструировать клон, но это будет уже не человек, а нечто совсем иное. Практика показывает, что сконструировать, собрать и разобрать можно не этническую, а социальнуюсистему, например, систему социализма. Поэтому социальные системы приходят и уходят, а этносы остаются. Они возникают не по плану каких-то «конструкторов», а сами по себе, и исчезают лишь тогда, когда приходит назначенный природой срок (или, реже, в результате смещения этногенеза).

Здесь надо подчеркнуть, что теория этногенеза разрабатывалась Гумилёвым в рамках уже существующего (с XIX в.) цивилизационного подхода. Согласно данному подходу цивилизации (культурно-исторические типы, по Данилевскому) – это живые организмы, которые имеют свой срок жизни, в среднем 1000 – 1500 лет. За время своего существования цивилизации проходят определенные периоды (фазы): юности, зрелости, старения и умирания. После их смерти остается культура, которая нередко передается по наследству, пришедшим им на смену новым цивилизациям.

Цивилизационный подход – не новый, но в нашем общественном сознании, которое несет в себе мощную инерцию марксистского прошлого, он пока еще не утвердился. Сегодня мы имеем своеобразный методологический вакуум – ситуацию, когда формационный подход уже уходит, а цивилизационный еще не пришел окончательно. Причем эта инерция касается не только образованных обывателей, но и многих научных работников со школьной скамьи воспитанных на марксистской методологии, которая, надо заметить, в последние годы причудливым образом переплелась с вылезшим из того же просветительского корня либерализмом («развитый – неразвитый» «индустриальное – постиндустриальное», «модерн – постмодерн» и пр.). И это вполне объяснимо: человеку психологически очень трудно отказаться от тех схем, которые складывались в его голове десятилетиями, и с которыми он сроднился. Тем более нашему «образованному человеку», который зачастую верит в «теории» как в религию. Поэтому, когда приходит какой-нибудь «сильно умный дядя» и говорит, что все во что вы верили, не совсем верно, а, зачастую, совсем не верно, то он начинает вызывать сильное раздражение. И аргументы тут бессильны. Ибо в данном случае главное не логика, но чувство. А это уже уровень подсознания…

Со временем цивилизационный подход, безусловно, утвердится, поскольку он подтверждается исторической практикой. (Да и современной геополитикой тоже – концепция «многополярного мира».) Ну, например, никто не посмеет спорить с тем, что войны-столкновения между цивилизациями всегда были, есть и будут. И что эти войны всегда куда более масштабны и жестоки, чем внутренние войны. Что «пролетарии всех стран» всегда били, и будут бить друг друга в таких внешних войнах, без всякой оглядки на классовую солидарность. Так же как никто из здравомыслящих людей не будет спорить с тем, что все цивилизации имеют свой собственный, а не общий, линейный, как у Маркса и либералов, путь развития. То есть, Европейская – свой, Арабо-исламская – свой, Индийская – свой, Российская – свой и т. д.; и что они рождаются, набирают силу, а затем входят в упадок и исчезают, иногда оставляя свое имя пришедшим им на смену новым цивилизациям. Общеизвестен и тот факт, что во всех цивилизациях в заключительный период их существования (300 – 400 лет) люди начинают отвергать духовные ценности и судорожно потреблять ценности материальные, вместо бога поклоняться деньгам. То есть становятся людьми «цивилизованными». Напоследок.

Цивилизационная динамика в корне отличается от марксистской и либерально-прогрессистской – линейно-ступенчатой, согласно которой люди почему-то верят в «светлое завтра» и в то, что «разум обязательно покорит природу». Цивилизационная динамика – это колебательная динамика «концов» и «начал». Она, в отличие от разрушительной по отношению к биосфере теории прогресса, основана не на фантазиях и утопиях, а на железных законах природы, которые, как известно, распространяются на все – от жизни простейшего организма до жизни галактик…

Заслуга Гумилёва, повторим, заключается в том, что он не просто продолжил дело своих предшественников, которые обозначили наличие разных цивилизаций и сделали лишь первые шаги в выявлении закономерностей их развития (дальше всех продвинулся А. Тойнби), а в том, что он ответил на ключевой вопрос – Почему? Почему появляются новые народы? Почему у каждого народа свой «особый путь»? Почему этот путь конечен?

Гумилёв поставил концепцию дискретности этнической истории на естественнонаучную основу. Он сделал то, что до него никто сделать не смог – открыл и детально описал глубинные механизмыисторического процесса. Гумилёв дал метод, с помощью которого можно буквально разложить по полочкам и историю и современность.

Таким образом, можно смело утверждать, что теория Гумилёва на сегодняшний день – это вершина цивилизационного направления в исторической науке. Если мысленно представить себе становление философии истории в виде пирамиды, то пассионарная теория этногенеза будет ее пиком.

Как все качественно новое, пассионарная теория этногенеза вызывала и продолжает вызывать весьма неоднозначные оценки. Поэтому, повторим, нет ничего удивительного в том, что концепция Гумилёва до сих пор не получила серьезного научного продолжения.

В советский период теория этногенеза была фактически под запретом, так как она разрушала монополию марксизма в гуманитарной науке. В это время Гумилёва чаще всего обвиняли в отходе от исторического материализма и в «крайнем биологизме». Ученый вспоминал, как один известный журналист, написавший разносную статью об антисоциальной сущности теории этногенеза, даже вызвал его на заседание редколлегии, где заявил: «Вы все-таки биологист. Вы же считаете, что есть биологическая сущность у человека?»… На что Гумилёв ему отвечал: «А где же… вы живете? Вы живете на планете. Земля называется. У нее есть четыре оболочки. Литосфера – вы по ней ходите: атмосфера – вы ею дышите; гидросфера – она проникает через все клетки вашего организма; биосфера – это вы сами. Вне биосферы вы существовать не можете ни одной секунды, доли секунды, вы сразу же, вообще, станете ничем… Но она (биосфера) может существовать только при наличии источника энергии».

Журналист ахнул и сказал: «Это материалистический подход. – Конечно материалистический, черт возьми!».

Этот ответ ученого так и не был опубликован.

Не любили Гумилёва и многие собратья-учёные, особенно гуманитарии. По этому поводу Лев Николаевич как-то заметил: «…представитель Академии Наук СССР, академик Трухановский, объяснил мне, почему меня там ненавидят. Три причины. Причина первая. Вы пишете, сказал он, слишком оригинальные вещи, но это не страшно, всё равно мимо нас вы не пройдёте, нам же их и принесёте. Хуже другое: вы доказываете ваши тезисы так убедительно, что с ними невозможно спорить, и это непереносимо. И, наконец, третье: оказывается, что мы все пишем наукообразным языком, считая, что это и есть наука, а вы свои научные суждения излагаете простым человеческим языком, и вас много читают. Кто же это может вынести?!»

По поводу последнего «обвинения» Гумилёв говорил, что он «считает не конструктивным деление научных работ на академические (трудно читаемые) и популярные (легковесные). Любую сложную проблему можно изложить живым и ясным языком, не снижая научной значимости». (Отметим, однако, что для этого нужен особый, писательский талант. У Гумилёва он был, у большинства ученых-гуманитариев – не было.)

После переворота 1991 года и краха марксистской идеологии Гумилёва в покое не оставили, – он получил новых, еще более злобных противников – «либералов», многие из которых, заметим, в советское время были «убежденными» марксистами. Как справедливо заметил один из последователей Гумилёва И. С. Шишкин, есть три способа борьбы с неугодными людьми и их идеями. Первый – тихое замалчивание, второй – поливание грязью, третий – целенаправленное извращение. В советский период Гумилёва замалчивали, в «ультралиберальные» 90-е годы поливали грязью, а в последнее время пытаются запутать и извратить.

Главная причина нелюбви «либералов» к Гумилёву – в его отрицании западного пути развития как единственно возможного. Гумилёв всегда был убежденным евразийцем, то есть считал, что Россия – это не Европа и не Азия, а самостоятельная цивилизация – Евразия, со своим самобытным путем развития. Когда в «перестроечное» время все были очарованы Западом, стремились в «общеевропейский дом» и верили, что «заграница нам поможет», Гумилёв говорил, что Запад сделает всё, чтобы ослабить и подчинить Россию. И добавлял: «Скажу вам по секрету,чтоесли Россия будет спасена, то только… через евразийство».

И надо заметить, что это прекрасно понимают наши «западные партнеры». Известный американский специалист по России З. Бжезинский как-то прямо заявил: «Если Россия будет оставаться евразийским государством, будет преследовать евразийские цели, то останется империей, а имперские традиции надо будет изолировать»… И вообще, Россия – лишняя страна. А её природные ресурсы, как заявила в конце 90-х М. Олбрайт, – надо поделить (сегодня это называется – «интернационализировать»).

Когда Гумилёву говорили модные в конце 80-х годов слова о разрядке напряжённости с Западом, о предотвращении угрозы войны, он отвечал: «Есть вещи пострашнее войны. Есть бесчестие рабства»… Ученый писал: «Самое главное – «не попасть к немцам на галеру» (выражение евразийца Трубецкого), к европейцам, то есть… Я не хочу быть у немцев на галерах. Это уже было у нас не единожды.

Евразийский тезис: надо искать не столько врагов – их и так много, а надо искать друзей, это самая главная ценность в жизни. И союзников нам надо искать искренних. Так вот, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами».

Жизнь подтвердила правоту Гумилёва. Понадобилось, правда, более десяти лет «реформ», чтобы Россия, наконец, взяла курс на сближение с Казахстаном и республиками Средней Азии. И вообще – повернулись лицом на Восток.

Коллега Гумилёва по географическому факультету ЛГУ, профессор С. Б. Лавров писал: «Евразийство – бесспорный выход из науки в мировую политику. Именно в этом объяснение травли Льва Николаевича в прозападных кругах России и в «русской» эмигрантской прессе. Реанимируя евразийство, он вступил на минное поле геополитики. Геополитическая концепция, казалась бы дремавшая в анабиозе, оказалась крайне опасной для врагов России даже через 70 с лишним лет». Поэтому неудивительно, что один из самых яростных критиков Гумилёва А. Янов в начале 90-х предупреждал: «Если идеи Гумилева получат широкое распространение, то на демократии в России можно поставить жирный крест!». (Ну, с «демократией» в России все уже давно ясно…)

Не могут господа «либералы» простить Гумилёву и того, что он терпеть не мог либеральную интеллигенцию, считая её антигосударственной, антирелигиозной и совершенно оторванной от русской почвы. Когда его на одной встрече спросили: «Вы считаете себя интеллигентом?» – он ответил: «Боже упаси!», и продолжил: «Я из рода военных, все мои предки с XIV века служили России». А про западную «классическую» демократию он говорил: «Она, к сожалению, диктует не выбор лучших, а выдвижение себе подобных. Доступ на капитанские мостики получают случайные люди.… Жить становится в чём-то легче, но противнее».

Проведя 14 лет в заключении, Лев Николаевич не обозлился на свою страну. И когда началось огульное очернение исторического прошлого России, он к удивлению диссиденствующих гуманитариев высказался против таких методов «переосмысления» истории. Гумилёв до конца был пламенным патриотом России. Ну, как такого любить, если у нас само слово «патриот» в 90-е годы было чуть ли не ругательным. Не случайно, именно в это время появились работы профессоров - «этнологов» В. Тишкова и А. Здравомыслова (ярых конструктивистов), в которых говорилось что наций, как объективной реальности нет, что это выдумка академиков-схоластов и вообще – иллюзия. А само слово «нация» надо изъять из науки и затем, из политики, поскольку это «слово-призрак», «слово-ошибка» (?!).

Сегодня, слава Богу, многие опомнились, но не все. Например, не опомнился верный ученик Бромлея господин Тишков, который до недавнего времени числился главным «этнологом» РФ.

Обвиняли Гумилёва и в национализме – за то, что он ввел в этнологию новое понятие – комплиментарность, которое объясняло природу противопоставления своего этноса всем другим этносам по принципу «свои – чужие». (Об этом ниже.) Критики, как будто бы не замечали, что почти в каждой книге Гумилёв повторял: «Нет «хороших» или «плохих» этносов». Они разные. «Спорить о том, какой этнос лучше, все равно, как если бы нашлись физики предпочитающие катионы анионам, или химики, защищающие щелочи против кислот», – говорил ученый.

Сегодня некоторые «узкие русские националисты» критикуют евразийство, а вместе с ним и Гумилёва за то, что он якобы приветствовал растворение «белого русского человека» тюркскими народами Евразии. Узкие националисты призывают сегодня «консолидироваться» с белыми людьми из США и Европы (?!) в нарастающем глобальном противостоянии «белого Севера и темного Юга». Заметим в скобках, что эти странные люди как будто бы остались в далеком XV веке, когда русский этнос еще не вышел за границы исторической Великороссии, и не стал стержневой основой для российского суперэтноса, впитавшего в себя, кроме малороссов и белорусов еще множество близких по ментальности (в том числе и тюркских) народов...

И последнее, почему Гумилёва не любят так называемые либералы. Ученый доказал, что слияние наций – о чём раньше говорили ортодоксальные марксисты, а сегодня говорят глобалисты – это сущая нелепость: «Если все люди сольются, и станут одинаковыми, то тогда и никакого движения, никакого развития культуры, и просто жизни не будет. Будет медленное угасание, и хорошо, если медленное». Ибо по железному закону систем только сложная системаявляется жизнеспособной. Пока всё человечество представляет собой, как говорил К. Леонтьев, «цветущую сложность», состоящую из множества этносов, культур, языков, религий, – жизнь будет продолжаться. Если причесать всех под одну гребёнку, то есть упростить планетарную систему, она погибнет. (Сегодняшние глобализаторы, которые выступают за снятие всех границ: государственных, национальных, культурных, религиозных, языковых – ведут мир в пропасть. Они думают, что можно управлять сокращенным человечеством из одного центра. Они думают, что можно обмануть природу!)

Гумилёв глубоко изучил вопрос, как взаимодействовали между собой различные этносы на протяжении тысячелетий. И пришел к нелиберальному выводу о том, что в большинстве случаев размежевание для сохранения мира между народами гораздо лучше, чем слияние и взаимопроникновение разных этносов. Гумилёв писал: «Единственно верный девиз устойчивого сосуществования народов в полиэтническом (многонациональном) государстве – «В мире, но порознь». Вражда и кровопролитие начинаются как раз тогда, когда людям внушают, что они одинаковы. Грозным предупреждениям от соблазна «слияния» для всех этнополитиков должен послужить пример Кампучии, где тотальному геноциду предшествовала компания создания единой кхмерской нации». (Тогда, напомним, было уничтожено почти половина населения страны.)

Еще опасней попытки слияния на уровне суперэтносов. Этническая история учит: «Там где сталкиваются два и более суперэтноса, множатся бедствия и нарушается логика творческих процессов. Возникает подражание (мимесис) как противник оригинальности, и, таким образом, нарушается принцип «будь самим собой».

Напротив, этносы, живущие на своих территориях-родинах, поддерживающие свою традицию – «отечество», уживаются с соседями в мире. Да и в самом деле, стоит ли делать из планеты Земля огромную коммунальную квартиру?»…

Ну, как тут не вспомнить о том, сколько вреда принесло нашей стране механическое копирование западных образцов (от культурных, до политических и идеологических), начиная с Петра I и кончая горбачевыми-ельциными. И почему-то всегда первыми впадали в соблазн подражания чужим суперэтносам представители правящей элиты и интеллигенции. Причем, не только у нас, – в других странах, и в другие времена – тоже! (Может, это происходило потому, что, развивая свой «ум», они теряли более важное – мудрость?)

И еще история учит, что все эти этнические (суперэтнические) слияния и взаимопроникновения очень сильно вредят природе. Мигранты из разных стран перестают беречь природу как «свою», и начинают ее хищнически эксплуатировать.

Когда Гумилев начинал читать свой курс этнологии студентам, на первой лекции он всегда ставил вопрос: зачем нам это нужно? И отвечал: «Человечество существует, в общем, совсем немного на Земле, – каких-нибудь 40 – 50 тысяч лет весь Homo sapiens. Но оно, тем не менее, произвело перевороты на земной поверхности, которые Вернадский приравнивал к небольшим геологическим переворотам, переворотам малого масштаба. А это очень много.

Каким образом один из видов млекопитающих сумел до такой степени испоганить всю Землю, на которой он живет?

Эта проблема – актуальная, потому что если мы не вскроем причины тех перемен, которые совершаются на всей поверхности Земли… то тогда незачем жениться, родить детей, потому, что биосфера погибнет, и погибнут все дети»…

О современности Гумилёв говорил очень неохотно и часто повторял, что он в своих исследованиях дальше XVIII века не заходит. Для объективного анализа необходимо, чтобы прошло несколько столетий. Иначе возникает опасность аберрации близости, т.е., когда недавние события кажутся очень значительными, даже поворотными, а далёкие – маловажными.

Что же касается степени изученности истории, он замечал: «Самое лёгкое – рассказывать про первобытного человека, так как о нём почти никто ничего не знает…Лучше говорить о том, что нам точно известно….Что мы знаем о людях исторической эпохи….продолжающейся около семи тысяч лет? Плохо известны первые четыре тысячи лет, до десятого века до нашей эры. И плохо известен ХХ век. А вот что мы хорошо знаем, так это ту историю, которая лежит между падением Трои (XI в. до н.э.) и капитуляцией Наполеона (1815 г.). До этого – туман. После – враньё».

И эти три тысячи лет Гумилёв прошёл вдоль и поперёк. Он, в отличие от подавляющего большинства историков (узких специалистов), видел историю глобально, то есть всю целиком. И не только во времени, но и в пространстве – от Европы до Китая. Гумилёв мог по памяти сказать, что происходило в таком-то году одновременно в Средиземноморье, Центральной Азии, Китае, Индии. В этом его уникальность. И только на таком фундаменте могла сложиться пассионарная теория этногенеза!

Книги Гумилёва можно разделить на две части: исторические (их большинство) и теоретические. Среди теоретических книг главная – «Этногенез и биосфера Земли». Затем идут: «Конец и вновь начало», «Струна истории», «Тысячелетие вокруг Каспия» (в них и теория и история). Среди исторических книг выделяется фундаментальная работа «Древняя Русь и Великая степь».

Читать Гумилёва нужно вдумчиво и неторопливо. И не просто читать, но и перечитывать. Это тот редкий случай, когда «словам тесно, а мыслям просторно». Его учение очень глубоко и очень серьезно. Это только кажется, что уяснив значение термина «пассионарность» можно без труда разобраться в этногенезе. Тот, кто читает его книги второпях, рискует не только не понять главного, но, что хуже, получить искаженное представление об этногенезе.

При этом следует отметить, что наряду с умением четко и аргументировано проводить главную мысль Гумилёв обладал способностью как бы попутно с основной линией повествования затрагивать очень важные и острые вопросы, не вдаваясь при этом в подробности. Он просто давал мысль и направление (иногда «между строк»), а читателю оставалось только додумать. Ну а будущим поколениям ученых – разработать и научно оформить.

Гумилёв, как это всегда случается с авторами больших, прорывных теорий, опередил свое время. Поэтому, повторим, даже среди патриотически настроенных ученых и публицистов теория этногенеза пока еще не находит должного отклика. (В первую очередь – по причине твердого «социально-экономического уклона» в головах ученых.) Особенно это касается гуманитариев, традиционно более оторванных от матушки-природы, чем их коллеги-естественники, которые, кстати сказать, в свое время первыми откликнулись на концепцию Гумилёва…

Это если говорить о науке и научных работниках. Однако сегодня перед нами встала еще одна проблема. Проблема историков-любителей. Ведь, не секрет, что в наше перенасыщенное информацией время «историками» (часто историками-фантастами) становятся все кому не лень. И писатели, и читатели, и физики и лирики, и инженеры и пенсионеры. Пишущие и не пишущие. Прочитал десяток-другой книг, покопался в Интернете – вот тебе и «историк». С одной стороны это не плохо – люди ищут. Но по большому счету – это мешает, а иногда и вредит делу духовного возрождения Отечества. Потому, что сами по себе знания, не приведенные в систему, ничего не значат. Более того, наличие таких знаний, – а их может быть очень много, – даже хуже чем их отсутствие! Такой напичканный информацией знаток с «историческим винегретом» в голове зачастую только вносит смуту в неокрепшие умы.

Повторим, что мало знать какие-то исторические факты, надо научиться понимать законы истории. А для того, чтобы это стало возможным, надо иметь в голове систему, основанную на проверенной исторической практикой теории, точнее – группе взаимодополняющих друг друга теорий. Вот эту самую систему – «формулу закономерности» – и дает нам Лев Гумилёв, вместе с другими учеными цивилизационного направления!

И надо заметить, что, несмотря на инерцию научной среды и методологический беспорядок в головах как ученых, так и не ученых историков, подвижки в деле утверждения цивилизационного подхода все-таки есть. Например, вместо привычного когда-то термина «капиталистический мир» сегодня все чаще употребляется термин «западная цивилизация», а иногда даже – «западный суперэтнос». (О глобализации разговор отдельный.) Да и само понятие «пассионарий», ранее почти неизвестное, за последние годы уже прочно вошло в словесный обиход и вовсю используется в различных публикациях и выступлениях (правда, не всегда по назначению).

Несмотря на неблагоприятные политические и идеологические условия последних десятилетий («либеральный» уклон), а так же на двухсотлетнюю привычкубольшинства наших гуманитариев опираться исключительно на западных теоретиков, число гумилёвцев год от года увеличивается. В науку и общественно-политическую жизнь вступает молодое, незашоренное поколение. И сегодня уже нет никакого сомнения в том, что у пассионарной теории этногенеза большое будущее…

В то же время при ознакомлении с теорией этногенеза надо учитывать следующее обстоятельство. Гумилёв посвятил своей концепции всю жизнь. Он погрузился в неё полностью и, как это бывает с авторами больших учений, невольно почти абсолютизировал её. Однако очевидно, что жизнь сложнее любой, даже самой гениальной схемы. Поэтому к теории этногенеза, как и к любой др