Последний этап борьбы Греции с Македонией за свою независимость 5 глава

Прежде всего, не может быть приемлема периодизация доэллинистической Македонии, данная П. Клоше. В основу её положен принцип не исторический, а произвольный. Поэтому она не отражает тех социально-экономических сдвигов, которые имели место на территории Македонии в то время. Это сразу бросается в глаза при рассмотрении архитектоники работы. Первая часть её называется: «Македония от самого возникновения до конца архаического периода». Она охватывает примерно 30–35 веков, с IV тысячелетия до н. э. до VII в. до н. э. Началом этой эпохи является распространение в тех местах неолита, а концом – правление Аминты I. Но говорить о возникновении Македонии в эпоху неолита у нас нет никаких оснований, как нет оснований завершать архаический период Аминтой! Правление последнего не создает никакой существенной грани в истории македонского общества. Сам Клоше объясняет этот момент своей периодизации тем, что при Аминте I зарождаются отношения между Македонией и Грецией.4) Такое указание даёт нам ключ к объяснению тех принципов, которые положил в основу периодизации македонской истории французский историк. В основу её периодизации он положил историю Греции. Это нетрудно обнаружить при изучении отдельных глав и частей работы. Первая глава первой части называется «Македония в преддорическую эпоху». В ней много места уделяется ахейцам. Вторая глава «Македония архаическая» основное внимание обращает на дорийцев. Эти принципы П. Клоше ещё яснее ощущаются во второй части, которая называется «Македония в классическую эпоху до Филиппа II». Она охватывает весь V в. до н. э. и первую половину IV в. до н. э. В истории Македонии этот период никак не может быть назван классическим. Для истории Греции такое название вполне правомерно. Сам автор указывает, что этот период отмечен вначале правлением трёх македонских монархов, во время царствования которых развернутся в эллинском мире важные события, главнейшие из которых – персидские войны, рост афинского могущества и Пелопоннесская война.5) Вся третья часть под названием «Филипп II. Человек и его деятельность» посвящена завоеваниям македонским царём Греции.

Из всего этого следует, что периодизация П. Клоше не раскрывает основных этапов в историческом развитии македонского общества. В основу её положены не изменения в общественной жизни македонского общества, а факторы внешние.

Периодизация П. Клоше имеет и другую особенность, для нас не приемлемую. Она построена по царствам и ориентирует на изучение Македонии главным образом по деятельности её царей. История Македонии доэллинистического времени по П. Клоше – это история македонских царей, причём основное внимание уделяется их внешней политике. Значение царей неимоверно преувеличивается. Им приписывается главная роль в историческом процессе. Так, о Пердикке I, сведения о котором вообще недостаточны и малодостоверны, Клоше говорит, что он «был наделён смелой и мощной индивидуальностью» и совершал много завоеваний.6) Все существенные изменения, происшедшие в Македонии в V в. до н. э., автор приписывает Александру I, Пердикке III и Архелаю. Александра I он рисует как человека с большими способностями, полного гордости и коварства, монарха, унаследовавшего от своих предков стремление к расширению македонской территории.7) Внешняя политика Македонии накануне и во время Пелопоннесских войн объясняется автором личной инициативой Пердикки II. Он отмечает, что движущим мотивом этой политики была та зависть, которую испытывал македонский царь по отношению к Афинам и другим экономически преуспевающим греческим городам-государствам, бывшим в то время союзниками Афин.8) В сущности личной заслугой Архелая, его цивилизаторской деятельностью он объясняет все те социально-экономические изменения, которые происходили в македонском обществе в конце V в. до н. э. Его царствование, пишет Клоше, само по себе блестящее, ещё более выигрывает от контрастного сопоставления с последующим сорокалетним периодом, явившимся одной из самых мрачных глав в истории Македонии.9) Этот период, названный автором «мятежные годы», представляет у него сплошной перечень царей.

П. Клоше не согласен с преувеличенными оценками политической гениальности Филиппа, данными в своё время Феопомпом. У Филиппа Клоше находит много ошибок, непоследовательностей и как преходящих, так и продолжительных неудач.10) Тем не менее успехи Македонии, в борьбе за её господство в Эгейском бассейне Клоше объясняет исключительными способностями её царя, цельностью его армии, смелостью его решений и его беззастенчивой политикой.11) Филипп, по мнению автора, был «главным виновником всех прекрасных и плодотворных успехов Македонии». Благодаря его ни с чем не сравнимым военным и дипломатическим способностям, умелому использованию материальных и людских ресурсов своей страны и территорий, которые он присоединил или подчинил, благодаря также содействию некоторых греков, раздорам Эллады и разностороннему политическому, духовному и моральному упадничеству своих противников Филипп не без труда смог обеспечить триумф государству, которое было таким ослабленным и уязвимым во время его воцарения на престол.12) Клоше называет Филиппа «превосходным стратегом и тактиком среди всех военачальников его времени», блестящим организатором, предприимчивым государственным деятелем, совершеннейшим дипломатом.13) Филипп, по его мнению, был творцом «освободительной и завоевательной миссии».14) Автор считает, что «ценные качества балканского народа македонян», соединённые с выдающимися качествами македонских монархов, в особенности Филиппа, позволили Македонии совершить «аннексию Греции».15) Рассматривает македонское завоевание Греции как своего рода внешний, обособленный эпизод в греческой истории, эпизод, который закончился в результате завоевательной политики римлян. Автор отнюдь не рассматривает македонское завоевание как закономерный этап в развитии общественных отношений как в Греции, так и в Македонии. Поэтому завоевание не связывается с теми глубокими общественными сдвигами, которые имели место и в Македонском, и греческом государствах.

Не получила в исследовании французского историка правильного освещения и сложнейшая проблема македонского этногенеза. П. Клоше, один из немногих буржуазных учёных, использовал для её решения археологический материал, правда, довольно ограниченный. Его интересует вопрос, из каких элементов состояло само население, которое к середине V в. до н. э. насчитывало 40 тыс. человек, размещённых на площади в 30 тыс. кв. км.16)

Клоше правильно указывает, что с древнейших времён в Македонии царило большое этническое разнообразие. Это, по его мнению, было вызвано тем, что македонская территория оказалась легко доступной набегам или мирно захватывалась многочисленными народами, пришедшими с юго-запада, севера, востока или из М. Азии. Клоше не отрицает того факта, что македоняне в древности уже насчитывали в себе значительное число племён эпирских, иллирийских, пеонийских, фракийских и др.17) Все эти племена в какой-то мере участвовали в процессе образования македонского народа. Однако вызывает возражение определение автором степени участия отдельных племенных образований в этом процессе. По мнению Клоше, основным элементом в македонском этногенезе были греческие иммигранты, сначала ахейские, прибывшие в Грецию около 2000 гг., а затем в конце второго тысячелетия – другая ветвь будущих эллинов, именно – дорийские завоеватели.18) Носители культуры бронзы ахейцы и культуры железа дорийцы, смешавшись, создали ахейско-дорийский, т. е. эллинский, народ. Так автор необоснованно преувеличивает значение греческого компонента, который, безусловно, нельзя сбрасывать со счёта, но он оказывал своё воздействие на более поздней стадии формирования македонского этногенеза. «Для Македонии, – пишет П. Клоше, – дорийское завоевание означало новую обстановку, в результате которой создаётся Македонское царство, или македонская монархия».19) Но уже давно доказано, что в длительном и сложном этническом процессе момент переселения дорийцев мог играть лишь второстепенную, но не решающую роль. Притом культура железа, носителями которой они являлись, развивалась в западной части страны, в особенности в долине Вардара, и не распространялась далеко на восток. Гипертрофия греческого элемента привела автора к уже не новому выводу о том, что македоняне были греческим племенем, испытавшим множество самых разнообразных этнических влияний и в силу этого ставшим отличным от греков, живших в более южных областях.20)

Вопрос о возникновении Македонского государства П. Клоше вообще не ставит. Что касается македонской монархии, то он её находит ещё в дорийское время. Её возникновение он рассматривает не как внутренний процесс общественной жизни македонских племён, а как реакцию македонского населения на угрожающие извне опасности новых вторжений. «Народ македонский в добрый час объединился вокруг царя», – пишет он.21) Автор отмечает лишь внешнюю функцию македонской монархии. Создание твёрдой царской власти, говорит он, представляло преимущество для повышения обороноспособности Македонии перед угрозой нападения со стороны её соседей. Автор ни единым словом не обмолвился о том, что создание македонской монархии могло отражать какие-то внутренние закономерности общественного развития Македонии. Своим упоминанием «о добром часе» автор отрицает важный этап в македонской истории, знаменовавший переход от одной социально-экономической формации к другой. Сам подход П. Клоше к решению этого сложного вопроса не может быть оправдан.

У П. Клоше нет ясного разграничения между понятиями «царство» и «государство». Он предпочитает говорить о царствах, поскольку история Македонии у него, как мы уже отметили, представляет собою историю её царей.

В предисловии к своему исследованию автор подчеркивает, что Македония «поздно сложилась в настоящее государство». Как будто могут быть государства настоящие и не настоящие. Филиппа II он называет «прославленным основателем империи», «основателем Македонской державы».22) Из этого можно заключить, что сложение «настоящего» государства он относит ко времени Филиппа. Вместе с тем, анализируя события в Македонии с XII по VII вв. до н. э., историк отмечает, что важнейшие изменения в стране в этот период были связаны, с одной стороны, с образованием и развитием довольно мощного туземного царства, впрочем, с самого начала очень мрачного, территориальное владычество и средства которого будут увеличиваться главным образом с начала VII в.; с другой стороны – с установлением более или менее тесных отношений, не всегда блестящих и выгодных, между этой монархией и заграницей, греками или варварами.23) Правда, он называет эту политическую организацию ещё слишком элементарной, обнаружившей сходство с гомеровской, тем не менее автор считает возможным говорить о монархах в ту эпоху, когда ещё господствовал первобытнообщинный строй. Монархи, по автору, выполняют в основном функцию военную: в борьбе с другими племенами они расширяют свою территорию. О внутренних сдвигах, происшедших в македонском обществе и определивших необходимость возникновения Македонского государства, П. Клоше ничего не говорит. Даже в подробном изложении деятельности Филиппа, при котором возникла «мощная держава», её внутренняя политика осталась вне поля зрения исследователя.

Наконец, не стоит на должном уровне методика научного исследования. Автор не только не расширяет свою источниковедческую базу новыми видами источников, но известные источники в ряде случаев трактует произвольной

В работе П. Клоше нет настоящего научного аппарата, отсутствует историография вопроса, без чего трудно выяснить, что нового внёс автор в изучаемую проблему в отличие от своих предшественников, а также насколько объективно он в своих суждениях опирается на источник. П. Клоше даже не упоминает своих предшественников. Он ограничивается только общими рассуждениями. На многих страницах его книги можно найти такие выражения: «по подсчётам одного современного историка», «многие историки думают», «по словам лучшего современного историка античной Греции», «автор искусного исследования», «как замечает автор основательного и искусного труда по истории Македонии», «как сообщил блестящий историк», «находчивый историк» и т. д.24)

В исследовании П. Клоше много антиисторических параллелей. В Древней Македонии автор находит князей Верхней Македонии, княжества, дворянство, вассалов, вассальных сеньоров, вассальные царства. Всё это говорит о том, что у историка нет ясного представления об общественном строе Древней Македонии.

Работа П. Клоше не подымает новых проблем. Она обобщает тот материал, который в науке уже известен, и решает его, главным образом, в описательном плане. Тщательное изучение этой работы не заставило нас отказаться от основных выводов, изложенных нами в первой части нашей монографии, которые диаметрально противоположны точке зрения французского историка П. Клоше. Это, конечно, не означает, что мы сами считаем все наши выводы незыблемыми. Историческое познание конкретно, а историческая действительность бесконечна. Каждый день историческое развитие открывает всё новые стороны уже известных фактов и тем самым показывает нам исторический процесс в новых красках, освещает его глубже и по-новому.

С тех пор как первая часть нашей монографии была сдана в печать, прошло больше пяти лет. За это время накопился некоторый новый источниковедческий материал. Обнаруживая новые аспекты старых источников, вводя в научный оборот некоторые новые источники, можно дать новые наблюдения, прийти к новым выводам. В этой связи потребует дополнительного изучения вопрос об условиях и времени происхождения Македонского государства. В данный момент скудость источников и трудность их понимания не дают возможности ясно представить себе характера разложения общины, сложения классового общества и государства в Македонии, трудно представить, в какие государственные формы облекалась в македонском обществе власть господствующего класса. В настоящее время, возможно, может идти речь о возникновении государственной организации в Македонии несколько раньше, чем это отмечалось в нашей работе. Мы указывали, что такая организация возникла в конце V в. до н. э. Сейчас, пожалуй, можно говорить, что она возникла в конце VI в. – начале V в. до н. э., хотя для доказательства этого потребуются ещё дополнительные данные, ибо в это время мы не находим всех компонентов, которыми Ф. Энгельс характеризует время сложения государства, как аппарата классового общества.

Проблема возникновения Древнемакедонского государства до сих пор остаётся самой важной и малоизученной проблемой в македонской истории. Для её всестороннего изучения явно недостаточна источниковедческая база. Этим, в известной мере, объясняется то, что учёные или пытаются обойти этот вопрос вовсе, или говорят о нём в общих чертах. В буржуазной историографии есть стремление вместо государства употреблять термин царство. В советской науке, где нет специальных исследований на эту тему, в общих работах, в учебной литературе говорится лишь о возвышении Македонии, о политической её централизации, а не о возникновении государства.25)

Даже те скудные указания, которые можно найти в исторической литературе о возникновении Македонского государства, содержат много противоречивых данных относительно времени, когда государство у македонян возникло. Большинство буржуазных учёных относит это событие к далёкой древности. В югославской науке высказывается мнение, что начало сложению Македонского государства положило передвижение македонских племён из Верхней Македонии в Нижнюю уже в XII в. до н. э., а о раннем периоде Македонского государства можно говорить по отношению VI–V вв. до н. э.26) Советские историки полагают, что Македонское государство возникло в более поздний период, причём одни учёные считают, что Македония в VI в. до н. э. была ещё разделена на отдельные области, которые управлялись независимыми племенами. В VI–V вв. до н. э. она имела большое сходство с Фракией; и та и другая переживала стадию разложения первобытнообщинного строя и образования классового общества (акад. С. А. Жебелёв).27) С точки зрения других, лишь в V в. до н. э. усиливаются в Македонии процесс классовой дифференциации и тенденция к политической централизации, сопровождавшаяся ожесточёнными столкновениями между отдельными знатными родами и царской властью. В конце V – начале IV вв. до н. э. ослабление Афин и распад Афинского морского союза облегчили ускорение процесса объединения Македонии под властью одного царя (С. И. Ковалёв, Д. П. Калистов, К. М. Колобова, Л. М. Глускина).28) Наконец, третьи указывают, что в конце V и в IV вв. до н. э. социально-политический строй Македонии ещё сохранял многие черты гомеровского строя (В. В. Сергеев, А. И. Тюменев).29) По мнению акад. Тюменева, даже к началу правления Филиппа II Македония представляла собой пастушескую, полуземледельческую страну, далеко ещё не порвавшую с родоплеменным бытом. Большинство советских учёных считают, что основателем действительно единого и сильного Македонского государства явился царь Филипп II.30) При нём полностью завершается объединение Верхней и Нижней Македонии, страна выходит на широкую арену международной жизни, значительно расширяет свои пределы и становится самым сильным государством на Балканском полуострове.

В связи с различными толкованиями данного вопроса и учитывая его важность, появилась настоятельная необходимость более чётко разобраться в существе проблемы, уточнить свою собственную точку зрения по ней, высказать некоторые новые соображения. Исходными позициями здесь должны быть важнейшие высказывания классиков марксизма-ленинизма о государстве,

Ф. Энгельс и В. И. Ленин отчётливо показали, чем государство отличается от родового строя. По сравнению со старой родовой организацией государство отличается, во-первых, разделением подданных государства по территориальным делениям; во-вторых, учреждением публичной власти, состоящей не только из вооружённых людей, но и из вещественных придатков, тюрем и принудительных учреждений всякого рода, которые были неизвестны родовому устройству общества; в-третьих, возникновением чиновничьего аппарата, обладающего публичной властью и правом взыскания налогов, которые совсем не известны родовому строю.31)

По В. И. Ленину, государство возникает тогда, когда «появляется такая особая группа людей, которая только тем и занята, чтобы управлять, и которая для управления нуждается в особом аппарате принуждения, подчинения чужой воли насилию – в тюрьмах, в особых отрядах людей, войске и пр...».32)

В македонской истории нет возможности проследить наличие компонентов, характеризующих государство на ранней стадии развития. Памятники т. н. гальштадской культуры в Македонии свидетельствуют о наличии ещё родовой организации у македонян.33) Могильник в Пателе, раскопанный русскими археологами, интересен тем, что он отчётливо сохранил родовой принцип захоронения.34) Вместе с тем археологический материал говорит уже и о далеко зашедшем расхождении родового строя. Известно, что раскопки в Пателе дали довольно значительное количество предметов из керамики, бронзы и железа.35) Наряду с глиняными сосудами и изделиями из бронзы, среди которых был большой бронзовый меч, обнаружено много железных мечей, ножей, стрел, наконечников копий.36) При раскопках в Чаучице также обнаружены глиняные сосуды, бронзовые или золотые украшения и железное оружие: щиты, большие ножи и мечи. Железные наконечники копий найдены также у р. Вардар и в верхней части долины Галиакмона. Эти памятники совершенно определённо свидетельствуют, во-первых, о том, что ремесло у македонских племён достигло значительного уровня. Многочисленные бронзовые украшения, искусно сделанные фибулы, бусы, браслеты, подвески, запястья большого веса и размера, амулеты, небольшие золотые диски с вытесненными геометрическими рисунками несомненно говорят о высоком развитии техники обработки бронзы. Во-вторых, находки бронзовых, и особенно железных орудий и оружия, указывают как на дальнейшее развитие производства, так и на роль войны, которая становилась тогда, по выражению Ф. Энгельса, «постоянным промыслом».

К гальштадскому периоду относятся и археологические открытия в Куманове на территории Северной Македонии. Кумановские находки представляют редкий случай накопления в одном месте группы памятников, характеризующих целый культурный комплекс.37) Эти находки хорошо связываются с находками в Чаучице, имеют точки соприкосновения с раскопками из Эгейской Македонии в Верии и Пателе.38)

По утверждению югославского археолога д-ра Милутина В. Гарашанина, культура ранней фазы македонского гальштадта находится под влиянием культуры западнобалканских иллирийцев и племён северных областей, т. н. фрако-киммерийской группы. Эти культурные влияния образовались в результате непосредственного соприкосновения, а на отдельных территориях формировались и локальные продукты материальной культуры, которые мы узнаём под именем дарданцев, пеонийцев, македонян.39)

Однако не следует забывать, что в экономической жизни гальштадских племён и территорий, входивших в сферу их влияния, железо всё еще играло сравнительно ограниченную роль.40) В советской археологической науке высказывается мнение, что довольно большое число богатых погребений эпох бронзы и раннего железа, рассредоточенных в разных областях, преимущественно там, где находились залежи естественных богатств, и в пунктах междуплеменного обмена, можно рассматривать только как свидетельство начала имущественного расслоения общества. Должно пройти много времени, прежде чем окончательно разрушится родовой строй и возникнет государство.41) Это относится и к Македонии.

Конец гальштадского периода в Македонии знаменует собой начало культуры Требениште, которую Гарашанин датирует концом VI в. до н. э. Эта культура, богатая уникальными памятниками, вызывает много споров среди учёных, главным образом по вопросам датировки археологических данных, а также относительно непосредственных носителей этой культуры.42) Некрополь в Требениште датируется: акад. Н. Вуличем – VI в. до н. э., Попович относит его ко второй половине V в. до н. э., акад. М. Васич – к IV в. до н. э., П. Лисичар – к IV–III вв. до н. э. Вулич считал, что в этом некрополе были захоронены иллирийцы или македоняне. Позднее он пришёл к выводу, что в нём покоится иллирийская знать. В книге по истории Югославии высказана мысль о том, что в Требениште мы имеем дело с греческой колонией.43) Наконец, П. Лисичар полагает, что основными носителями «требеништской цивилизации» были горномакедонокие племена линкесты.44) Какие противоречивые мнения ни были бы высказаны по поводу датировки этого памятника и его создателей, они не могут отрицать влияния этой культуры как на Македонию, так и на прилегающие к ней земли. Не исключена вероятность, что предметы некрополя относятся к более продолжительному периоду, наиболее ранние из них, особенно чернофигурная керамика, к концу VI в. до н. э., а другие – ко второй половине V в. до н. э.45) Вулич предполагал, что с местными жителями Требениште и его окрестностей вели оживлённую торговлю греческие торговцы. Ещё в конце VI в. до н. э. они привозили свои товары на северный берег Охридского озера и торговали не только с населением Требениште, но и по всей области.46) Это ещё лишний раз подтверждает наличие в конце VI в. до н. э. торговых отношений между Македонией и Грецией, что не могло не отразиться на общественном строе македонян. Как известно, первобытный обмен между племенами с совершенно однородной ступенью развития не вызывает каких-либо существенных изменений в общественном строе.47) Но когда племена с разлагающимся родовым строем вступают в отношения, мирные или враждебные, с народностями, уже вступившими на ступень классового общества, наблюдается определённое влияние ранних рабовладельческих государств на «варварские племена».48) Такое влияние со стороны греческих колоний и греческих государств на македонские племена, безусловно, имело место. Их торговое вмешательство усиливало процесс разложения родового строя. Но значение этого вмешательства не следует преувеличивать.

Археологический материал гальштадского периода и т. н. «требеништской цивилизации» сохранил нам и локальные варианты македонской материальной культуры. Археологические памятники этого времени показывают македонское общество в состоянии далеко зашедшего разложения родового строя. Но о наличии государственной организации они не говорят. Не дают никаких достоверных сведений о раннем её существовании и литературные источники.

Первые литературные данные о Македонии связаны с преданием о Теменидах. В рассказах Юстина и Диодора о них упоминаются три имени царей, ещё совершенно не известных Геродоту и Фукидиду: Каран, Кен и Тирм. С именами двух последних не связывают никаких исторических событий. Рассказы касаются только Карана, потомка Теменеса, брата царя Фейдона из Аргоса.49) Каран пришёл в Эматию с множеством греков, где он и основал своё царство.50) Геродот не знает никакого Карана. Он называет основателем Македонского царства Пердикку I, который бежал из Аргоса к иллирийцам с двумя своими братьями. Из Иллирии они перешли в Македонию, которую затем покорили.51)

Мы можем предположить, что сказания о Теменидах как основателях Македонского царства и родоначальниках македонских царей искусственно сплетены в миф о походах дорийцев и возвращении Гераклидов. Они политически тенденциозны, ибо показывали родословную басилеев, захвативших наследственную власть Гераклидов, а божественное происхождение власти, естественно, должно было возвеличить её значение и поднять её авторитет.52)

В данном случае мы не будем рассматривать историческую достоверность и политическую тенденциозность этих версий. Они уже были предметом нашего изучения. Нас они интересуют сейчас в связи с вопросом о времени возникновения Македонского государства. Прежде всего, в этих оказаниях отчётливо показано, что до прихода Теменидов в Македонию там велась ожесточённая межплеменная борьба, которую пришельцы пытались использовать в своих интересах.53) Борьба шла между населением Южной Македонии Эордеи и царём орестов. Миф об Архелае, который ассоциируется с мифом о Каране, указывает, что Архелай, сын Теменеса, изгнанный своими братьями, пришёл в Македонию к царю Эордеи Кисею, который вёл борьбу со своими соседями. Темениды выселяли или обращали в бегство жителей завоёванных районов, в некоторых случаях даже порабощали их. Фукидид говорит о насильственном перемещении македонских племён. Он говорит о почти полном истреблении эордейцев, об изгнании или даже порабощении жителей, о том, что македоняне покорили своей власти и остальные племена (των αλλων εθνων)54). Правда, в тексте Фукидида далеко не всё ясно, и главным образом, не ясно время, когда эти события совершались. Мы не знаем, как это насильственное перемещение населения повлияло на развитие производительных сил. Во всяком случае, они не дают нам никакого права считать, что в это время созрели условия для возникновения государства. Между тем итальянский историк Р. Парибени называет Карана главой государства.55) Он полагает, что во времена легендарных Карана, Пердикки и Архелая уже существовало Македонское государство. Для такого утверждения нет никаких оснований. Смущает только единственное указание Юстина, что Каран, изгнав Мидаса и других царей, стал править один и был первым, кто, объединив племена разного происхождения (gentibus variorum populorum), сделал Македонию единым целым (unum corpus) и дал своему растущему царству основу для дальнейшего расширения.56) Другие источники не говорят о Каране как о создателе единого Македонского царства. Кроме того, само утверждение Юстина о Каране противоречит его собственным указаниям относительно Филиппа II, которому он также приписывает, что он из многочисленных племён и народов «создал единое царство и единый народ» (unum regnum populumque constituit).57) Весьма вероятно здесь усмотреть смешение Карана с Филиппом, при котором действительно такое объединение имело место. Между тем до Аминты I организация власти у македонян была ещё очень элементарна. Источниками хорошо прослеживается военная функция вождя. Он воюет под руководством своей дружины, ведёт тяжёлую борьбу с иллирийцами, захватывает чужую территорию, в некоторых случаях даже порабощает население и приобретает пленных. Но такую роль выполняют и гомеровские вожди, которые, как известно, не являлись ещё руководителями государства. Можно в какой-то мере говорить и о религиозной функции вождя. Болгарский учёный Г. Кацаров доказал, что в легенде о Каране скрыт зооморфный миф. Македоняне первоначально почитали бога козла по имени Каран (рогатый).58) Известно в Греции широкое распространение родовых эмблем, которые обычно помещались на щитах: дракона, бычьей головы, змеи и др.59) Такие родовые эмблемы имели место и у македонян, особенно связанные с тотемным животным козой. Легенда о стаде, за которым, по предсказанию дельфийского оракула, следовал Каран, свидетельствует не только о пережитках тотемизма, но и о выполнении религиозной функции вождя. Проследить какие-либо компоненты, характеризующие государство, в этих фактах никак не возможно. Никем из историков и археологов здесь не обнаружено типичных для государства признаков рабства. Источники не упоминают ни о налогах, ни о чиновниках, ни о тюрьмах, ни о постоянном войске. Такое умолчание не является случайностью.

Литературная традиция ничего принципиально нового в этом вопросе не даёт и относительно правления Аминты I, деятельность которого падает на вторую половину VI в. Лишь в конце VI в. наблюдается известное расширение македонской территории к востоку и югу до берегов Стримона и Эгейского моря. Македония вступает в связь с другими государствами, в том числе с Афинами, о чём свидетельствуют, в частности, приятельские отношения Аминты с Писистратом во время изгнания последнего из Афин и в период его руководства Афинским государством. Деловые отношения между Македонией и тираном Афин останутся до смерти последнего и сохранят тот же характер при его преемниках. Наличие торговых связей между Македонией и Афинами, безусловно, говорит о больших сдвигах в экономике македонского общества. Это подтверждает и то положение, что Писистрат, как указывает Аристотель, в районе Пангеи «собрал деньги и войско». Вместе с тем власть Аминты была непрочной. Она фактически распространялась только на Нижнюю Македонию. Что касается Верхней Македонии, особенно Линкестиды и Элимиотиды, то они управлялись отдельно вождями, которые, по Фукидиду, назывались «союзниками и подданными» Аминты. Когда Персия начала своё проникновение на Балканы, Аминта не мог оказать персам сопротивления.