Женские головные уборы восточных (русских) славян.

§ 1. Недавно на страницах журнала Slavia появилось исследование Артура Габерландта, посвящённое женским головным уборам восточной Европы (II, № 4, 1924, с. 680—717: Der Hornputz. Eine altertümliche Kopftracht der Frauen in Osteuropa). Автор этого исследования имеет дело лишь с одним типом славянских женских головных уборов, который можно будет назвать однорогим убором. Двурогие и иные типы, которые для восточных (русских) славян являются гораздо более характерными, А. Габерландт не рассматривает.

Исходным пунктом для автора «Der Hornputz» послужил убор древних троянок, описанный в поэме Гомера, а также древняя «фригийская шапка». Прямые потомки этих древних головных уборов с успехом выискиваются А. Габерландтом в современности.

Но подобные этнографические исследования, идущие от форм древнего быта к формам современного быта, будут стоять на вполне прочной почве лишь в том случае, если для исследователя уже ясна система-классификация современных типических форм быта и их взаимные воздействия. Модные бытовые предметы, в частности головные уборы, переходя от одного народа к другому, особенно стоящему на уровне первобытной культуры, всегда почти более или менее перерабатываются применительно к вкусам и модам воспринимающего народа, большею частью приближаясь к старым туземным уборам и всегда подчиняясь воздействию тех обрядов и верований, которые с данным кругом бытовых предметов у воспринимающей народности связаны.

Для головных уборов славянских женщин как раз такой системы-классификации пока не имеется, хотя пестрое разнообразие этих уборов вне всякого сомнения.

Кроме того, современное нам все же известно много лучше, нежели древние формы быта. Вполне соглашаясь с А. Габерландтом (с. 683) в том, что изучение покроя современных головных уборов восточной Европы должно нам пролить свет на природу соответствующих уборов древности, мы идём далее и думаем, что самое исследование должно идти от современности к прошлому. Исходным пунктом этнографических исследований должны быть современные формы народного быта.

Так мы и поступаем в своем настоящем исследовании, главная задача коего — систематически классифицировать разнообразные головные уборы современных восточнославянских женщин и по возможности проследить их эволюцию.

Если даже допустить, что все решительно современные женские головные уборы восточных славян ведут свое начало от заимствованных исчужа образцов, так и тогда необходимо предполагать их постепенное развитие и видоизменение на восточнославянской почве.

Во всяком случае, в разных областях занятой восточными славянами громадной территории формы головных уборов закрепились в различных видах — на разных ступенях своего развития. Когда, анализируя эти застывшие стадии, мы находим в них следы прямой естественной эволюции — тогда нет оснований думать о заимствовании исчужа. Во всех случаях чужеземного заимствования имеется всегда необычный скачок или зияние в стройной цепи разновидностей эволюционизирующего убора.

Помимо того, заимствование исчужа цельной формы всегда отражается более или менее ярко на терминологии.

Рис. 1. Девичий убор Можайского уезда Московской губ. (1850 г.)
(Из архива Географ. Общества.)

§ 2. Головной убор женщины большею частью тесно, органически связан с её причёскою, являясь как бы дополнением этой последней. Вот почему, прежде чем говорить о девичьем головном уборе, мы должны сказать несколько слов о причёске девиц. Наиболее обычной причёской восточнославянских девиц в XIX и XX вв. является причёска с одной или двумя косами, выпускаемыми на спину. Великорусская девица почти всегда плетёт себе только одну косу, в отличие от замужних женщин, которые заплетают свои волосы в две косы. Крайне редко у великорусских девиц встречается причёска с двумя косами (срв. рис. 2, а также рисунок московской девицы в альбоме Мейерберга XVII в., л. 24). Напротив, в западной Украине, к западу от Киева, девичья причёска с одной косой не встречается, а только с двумя косами, на крайнем же западе Украины с четырьмя и более косами, так наз. причёска «в дрiбни́цi», или «дрiбýшки», т. е. в мелкие косы (А. Свидницкiй, Великдень у подолян, в журнале «Основа», 1861, ноябрь-декабрь, с. 27—28; Украинский народ в его прошлом и настоящем, т. II. Петроград, 1916, с. 553, статья Ф. К. Волкова). У белорусских девиц также обычны две косы. Общее для всех восточных славян то, что девицы, в полную противоположность замужним женщинам, носят волосы открытыми — как в виде косы, спускающейся на спину, так и в виде непокрытой макушки головы (см. рис. 1—3). Девицы, нарушившие свое девство, родившие дитя, лишались права выставлять косу на спину, равно как и носить открытою макушку головы; они должны были, подобно замужним женщинам, закрывать головным убором все свои волосы на голове, откуда и ведёт начало украинское название таких девиц: «пóкритка».

Старинный же вид причёски вост.-слав, девиц выставлял наружу волосы ещё в бóльшей степени: волосы совсем не заплетались в косу, а распускались незаплетенными по плечам. Такую причёску девицы носят, между прочим, при похоронах своих родителей (Д. Зеленин, Описание рукописей ученого архива Географич. О-ва, 456, 468 и др.), а потому некоторые исследователи считают этот род причёски трауром. Но та же самая причёска обычна у девиц и при браке, под венцом (ibid. 537, 739, 783, 791), а также во время причащения св. тайн в церкви, и её нужно признать не траурною, а торжественною. У сев.-великорусских девиц такая причёска была обычною и вообще при нарядном головном уборе (ibid. 1177; П. Ефименко, Материалы по этнографии русского населения Архангельской губ. I, 59). Цитаты о древности этой девичьей причёски у славян и некоторых иных народов приводит в большом количестве Č. Zíbrt (Dějiny kroje v zemích českých, 86 и 88).

Рис. 2. Девичий убор Дмитровского уезда. Московской губ.
(Из архива Географ. Общества)

Распущенные по плечам волосы обязательны для девиц и для женщин при совершении ими древних магических обрядов, особенно обряда опахивания (проведения сохою магического круга, предохраняющего от морового поветрия). С распущенными волосами всегда рисуются восточному славянину русалки, ведьмы и другие представительницы нечистой силы. — Все это говорит в пользу того, что здесь мы имеем весьма древний вид восточнославянской девичьей причёски.

Соответственно с такой причёской, вост.-слав. девичьи головные уборы не имеют верха, не закрывают волосы на макушке, а также не закрывают и затылка с шеей, не имея того, что в женских головных уборах известно под названием «позаты́лень» (§ 9). Первоначально уборы служили, по-видимому, перевязкой для распущенных волос, почему назади У них обычны завязки и узел.

Форма девичьего убора — круг или полукруг, различной вышины — в зависимости от материала. Последний очень разнообразен: металлическая проволока с подвесками на ней, лента, сложенный в виде ленты платок (рис. 1), кусок позумента, парчи, ткани с вышивками и иными украшениями, венок из цветов естественных или искусственных, окрашенных птичьих перьев, низаного жемчуга, кружок из лубка (липовой коры) или картона с украшениями и т. п.

Рис. 3. Девичья «коруна» Олонецкой губ. (Русский Музей)	Рис. 4. Девичий «головодец». Тамбовской губ. (Русский Музей)

Несмотря на однообразие формы, девичьи головные уборы носят разные наименования. У всех вост. славян известны названия: венóк, повя́зка; у всех великоруссов: лéнта, чему вполне соответствует украинское стрі́чка (в буквальном переводе: лента). Украинцы ещё называют: лубóк, местами (в Бессарабии): карабуля. Северно-великорусские названия : почёлок (от слова челó, т. е. лоб), свя́зка, перевя́зка, вeнéц, корýна, головóдец (от cлов: головá и обводи́ть), грибки́, голощи́нка, рефéть, рефи́ль, крáсная крáсота; южно-великорусское: ткáнка. Девичьи уборы из естественных цветов особенно обычны на Украине, где употребителен и особый глагол квiтчáтися в значении: украшать себе голову цветами. Описание 1785—86 г. сообщает, что украинские девицы заплетают волосы в две косы и обвивают эти косы вокруг головы, после чего обтыкают их сверху цветами, чтó производит впечатление надетого на голову венка (Ал. Ригельман, Летописное повествование о Малой России. М. 1847, с. 87). В Полтавской и в Киевской губ. спереди втыкают крупные, большие цветки, а к затылку — мелкие, так что заквiчана девица производит впечатление чубатой; напротив, в Подольской губ. квiчаютця в обратном порядке: более крупные цветки затыкаются на затылке, и они постепенно уменьшаются в размере в направлении к середине лба (Основа, 1861, ноябрь-декабрь, с. 28—29, статья А. Свидницкого).

Рис. 5. Украинская намiтка Пинского уезда.
(Русский Музей).

В Подолии девичьи «венки» плетутся летом из цветов и листьев, а зимою из птичьих перьев, окрашенных в зелёный, синий и красный цвет, с позолотою (сусальным золотом) (там же). Девичьи головные уборы из птичьих перьев обычны также и у южновеликоруссов; так, в Путивльском уезде Курской губ. девицы поверх головных платков накладывают узкие венчики из гусиных перьев (М. Г. Xаланский в Сборнике II Отделения Академии Наук, т. 76, с. 26). Около гор. Козельска, Калужской губ. девичий убор представляет собою широкую ленту с золотым позументом, к которой снизу подшиты колечкообразные пёрышки из хвоста селезня (Этнографическое Обозрение, 1908, № 3, с. 100, ст. Е. Н. Елеонской).

Девичьи уборы из древесной коры обычны у белорусов. В Витебской губернии остовом девичьего «венка» служили стенки старого ситечка, лубок, береста (берёзовая кора), а также склеенный холст — все вышиною не более 13 ст.; такой каркас обшивали сначала снаружи и внутри холстом, а потом снаружи ещё более нарядной тканью. В будни такой «вянóк» не имел никаких украшений, но во время брака он обильно украшался снаружи живыми и искусственными цветами, а сзади ещё и лентами. Девицы начинали носить такой венок лет с 10-ти, но «настоящий вянóк справлялся только один раз в девической жизни, по достижении брачного возраста» (Н. Я. Никифоровский, Очерки простонародного житья-бытья в Витебской Белоруссии. Витебск, 1895, с. 120). Киевские украинцы называют «лубком» такой же формы (вышиною около 9 ст.) убор, сделанный уже не из древесной коры, а из толстой бумаги; его украшают лентами (Основа, ibid., с. 28). Сев.-великорусские «корýны» (рис. 3) и «венцы́» делаются также часто из картона, украшенного сверху позолотой, жемчугом и т. п.

Особо нарядные уборы невест, известные у великоруссов под названиями: рефе́тка, рефи́ль, обычно нижутся жемчугом и разноцветными камешками (Зеленин, Опис. рукописей, 169, 746 и 821). К такой рефили, равно как и к другим нарядным головным уборам великорусских девиц и женщин, на лбу пришивается сетка из жемчуга или из белого бисера, из стекляруса, которая закрывает весь лоб, спускаясь до бровей и даже ниже; эта сетка зовется: пóднизь, ря́ска, ря́сы.

Рис. 6. Белорусская наметка Игуменского уезда Минской губернии (сзади).
(Русский Музей).

Узор вышивки девичьих головных уборов в некоторых местах отличается от узора на женских уборах; например, в Тверском уезде на женских сороках вышиваются столбики или крупные цветы, а девичьи уборы вышиты «гладко», т. е. без изображений[1] (Этнографический Сборник, изд. Географическ. Общества, I, 1853, с. 182). Это правило далеко не всеобщее. Почёлок шенкурских, Архангельской губ., девиц один старый автор описывает так: это «твёрдая круглая клеянка с шестью рожками, обтянутая кумаком» (Зеленин, Опис. рукоп. 30); тут под «рожками» нужно разуметь, конечно, шишки, какие нередко бывают на женских кокошниках (см. рис. 35) и значение которых, конечно, то же самое, что и шишек свадебного коровая. Правда, в данном случае описывается убор, который девицы одевают на время девичника на свадьбе, а не в обычное время. Вообще же, такие «шишки» характерны лишь для кокошников замужних женщин (§ 8).

Рис. 7. Белорусская наметка Игуменского уезда (спереди).
(Русский Музей).

В шенкурском случае ярко сказалась близость девичьего убора к женскому. Такая близость проявляется ещё и в некоторых местных названиях: девичий венок (убор) носит кое-где имя типичного женского убора; напр., у киевских украинцев около Умани (Основа, 1861, № 11—12, с. 28), равно как у курских великорусов около Корочи девичий убор зовется: ки́чка (ср. § 5), а у украинцев Переяславского уезда Полтавской губернии — гибáлка (§ 6). Тут сказалось и сходство формы: в сущности девичьи уборы отличаются от женских только отсутствием верха на макушке; могли тут отразиться и случаи, когда девицы по выходе замуж переделывали свои девичьи головные уборы на женские.

§ 3. В 1857 г. священник Бельского уезда Гродненской г. К. Бренн писал: «девицам неодобрительного поведения, особенно прижившим незаконно ребёнка, наши селяне воспрещают носить косы» (Зеленин, Опис. рукоп. 437). Подобные же известия имеются и из Гомельского уезда Могилёвской губ., и из некоторых иных мест (ibid. 702).

Рис. 8. Белорусская наметка Игуменского уезда (сбоку).
(Русский Музей).

Рядом имеются сообщения, что замужние женщины никогда не заплетают своих волос в косы. В Гайсинском уезде Подолии плесть косу женщине считалось «большим грехом» (ibid. 1065); вдовы и замужние укладывают свои волосы вокруг головы, не сплетая их, а лишь разделяя на две части и иногда связывая шнурком (ibid. 437, 444 — Гродненская губ.). Требование это, однако, не является всеобщим; чаще женщины плетут две косы, но они тщательно покрывают их головным убором и никому не показывают.

Рис. 9. Второй вид белорусской наметки Игуменского уезда (спереди).
(Русский Музей).

«Засветить волосом», т. е. выставить наружу концы волос (не говоря уже о появлении с открытой головой), самый большой позор для замужней украинки в Галиции (Я. Гловацкий, О народной одежде и убранстве Русинов или Русских в Галичине и сев.-вост. Венгрии: Записки Географич. Общества по отд. этнографии, VII, 877, с 507) Великоруссы Нижегородской губ. «за великий грех почитают» ходить замужней женщине без повойника или сборника на голове (Зеленин, Опис. рукоп. 823). Если в ссоре или в драке, посторонний мужчина «окосматит» или «опростоволосит» женщину, т. е. сорвет с её головы повойник, то это считается преступлением, и женщина обращается к суду, требуя платы за «бесчестье» (П. Ефименко, Матер. по этногр. русск. насел. Арханг. губ. I, 62).

Рис. 10. Второй вид белорусской наметки Игуменского уезда (сбоку).
(Русский Музей).

Рис. 11 Белорусская наметка Игуменского уезда (второй вид) — сзади.

Украинцы Харьковской губ. верят, что если замужняя женщина выйдет без платка на голове в сени, то домовой потянет её за волосы на чердак (В. В. Иванов, Жизнь и творчество крестьян Харьк. губ. 184). В повести известного украинского писателя Гр. Ф. Квитки-Основьяненко «Украинские дипломаты» читаем, как помещица Фенна Степановна, «слепо верила, что замужняя женщина, не покрыв головы и не скрыв на ней до последнего волоска, призывает гнев божий: неурожай хлеба, болезни на людей, падеж скота и т. п., и потому крепко береглась, чтоб не светить волосом» (Сочинения, изд. 1901 г., т. IV, с. 157; названная повесть впервые была напечатана в журнале «Современник» 1840 г.).

Рис. 12. Белорусская наметка Рогачевского уезда Могилевской губ.
(Русский Музей)

Видеть в этих случаях влияние христианства (срв. 1 Коринф. XI, 4—6: «всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову») мы не можем, так как те же самые воззрения обычны и у языческих народов. Напр., у соседящих с великорусами вотяков — если женщина, хотя бы нечаянно, войдет в воршуд (место семейных молебствий) без головного убора, то оскорбленное божество умилостивляется лишь жертвоприношением (Этнографич. Обозрние, 1890, № 2, с. 101, статья П. Богаевского). У черемис Красноуфимского у. замужние женщины, в полную противоположность девицам, не смеют показывать своих волос ни одному мужчине своего племени (Записки Уральского Общества, XVII, с. 89, перевод статьи Сомье). И мордовские женщины «стыдятся показывать свои волосы старшим мужчинам в семействе, а также и крестному отцу мужа» (Зеленин, Опис. рукоп. 1202). Срв. также по этому вопросу цитаты у А. Габерландта (стр. 710—711).

Рис. 13. Украинская намитка с севера Волыни.
(Русский Музей)

Руд. Мерингер справедливо полагает, что закрывание волос — остаток прежнего закрывания всего лица, причины чего — 1. оберег от чар, суеверный страх, и 2. ревность мужа который хочет обезопасить свою собственность (Wörter und Sachen, V, 1913, с. 169—170).

В старом русском Новгороде вошло было даже в обычай замужним женщинам брить себе волосы, но этот обычай не одобрялся церковью (Костомаров, Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI—XVII стол., с. 77).

Иного, вероятно, происхождения обычай частичного обрезания невестиной косы во время брака или вскоре после брака, известный у евреев, у польских куявов (Kolberg, Lud, III, 250), а также и на западе вост.-слав, территории. Рубруквис тоже отметил, в 1253 г., в Сарай-Орде Батыя: невесте после брака обрезали спереди волосы до половины головы. У украинцев подстрижение волос новобрачных отмечено для первой половины XVIII в. в книге Петра Могилы, «Лифос» (Киевская Старина, 1883, т. III. c. 510—514, статья Н. Сумцова).

В наше время обрядовое пострижение невесты встречается ещё у украинцев и белорусов, а у великоруссов имеются лишь глухие переживания этого обычая. Мы склонны относить появление этого обычая к эпохе похищения невест у чужого рода: тогда захвативший в плен девицу обрезал ей косу, и последняя могла служить потом доказательством того, что данная девица принадлежит именно данному мужчине.

§ 4. Описанные поверья, связанные с причёской замужних женщин, объясняют нам появление и широкое распространение древнейшего из известных нам славянских женских головных уборов, т. наз. намéтки: укр. намі́тка, блр. намётка, польск. namiotek, namiotka, namietka, namitka. Тот же самый тип убора известен ещё и под иными названиями: укр. перéмітка, намі́тець, серпáнок, рантýх, склендя́чка и скиндя́чка, рубóк, блр. обмётка; влрусское полотéнце, шири́нка, подши́рье, фатá, гомы́лька. (См. рис. 5—13). Молдаване тот же самый головной убор называют: нафрам. Древнерусское название убора убрýс.

Это большею частью длинный кусок ткани, чаще всего белого тонкого холста, которым увивается голова женщины. В деталях способы повязки различны: неодинаково выпускаются концы, различно складывается ткань по длине и по ширине; самая ткань бывает различной длины.

На рис. 5 изображена, по экспонатам Русского Музея в Ленинграде, украинская намітка Пинского уезда; это длинное полотенце 46 ст. шириною, оно складывается по длине в пять раз (у белорусов же чаще в 6 раз), обертывается вокруг головы, завязывается на затылке узлом; свободные концы его назади ниспадают по плечам до пояса. Все полотенце белого цвета, и только по концам протканы три красные полоски.

Белорусская наметка Игуменского уезда Минской губ. изображённая на рис. 6—8, висит одним из своих вышитых концов назади много ниже пояса; другой же её вышитой конец находится над правым плечом, прикрывая сбоку шею. В отличие от обычной украинской наметки (рис. 5), эта белорусская наметка обрамляет всё лицо женщины, проходя под подбородком её. На верху головы наметка образует род небольшого цилиндра. Подобный способ повязки наметкою встречается изредка также и на Украине.

Белорусская наметка того же Игуменского уезда повязана таким образом, что оба вышитые концы её свешиваются, в сложенном виде, надо лбом (рис. 9—11). У наметки Рогачевского у. Могилевской губ. (рис. 12) подобным же образом положена выше лба сложенная середина белого куска ткани, а концы её висят назади. Под подбородком в том и другом случае наметка не проходит, обрамляя лишь верх головы, а не лицо.

Рис. 14. Украинская «склендячка» Городнянского уезда
(рис. с фотографии Харьковского Музея Слободской Украины)

Украинская намітка иногда повязывается ещё в виде более или менее высокого усеченного конуса, от которого складки торчат или вперёд головы, или по сторонам, самым различным образом (Украинский народ, т. II. Петроград 1916 с. 556, статья Ф. К. Волкова). Украинская склендя́чка Городнянского уезда Черниговской губ. (рис. 14) гораздо короче обычной намiтки; она не закрывает верха (макушки) головы, но и надевается всегда поверх другого головного убора, а именно очiпка (§ 10). Редко встречающееся, местное название склендя́чка (срв. в укр. словаре Б. Грiнченко скиндя́чка, скиндя́к с значением: лента) мы склонны связывать с словом скло = стекло, т. е. собственно: украшенная стекляшками, стеклярусом; вышивки и иные украшения действительно очень характерны для склендячки.

Кстати о некоторых других названиях наметок: укр. рантýх восходит к немецкому Reintuch, а укр. серпáнок , б. м., к немецкому Haarband, стар. hârpânt откуда и старое чешское harban (Zíbrt, Dějiny kroje, 258), хотя больше оснований связывать укр. серпáнок с польск. sierpianka кисея и выводить из перс.-турецк. sérpének головное женское украшение (А. Преображенский, Этимологич. словарь русск. языка, 281).

Ещё разнообразнее способы повязки у великоруссов, у коих наметка давно заменена простым платком. Сохранились старые наметки кое-где в Орловской, в Нижегородской и соседних губерниях под названиями: повя́зка, шири́нка, полотéнце; длиною они до 150 ст. и более; делаются из белого домотканого холста, концы коего иногда перетканы красными полосками (Зеленин, Опис. рукоп. 721, 763 и 831; Будде в Сборнике II-го Отдел. Акад. Наук, т. 76, с. 8 и 127). Из очень разнообразных способов повязки обыкновенного платка более старые способы имеют концы назади — или на шее, когда платок обрамляет всё лицо и проходит под подбородком, или на затылке и даже выше его, когда платок обрамляет лишь верх головы, не проходя у подбородка. Очень обычный теперь способ повязки с узлом под подбородком сравнительно нов; он проник к русским из Германии через Польшу.

Белорусская намётка, «подобно девичьему венку, справлялась один раз в жизни, донашивалась в старости, а по смерти собственницы её надевали умершей». (Никифоровский, op. cit. 121).

§ 5. Всем восточным славянам известны рогатые головные уборы, которые носят исключительно только замужние женщины и никогда девицы. Рогатые женские уборы обычны были прежде и в западной Европе (см. статью А. Габерландта), но моду на рогатые женские уборы нельзя никак считать общеславянскою или праславянскою. Однако, самая идея, лежащая в основании этой моды, весьма древняя. Тут можно думать и о подражании в одежде животным — мотив, встречающийся едва ли не у всех народов земного шара на первобытной ступени их развития. Но ещё больше оснований видеть тут иную идею: рога головного убора служат оберегом ребенка и его матери, особенно роженицы, от нечистой силы и злого глаза. Вторая идея могла явиться на смену первой, как её новое толкование.

В наши дни у вост. славян оберегом для роженицы и её ребенка служит, между прочим, ухват, который и своей формой и своим названием рогáч напоминает два рога животного (Зеленин, Опис. рукоп. 923). Апотропеическое значение рога, как оберега против чар, у разных иных народов, выяснено Руд. Мерингером (в журнале Wörter und Sachen, V, 1913, стр. 159 и 163—164). Первобытная мысль видит в роге животного седалище отражающей силы, которая переходит на носящего рог человека, с чем сравни распространённые даже и в наши дни амулеты в виде зубов и костей диких зверей.

Согласно с такой психологией, рога особенно обычны на шлемах древних народов, в частности кельтов; появление на шлемах рогов тем проще, что шлемы часто делались из шкур животных. Уже на Микенских вазах имеются изображения воинов в рогатых шлемах; Диодор, Плутарх, Геродот говорят о рогатых шлемах галлов, кимвров, фракийцев в войсках Ксеркса; рогатые шлемы из археологических раскопок в Италии относят обычно к этрускам. (Цитаты и изображения см. в Reallexikon der idg. Altertumskunde O. Schrader’a, I, 1923, с. 493). Столь обычный в псалмах Давида (74, 91, 131 и др.), равно как и в некоторых иных библейских книгах (1 Царств II, 10; Иезекииль, XXIX, 21), поэтический образ рога, по-видимому, первоначально имел в виду рог, украшающий шлем военачальника.

Судя по изображениям в словаре Шрадера, очень обычны были шлемы с двумя рогами. В таких именно шлемах мы склонны видеть источник широко распространившейся у вост. славянок древней моды на двурогие головные уборы. И это тем более, что жены вообще могли носить и носили одежду своих мужей. Один из видов южновеликорусского кокошника носит народное название «шеломóк», т. е. собственно: маленький шлем.

В западной Европе мода на двурогие женские уборы была, по-видимому, распространена в XIV веке; по Зибрту (с. 353), некоторые историки называют эту моду «бургундскою». Мода эта известна была также и в Чехии, и в цитованной книге Зибрта мы находим два изображения жён Карла IV-гo (рис. 200 и 201) в головных уборах, которые производят отчётливое впечатление двурогих. Четырёхрогий убор rogi или kolašica хорватских женщин из Ямницы (Габерландт, рис. 12 на стр. 702) легко мог развиться из двурогого убора — в силу редупликации: пара рогов смотрит вперед и пара назад.

Из вост. славян двурогие женские головные уборы лучше всего сохранились у южновеликоруссов под названиями: ки́чка, рогá, рóжки, дожив даже и до наших дней. Из двух главных разновидностей этого убора, в одной рога торчат прямо кверху, в другой они обращены остриями (концами) назад. Первую (рис. 15) нужно признать древнейшею. Рога её делались из луба, из дерева или из плотно настеженного холста. Вышина их доходила до 20 ст. и даже более. Рога эти, как и вся кичка, прикрывались обычно сорокой (§ 7), но часто передняя часть сороки выкраивалась по форме рогов и была похожа на два футляра для них. Даже и прикрытая такой сорокой, кичка производила яркое впечатление рогатого убора, и это давало повод некоторым сельским священникам объявить ей войну; священники не допускали женщин в рогатых уборах к причастию св. тайн, а иногда и вообще в церковь, и часто достигали того, что крестьянки меняли рогатую кичку на безрогую или на простой платок. Меньший успех имели, по видимому, помещики-реформаторы, которые запрещали носить своим крепостным «безобразные и тяжелые» кички; И. С. Тургенев (в рассказе «Два помещика») упоминает о таком помещике-самодуре, который «приказал своим крепостным бабам носить кокошники по высланному из Петербурга образцу; и действительно, до сих пор в имениях его бабы носят кокошники . . . только сверху кичек». Исторические свидетельства о такого рода борьбе священников и помещиков с рогатыми бабьими кичками собраны, для второй половины XIX века, в книге Д. К. Зеленина «Великорусские говоры» etc. (Спб. 1913, с. 71—72).

На верхних концах высоких рогов кички иногда висело сзади белое шелковое легкое покрывало (у казачек на Дону, по изображению Евл. Кательникова начала XIX в., в его книжке «Историческое сведение о Верхне-Курмоярской станице, 1818 года», Новочеркасск, 1886). На острия рогов надевали пучки разноцветных ленточек, в виде кисточек (Курская губ.: Зеленин, Опис. рукоп. 662—663). Иногда вершины рогов соединяли веревочкой или палочкой, на которые привязывали ленточки (Рязанская губ.) .

На рис. 15 изображена рогатая кичка (с сорокой на ней) донской казачки, по рисунку Ал. Ригельмана 1778 г. (в его книге: История или повествование о донских казаках. М. 1846, прилож.), а направо — кичка с высокими рогами казачки бывшего Некрасовского войска по фотографии 1895 г. Я. И. Смирнова (Живая Старина, 1896, № 1, рис. 4); эта кичка из золотой парчи, с неё около ушей спускаются подвески из серебряных цепочек с разными привесками; поверх высоких рогов накинуто жёлтое шёлковое прозрачное покрывало (ib. 29). Некрасовские казаки в конце 17 в. ушли с Дону сначала на Кубань, а потом в Малую Азию.

Рис 15. Рогатая кичка - налево донской казачки (по рис 1778 г.), направо «некрасовской казачки»
(по фот. 1895 года).

Другая разновидность южновеликорусской рогатой кички, имеет рога короткие и обращённые не вверх, а более или менее прямо назад. На рис. 16 такая кичка изображена сверху, так что на первом плане видна часть убора, прикрывающая макушку головы. На рис. 17 такая же кичка изображена сверху-спереди. Этот вид рогатой кички близок к кибалке (§ 7), как по покрою, так и особенно по функции. В нём естественно видеть слияние рогов с кибалкой. Мы склонны видеть в этой разновидности рогатой кички более новый вид её: под влиянием новой моды и культуры вост.-слав. женщины стали рога носить так, что они не торчали вверх, а лежали горизонтально на темени головы и смотрели своими острыми концами больше назад, чем вверх.

Рис. 15а. Рогатая великорусская кичка.
(Рис. с экспоната Русского Музея в Ленинграде).

Рис. 15б. Некрасовские казаки и казачки. В центре женщина в рогатой кичке. Некрасовские казаки в конце XVII века ушли сначала на Кубань, а потом в Малую Азию. Фото 1895г.

Древние китайские памятники Веи-шу и Суи-шу говорят о племени Тохарах (Ту-хо-ло): «у братьев одна общая жена; последняя носит на своем чепце столько рожков или один рог со столькими ветвями, сколько братьев» (respond.: её мужей). Подобный же головной убор носят и теперь у Башгали-Кафиров в западном Читрале и в Ярканде (Wilh. Tomaschek, Kritik der ältesten Nachrichten üeber den skythischen Norden. I: Üeber das Arimmaspische Gedicht des Aristeas — в Sitzungsberichte der Wiener Akademie der Wissenschaften. Philos.-hist. Classe, B. CXVI,1888, c. 715—718). — Здесь, таким образом, рога на головном уборе женщины символизируют её мужей. Такое понимание вост. славянам совершенно чуждо. Число рогов на уборе вост.-слав. женщин, за крайне редкими исключениями, два; однорогие уборы, рассмотренные Габерландтом, редки и не типичны. Только из Арзамасского уезда Нижегородской губ. имеются старые и недостаточно определенные сведения о бóльшем количестве рогов. Из села Чуфарова свящ. Лебединский в 1850 г. коротко сообщает: «волосник в селе об двух, а в деревне о трех рогах» (Зеленин, Опис. рукоп. 833). Из села Арати, того же уезда, свящ. Страгородский в 1850 г.: «На голове холщевый волосник, имеющий напереди несколько выгнутые рога, длиною в пять вершков, состоящие из семи ясеневых прутьев, расположенных один подле другого, обтянутых холстом и выстеганных в семь дольных рядов. Этот волосник служит основанием всякой женской повязки — зимней и летней, обыкновенной и нарядной» (ibid. 819), между прочим и сороки.

Рис. 16 «Кичка» Обоянского уезда Курской губ. (Вид сверху).	Рис. 17. «Рóжки» Дмитриевского уезда Курской губ.

Нередко также наши источники называют рогами род возвышений, служащих украшением убора и соответствующих по своему символическому значению шишкам свадебного коровая, т. е. означающим плодородие (см. рис. 35). Так нужно понимать, напр., сообщение Ф. Пардалоцкого из Валдая 1876 г. о местном женском наряде подвéски — «убор из жемчуга о пяти рогах, привязываемый ко лбу» (ibid. 867).

Наконец, рогами называют часто торчащие вверх концы головного платка и других повязок. В этом случае можно усматривать действительное переживание прежних рогатых уборов или, по крайней мере, память о них. Срв. Владимирскую повязку «на рогáх» (Зеленин, Онис. рукоп. 161; срв. Довнар-3апольский, Исследования и статьи. Киев, 1909, с. 268; В. Кравченко в Трудах Общества исследователей Волыни, XII, 1914, с. 154).

§ 6.Кибáлка носит разные названия: укр. кибáлка, реже: гибáлка, хомéвка, хóмля, влр: ки́чка, рогá, рóжки, колотóвка, сев.-влр. сдери́ха, шашмýра, ки́бола; блр. кишéчка, ткани́ца, ля́мец, кáпица, кибáлка.

В простейшем виде это обруч (кольцо) или дуга из тонкого, б. ч. орехового деревца; делается также из льняного волокна обшитого холстом, из лубка (липовой коры, см. рис. 18), из толсто и плотно настеженного холста, б. ч. проклеенного тестом. У украинцев и белорусов кибалка имеет чаще форму замкнутого круга, кольца (рис. 18), а у великоруссов форму дуги с свободными назади концами, обшитой тканью (рис. 16—17); чтоб эта дуга могла держаться на голове, к ней вверху нашивают ткань с петельками; в петли продевают шнурок и стягивают в середине дуги волосы, положенные на макушку. Иногда вверху ткани не бывает, а только одни петли со шнурком. Ниже дуги почти всегда пришивается мягкая ткань, окружающая, в надетом виде, лоб и виски. Свободные концы дуги смотрят назад и большею частью имеют вид несколько загнутых вверх или в стороны рогов животного. Иногда же концы дуги прямые, незагнутые, но и тогда они зовутся рогáми, откуда и весь южновеликор. убор в целом зовется: рогá, рóжки.

Название ки́чка (уменьшит. от общеслав. кыка, заимствованного и литовцами в форме kyka, kukas: о чём см. К. Вuga в Zeitschrift M. Фасмера, I, 53—54) роднит этот убор с мягкою частью конского хомута, надеваемой на шею лошади и прилегающей к лошадиной груди: по форме хомутная кичка представляет собою также круг, кольцо, сделанное из соломы или войлока и обшитое тканью или кожей. — Название ки́бола также взято литовцами в форме kyblas, kiblas (ibid.); если оно родственно словам киби́ть (древко лука) и киби́тка (собственно: верх, свод экипажа, который обычно устраивается на деревянных дугах, покрываемых тканью или кожей), то корень его нужно будет признать турецким. Редкое укр. гибáлка явилось, конечно, по применению к глаголу с‑гибáти.

Местное, Тамбовское, название калатóвка означает собственно: мутовка, деревянная рогатка для замешивания теста в квашне; здесь, таким образом, сохранилась память о рогах, хотя теперь калатовка состоит из валика, свалянного из шерсти, но валик этот «оканчивается за ушами тонкими концами» (Архив Географич. Общества, XL, 31): эти концы, очевидно, и послужили основанием для названия убора калатóвкой. — Белорусы Кобринского уезда называют ткани́цею только нитяную сетку, надеваемую на круглый валик изо льна, обшитого полотном (Зеленин, Опис. рукоп. 455); от этой тканой сетки или же от ткани, которой обшит всегда валик (кольцо), и получил название тканицы весь убор в целом. — Блр. ля́мец собственно означает: войлок; это название указывает на шерсть, как на материал для убора.

Рис. 18. Белорусский «лямец» Мозырского уезда Минской губ.
Налево один остов из лубка, а направо — обшитый тканью. (Русский Музей).

Для решения вопроса о том, которая из двух форм кибалки древнее — кольцо или дуга, у нас нет вполне достаточных данных. Вряд ли можно сомневаться в том, что кибалка развилась из перевязки, которою обвязывались некогда волосы вокруг головы. У великорусских рабочих, особенно у шерстобитов, и до наших дней сохраняется обычай обвязывать веревкой или ленточкой волосы на голове, «чтоб зря не трепались» при движениях корпуса. (Изображена можно видеть, напр., в книге «Илья Репин. Воспоминания. Под реда<