Киевская Русь в орбите интересов Запада. Новое прочтение татаро-монгольского нашествия - «татаро-монгольского ига».

Если ориентироваться исключительно на летописный комплекс, то создаётся впечатление об изолированном существовании Киевской Руси от Запада. Хотя княжеские династические связи с правителями Европы настолько тесны, что свидетельствуют как раз о ее полном вовлечении в католические дела. Недоумение еще больше возрастает, когда узнаешь о наличии в западноевропейских архивах массы свидетельств, касающихся тех или иных контактов с Киевской Русью. Особенно обширен документальный массив об итальянской колонизации Причерноморья и Приазовья сначала венецианцами, затем генуэзцами, состоящий из множества деловых договоров, расписок, заметок и т.д.

В руках могущественных республик Венеции и Греции с конца XI века пульсировала торговля Византийской империи, чья былая мощь окончательно канула в Лету. Венеция и Генуя обладали крупнейшим на тот момент флотом и контролировали всю акваторию Чёрного и Азовского морей, а также речные подходы к ним (Днепр, Дон). Без преувеличения это главные действующие лица в указанном регионе. Не случайно, что именно они наряду с римскими папами выступали деятельными организаторами крестовых походов. Неосведомленность же обо всем этом русских летописей трудно объяснима.

Очевидно, на повестке дня - корректировка исторической традиции, связанная с признанием того, что Киевская Русь в действительности была не тем, чем ее изображал летописный материал. Киевская Русь являлась плацдармом, с которого разворачивалась западная экспансия на нашу родину. Движимые религиозными и коммерческими мотивами, киевские князья, вдохновленные католическим Римом, выступали в роли остервеселых захватчиков, жаждущих поживиться землями обширного Волжского бассейна. Такой образ Киевской Руси, не совпадающий с господствующим, неизбежно подводит к переоценке Южно-русской колонизации Центральной части России. Эти процессы историками дореволюционной школы считались базовыми в образовании великорусской народности. По их утверждению, колонизация развернулась с середины XI века. Мнение о том, что её начал ещё Владимир Святой, не пользуется популярностью, это считается как поздней легендой, возникшей исключительно из политических целей.

Юго-западную направленность колонизации подтверждают и географические наименования новых территорий. Переяславль, Владимир, Ярославль, Вышгород, Галич, Звенигород, Ростов, Стародуб и другие - эти названия появились на Руси из приднепровских краёв, где уже имелись такие города. Заметная роль в этом отводится Владимиру Мономаху, объездившему все земли вдоль и поперёк. Он основал Владимир-на-Клязьме, соорудив там по примеру Киева Золотые ворота, в Ростове построил церковь наподобие Киево-Печерской лавры, привёз немало икон. Подобная практика свойственна всем колонистам, как бы перевозившим на новые места дух прежних жилищ. Как заметил известный русский историк В.О. Ключевский, «по городам США можно репетировать географию доброй доли Старого Света», (т.е. Европы).

Это верное замечание, хотя в данном случае такое масштабное перемещение названий городов с Киевской Руси не может не настораживать. К тому же следует вспомнить, как протекала американская колонизация, сопровождавшаяся геноцидом местного населения, творимым ныне поборниками европейского прогресса. Украинская же княжеская колонизация, оказывается, коренным образом отличалась от североамериканской. У нас на Юго-Западе вроде бы всё протекало мирно: происходило заселение, а не завоевание. Правда, чувствуя неправдоподобность, тот же Ключевский оговаривается, дескать, «уцелели некоторые смутные воспоминания о борьбе, завязывающейся на почве религии, с местными народами, находившимися на низкой стадии развития». На самом же деле, как англосаксы и французы в течение почти ста с лишним лет (с начала XVII по середину XVIII века) находились в Северной Америке фактически на осадном положении, обитая в укрепленных фортах, носивших названия родных им европейских мест. Поездки между ними больше походили на преисполненные опасностей вылазки.

Не стоит забывать и попытки немцев в XII-XIII веках закрепиться под эгидой христианства в языческой Литве. По описанию тех же дореволюционных романовских историков, здесь велась уже ожесточённая борьба с коренным населением. Рассказы об агрессии папства, о притворно крестившихся местных народах, о восстаниях против католических орденов - излюбленная тема историков: Ключевского, Соловьева и др. Но когда речь заходит о юго-западной колонизации в центральной части современной России, то тут презентуется благостная картина.

Хотя вряд ли что-то иное происходило и на нашей земле после появления чужеродных элементов под христианскими знаменами. Многого стоит вывод ученых о том, что в так называемый домонгольский период ни один монастырь не располагался вне городских стен, то есть без защиты. Кроме того, воздвижение церквей в ту пору было прерогативой преимущественно иноземных, а не местных мастеров. Интересен такой факт: для строительства Владимирского собора князь Андрей Боголюбский выписывал зодчих не из Византии, что выглядело бы естественным, а из разных стран Европы, не говоря уже о местных, почему-то вообще не замеченных в этом святом деле.

О том, что мы имеем дело с широко распространенной практикой, говорит свидетельство летописца об обновлении Суздальского собора. По его словам, участие здесь принимали свои, а не только «мастера из немец», что уподобляется чуду, настолько это обстоятельство выглядело тогда необычным. Необходимо также упомянуть, что еще до революции специалисты (речь о проф. Ф.И. Буслаеве) обратили внимание на так называемые корсунские ворота Софийского собора в Новгороде. Как оказалось, знаменитые врата изготовлены в немецких землях во второй половине XII века и привезены отдельными четырехуголь ными частями с изображением сцен из Ветхого и Нового Завета.

Все фигуры на них облачены в западные одежды и красуются на фоне латинских надписей (впоследствии переведены на русский язык). Аналогичным образом были оформлены рельефы Дмитриевского и Покровского храма.

Конечно, романовские апологеты дистанцировались от данных фактов, рассуждая о формировании новой общности, где всё было, как слеза, православно. Якобы коренные народности с готовностью вливались в нее, разумеется, из-за отсталости не на ведущих ролях. Вообще пришельцам с Киевщины крупно повезло, поскольку северо-восток населяли миролюбивые финно-угорские племена, расположенные к православию. А вот совсем другое дело тюркские народности, объявленные «погаными», коварными, ни на что не способными. Потому-то в других частях обширного Волжского бассейна и не прослеживается следов «родной» Киевской Руси, так как цивилизованные люди не могли иметь с тем населением ничего общего. На самом деле юго-западным агрессорам просто удалось закрепиться только в верховьях Волги и ее притоках, а основная же часть Великой реки - средняя и южная - оказалась им не по зубам. Хотя сведениями о захватнических походах туда от легендарного Кия до поздней россыпи князей пестрят летописи и польские хроники.

Огромная по отношению к Киевской Руси территория как бы делилась на две половины: северо-восточная -«хорошая», юго-восточная - «плохая». То есть насколько к покорённым финно-уграм относились позитивно, а точнее снисходительно, настолько же негативно воспринимались непокорные тюрки. Так вбивался клин в уникальную этнографию обширного Волжского бассейна, здесь истоки противопоставления, разделения братских народов, выросших из одного корня. Где колонизаторы сумели зацепиться и распространить влияние со всеми сопутствующими атрибутами - там «свои», а где нет - то там «чужие». Так начали кромсать наши народности, сортируя их в угоду захватническим интересам.

В конце 1230-х годов этот сценарий был прерван. Переломный момент отечественной истории - «монголо-татарское нашествие». За последние десятилетия этой странице нашего прошлого адресована изрядная порция критики, заметно подорвавшей позиции традиционалистов. И если альтернативные мнения пока еще не могут похвастаться полной признательностью всех историков, то главное уже сделано. Официозные взгляды на «монголо-татарское иго» значительной частью общества воспринимаются как нечто фантастическое. Даже широко известные историки не стесняются публично признавать, что в XIII-XV веках население ни о каком «монголо-татарском иге» не подозревало. Да и сам термин, давно ставший привычным, весьма сомнителен, поскольку тогда ни один из народов не называл себя подобным образом. В не лишенном загадок справочном отделе «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина сообщается: персидские и арабские источники того времени не осведомлены о «татарах», а Чингиз-хана величают царем народа монгольского, что в переводе означало «великий» вне какой-либо территориальной привязки.

Характер данной работы не предусматривает выяснения того, как происходило «нашествие», поразившее современников. Тогда дело двинется с места; пока же ограничимся лишь необхо­ димыми констатациями. В XII-XIII веках папы, взявшие верх в борьбе с императорами Священной Римской империи германской нации, возглавили католическую экспансию на Восток, получившую название крестовых походов. Под её знамёнами шло продвижение венецианцев и генуэзцев, чьи торговые интересы устремились в Чёрное и Азовское моря и далее по Днепру и Дону. Падение Константинополя, как и его «освобождение», подспудно отражало соперничество двух торговых республик, боровшихся за обладание ключом к региону.

Религиозное и экономическое проникновение шло рука об руку. Сохранилось послание папы Иннокентия III к русскому духовенству, написанное после завоевания Константинополя. Римский понтифик ставил на вид, что это событие должно сопровождаться обращением в католичество огромных территорий. С другой стороны, Венеция и Генуя смогли стать активным субъектом местной жизни не благодаря душевному пению псалмов, а опираясь на силу оружия. Ответной реакцией на эту религиозно-торговую экспансию и явилось «монголо-татарское нашествие», естественно, не вызвавшее в Европе ничего, кроме отвращения.

Именно оно отправило в небытие Киевскую Русь. В 1237-38 годах были вычищены города в верховьях Волги, после чего основной удар обрушился на Приднепровье, часть Польши, Чехии, Венгрии. Причём последние походы во многом напоминали карательные экспедиции. Территории явно не завоевывались: города, селения, поселки предавались огню и тотальному разорению. Историки заметили, что киевские, черниговские, переяславские, грузинские княжеские роды вырезались с особой жестокостью, что называется, под корень. Не случайно юго-западные источники тех, кто учинил подобное, отказываются именовать людьми.

А вот в летописном материале северо-восточного происхождения - иные ноты. Здесь минимизирована трагичность случившегося, описания зверств и ужасов, зато с удовлетворением отмечены случаи, когда князья, засевшие в городах, отдают честь нападавшим; подобное поведение не осуждается. Это различие объяснимо: если верховья Волги только очищали от чужаков, то их матку, откуда они наплодились (Киевскую Русь), просто уничтожали, как уничтожают очаг заразы. Под «монголо-татарской упаковкой» надёжно скрыто освободительное движение от западной агрессии. Родина этого движения, конечно, никакая не далёкая Монголия, как нас уверяют не одну сотню лет, а Волжский бассейн с прилегающим к нему Яиком (Уралом). Названные регионы и есть подлинная колыбель России.

Этим «нашествием» родственные многообразные связи между нашими народами были восстановлены. Прежде всего в экономическом смысле, поскольку разветвленные волжские артерии представляли собой магистральный торговый путь между Востоком и Западом; именно в него-то и удалось вклиниться киевским «братьям».

Наступление «монголо-татарского ига» ознаменовалось рядом серьезных сдвигов. В религиозном плане ситуация характеризуется отходом от принесенных с Киевщины традиций, пропитанных западно-католическим духом.

Удаление от Рима подразумевало более тесное взаимодействие с Константинополем, что мы и видим при создании Московского государства. Новая династия, основанная Калитой, резко отличается от киевских Рюриковичей. Так, среди князей, утвердившихся Калитичей, уже не встретить киевско-славянских имён, что свидетельствует о религиозных изменениях. Связи же с «православной» Киевской Русью после «татарского» разгрома резко идут на убыль: она уже мало кого интересует. Между тем оставшиеся там в живых князья по-прежнему тянулись на католический Запад.

На Лионском соборе 1274 года присутствовал посланец уцелевших черниговских Всеволодовичей игумен Пётр Акерович. В качестве представителя Руси он обсуждает возобновление крестовых походов. Галицкие князья вели свои интенсивные и прямые контакты с папством, рассчитывая на поддержку в сложной для них ситуации. Так в течение XIII - середины XIV столетия запад­ное давление на земли Руси было сведено к минимуму, поскольку плацдарм для него в лице Киевской Руси разрушен. Её развалины переходят под контроль литовских князей начиная с Гедимина. Западные и юго-западные земли слились с Великим княжеством Литовским, поскольку их объединяла общая цель - противодействие Востоку.

Что же в действительности представляла собой Великая Литва? Это - сестра-близнец Киевской Руси, вплоть до всех родимых пятен. Она также находилась в орбите католического влияния, которое местные правители стандартно уравновешивали связями с Константинополем. Тем не менее романовские историки делали акцент на последнем, свободно рассуждая о православии, о братской Литве.

Если оставить эти идиллии, следует сказать, что именно Великое княжество Литовское принимает эстафету Киевской Руси и превращается в форпост, откуда стала нависать угроза. С середины XV столетия, оправившись от «монголо-татарского» удара, снова наблюдается усиленный стратегический интерес капиталистической Европы на ресурсы обширных регионов.

Возобновление этих попыток связано с великим литовским князем Ольгердом. Именно он в 1368 году предпринял поход на Москву, вошедший в историю под названием «первая литовщина». Это событие произвело неизгладимое впечатление на людей того времени. Разграбляли и жгли селения, посады, церкви, уничтожалось мирное население, в осаде побывала Москва. Даже Карамзин со своей романовской колокольни признавал, что Ольгерд «свирепствовал, как лев, не уступая в жестокости монголам». Добавим, что в его войско входила смоленская дружина, а также немало других «братьев». Как они могли участвовать в подобном? Летописи предлагают «убедительное» объяснение: не ведали, куда и зачем идут, коварен великий литовский князь, «обманув многих, а иных заставив силой»?!

Интересна и личность самого Ольгерда, принявшего христианство, дабы загладить свое отступничество. Вот только не ясно, в лоне какой церкви он собирался отмаливать грехи. Вопрос далеко не праздный, если учесть, что новообращенный казнил 500 человек местного населения в наказание за убийство семи францисканских монахов, усиленно трудившихся на миссионерской ниве. Поэтому не вызывает большого удивления, что термин «поганые» у наших предков соотносился с Литвой, с выходцами оттуда, а не с кем-либо ещё. Лишь впоследствии «погаными» станут имеющие восточные корни.

Выпады против Москвы продолжались в 1370 и 1372 годах, разорению подвергались территории на сотни вёрст. Причём самое деятельное участие в этом приняли литовские союзники в лице князя Святослава смоленского и Михаила тверского, координирующие свои действия с Ольгердом. Здесь мы сталкиваемся с продуманным планом оккупации верховьев Волги. Литовцы с их западными патронами жаждали вернуть их под свой контроль, как это было во времена Киевской Руси.

Однако московский великий князь Дмитрий оказался крепким орешком. Если первый поход 1368 года застал его врасплох, то затем он держал удары агрессоров, не став мальчиком для битья. К тому же Ольгерд находился в преклонном возрасте, его активность постепенно угасала. Но в Европе уже до его кончины, последовавшей в 1377 году, осознали, что тому не удастся взять реванш по восстановлению господства в северо-восточных землях. Захватнические планы Запада обрели новые перспективы, связанные с возвышением любопытной фигуры, известной в истории как татарский темник Мамай.

Этот откровенно прозападный ставленник стал инструментом в руках генуэзцев, о которых с такой неохотой упоминают русские летописи. Итальянская торговая республика в тот период стремилась закрепиться гораздо далее Причерноморья и Приазовья. Но Москва противостояла подобным намерениям, немалую роль здесь играла церковь, устами преподобного Сергия Радонежского заявившая о невозможности хозяйничанья латинян на русской земле.

Столкновение с великим князем Дмитрием не заставило себя ждать. Выпад Мамая следует рассматривать не обособленно, а как логичное звено вдохновленной Западом агрессии против

Руси. После смерти Ольгерда генуэзцы снарядили военный поход вглубь страны, опираясь на темника, выступившего организатором этого предприятия. Вторжение предпринято в 1380 году: речь о знаменитой Куликовской битве, которая оказалась для Москвы ударом в спину, что серьезно осложняло ситуацию.

Наняв кочевников, комплектовались генуэзской пехотой, ставшей ядром войска, Мамай выступил к Москве. Привлекли и литовского князя Ягайло, который жаждал продолжить дело Ольгерда. На помощь же московскому князю Дмитрию выступил противник Мамая - хан Тохтамыш. Его неприятие генуэзцев имело не только политические, но и личные причины: дочь хана убежала с одним молодым генуэзцем, а когда их настигли - покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна. Мамай с генуэзцами спешили дать бой еще до соединения войск Дмитрия и Тохтамыша, но это не помогло. (Чтобы оценить место Мамая во всей этой истории, не лишне вспомнить бывшего советского генерала Власова, перебежавшего к гитлеровцам в годы Великой Отечественной войны. Пойдя на союз с генуэзцами, Мамай выступил в его амплуа, превратившись в персоной non grata на уже бывшей родине. Подчеркнем огромное значение Куликовской битвы поскольку речь шла о будущем молодого русского государства.

Стереть из памяти Мамаево побоище было сложно, а потому его элегантно перекрасили в искомые татарские тона, аккуратно замазав западные уши. Кстати, после поражения Мамай в скором времени оказался там, где и должен был оказаться, - в генуэзской столице в Крыму, городе Кафа (ныне Феодосия). Здесь ненужного союзника, провалившего задуманное предприятие, придушили.

Однако московская победа не решила проблемы. На смену получившим отпор генуэзцам вновь ринулись поляки и немцы, надеявшиеся быть более удачливыми. К тому же через два года после Куликовской битвы последовал разрыв Дмитрия с Тохтамышем, что произошло по ловко состряпанным наветам. Итогом стал поход последнего на Москву с чередой межкняжеских разборок. В 1386 году происходит знаковое событие: Литва заключила унию с Польшей, закрепленную браком Ягайло, став­шего Владиславом, и польской королевы Ядвиги. Эта династическая комбинация не только нарастила вес Литвы, но и создала манёвр для двоюродного брата Ягайло, одевшего польскую корону, -Витовта. Отныне он специализируется на борьбе с Москвой. Витовт хорошо усвоил уроки Ольгерда с Мамаем и уже не надеялся только на военную силу, проявив большую изобретательность.

Литовский князь предусмотрительно заготовил династическую комбинацию. Летописи сообщают, что старший сын великого князя Дмитрия Донского Василий, пребывавший заложником в Орде, сумел бежать, но очутился где-то в западных регионах, в том числе в Молдавии. Находясь там, он даёт обещание Витовту жениться на его дочери Софье. И вот после смерти московского триумфатора Куликовской битвы Витовтов на дочь прямиком въезжает в Кремль. В течение последующих десяти лет литовцы хозяйничают не только в Вязьме, Ржеве, Великих Луках, но и «всплывают» уже в Калуге и Туле. За таким поворотом событий с тревогой наблюдали те, кого летописи именуют татарами. На их глазах происходило постепенное таяние Московии, причем без открытых военных действий, мириться с чем, разумеется, никто не собирался. Витовт также прекрасно понимал: достигнутые успехи, дабы стать необратимыми, должны быть подкреплены крупной боевой победой. Выяснение отношений произошло в левом притоке Днепра реке Ворскле в 1399 году. В битве сошлись татары и польско-литовское войско, укреплённое немецкими рыцарями.

В их рядах волею судеб оказался и Тохтамыш, чье положение к этому времени сильно пошатнулось. Он надеялся на помощь в восстановлении утраченных позиций, за что согласился смириться с контролем Литвы и её союзников над Москвой. Витовт надеялся разбить ордынские рати, приобрести славу объединителя земель и прослыть в Европе героем. Но судьба распорядилась иначе: сокрушительное поражение обернулось рейдом татар по Украине. Поляков, литовцев, немецких рыцарей пресле­довали 500 вёрст, а сам Витовт еле унёс ноги. Киев, Луцк и другие города подверглись разгрому, живо напомнившему Батыево нашествие.

Литва же на удивление быстро оправилась от поражения и уже с 1405 года начала опять потихоньку заползать на территории Руси.

В XIII-XIV вв. в Северном Приазовье прочно обосновываются купцы из италийских городов Генуи и Венеции. Крупнейшая генуэзско-венецианская колония Тана располагалась в средневековом Азаке (современный город Азов) в устье Дона. В конце XIV в. в устье реки Кальмиус (современный Мариуполь) также возникло итальянское поселение. Итальянцы вели торговлю с местными кочевниками, содержали рыбные промыслы и в большом количестве вывозили в Геную и Венецию икру и вяленую рыбу.

Наивысшего экономического расцвета Золотая Орда достигла в XIV в. при хане Узбеке (1312-1342 гг.). Складываются районы с внутренними экономическими связями, Ближайшим к Донбассу крупным торгово-экономическим и административным золотоордынским центром был Азак. Здесь чеканилась собственная ханская монета, существовал крупный морской порт. Экономически донецкие земли тяготели прежде всего к Азаку. Крупная торговая фактория существовала у поселка Седово близ Новоазовска. Вдоль северного побережья Азовского моря существовали большие неукрепленные поселки оседлого населения. В XIV в. здесь формируется крупный золотоордынский торгово-ремесленный центр. Особое развитие получило литье чугунных котлов, изготовление продукции из железа и цветных металлов. Торговые и политические связи Подонцовья имели не только восточное и юго-восточное, но и западное направление.

В первой половине XV в. Золотая Орда распалась на несколько независимых государств. Выделилось Сибирское ханство, затем Казанское ханство, Крымское ханство и другие. В 1433 г. в степях между Днепром и Доном образовалась Большая Орда. Она граничила с Ногайской Ордой, которая занимала Нижнее Поднепровье и на востоке доходила до реки Молочной, позже до реки Берды. В середине XV в. между Большой Ордой и Крымским ханством началось острое соперничество, которое привело к поражению Большой Орды. Ее центр из Приазовья переместился на Волгу.