Царские гробницы в Вергине (из истории раскопок)

В 1977 г. исполнялось 25 лет со дня первой попытки археологов раскрыть тайну Большого Кургана в Вергине. 8 ноября мы с коллегами прибыли к македонской гробнице, мирно покоившейся в глубине земли 2300 лет. Прошло более сорока лет с тех пор, как с профессором К. А. Ромэем мы впервые посетили небольшое селение на северном склоне Пиерии, в 70 км северо-западнее Фессалоник, с которым в дальнейшем была связана вся моя жизнь. Будучи еще студентом, с 1937 по 1940 г. я уже сопровождал моего учителя, когда при раскопках дворца он обнаружил превосходную македонскую гробницу III в. до н. э. с мраморным троном, который произвел на всех сильное впечатление. Там меня застала война, и как только после превратностей военного времени я снова вернулся в 1945 г. в Грецию, первой моей мыслью было отправиться именно на место наших предыдущих раскопок. Когда же я вновь присоединился к Греческой Археологической миссии, меня, как бы нарочно, снова направили в тот же самый район. Поэтому я неминуемо должен был начать раскопки как раз в том месте, где впервые постигал тайны науки у своего учителя; побуждаемый им, я и заложил первый пробный ров на вершине Большого Кургана.

Надо сказать, что Большой Курган расположен на обширном "кладбище" малых курганов; раскопки, давшие превосходные результаты, показали, что наиболее ранние захоронения в них датируются приблизительно 1000 г. до н. э., а позднейшие - концом эллинистического периода. После первых зондажей Большого Кургана в 1952 г., закончив обследование могильных холмов кладбища, уже в 1962 и 1963 г. я предпринял еще две попытки обнаружить захоронение, лежавшее, по моим расчетам, под самым крупным холмом. Хотя мои попытки не увенчались успехом, в толще земли было обнаружено несколько фрагментов могильных плит, брошенных за непригодностью. Закончив раскопки дворца, я решил сосредоточиться на Большом Кургане, завершив круг моей археологической деятельности там, где начинал.

Последнюю попытку я предпринял в 1976 г. Результаты раскопок того года имели решающее значение: хотя и не было достигнуто долгожданной цели, я получил данные, которые привели к идеям и соображениям, побудившим меня продолжить работы. Эти данные совершенно определенно говорили о том, что: 1) Эги - первая столица македонских правителей - располагались в районе нынешней Вергины, как это и предположил несколькими годами ранее английский историк Никлас Хэммонд; 2) здесь же следовало искать и могилы македонских царей, которые в соответствии с родовыми обычаями несомненно были погребены в Эгах; 3) Большой Курган в Вергине, по всей вероятности, - царский могильник, который скрывает в себе гробницу или гробницы царей; 4) будущие раскопки обещали быть необычайно интересными: можно было надеяться найти царское захоронение, первую неразграбленную македонскую гробницу, причем действительно гробницу царя. Свои прогнозы и предположения я опубликовал в 1976 г.¹, утверждая, что дальнейшие раскопки, могут принести самые неожиданные результаты.

Полный надежд, 31 августа 1977 г. я приступил к раскопкам. К началу октября в подошве холма были обнаружены три помещения, а 8 ноября с моими коллегами, доктором Стеллой Другу и доктором Хризой Палиадели мы подошли вплотную к неразграбленной македонской гробнице, размеры которой были приблизительно равны 10 х 5,5 м, а высота - 6 м.

Из трех обнаруженных нами строений одно - святилище Героев - было разрушено до основания, два других, сохранившихся полностью, были подземными гробницами. Первая усыпальница была прямоугольной (3,5 х 2,09 м, высота - 3 м) и не имела входа. Захоронение производилось через верхнее отверстие, которое затем закрывали большим продолговатым блоком. Гробница была разграблена в древности, причем грабители вынесли все содержимое, оставив несколько глиняных черепков и разбросанных в беспорядке костей. По керамике захоронение можно было датировать серединой IV в. до н. э., возможно 340 г. до н. э. Хранившиеся в гробнице приношения были, вероятно, очень ценны, и для нас это огромная потеря. И все же нанесшие такой урон грабители были не в состоянии вынести самую большую ценность этого помещения - настенную роспись. Это было для нас неожиданной компенсацией не только потому, что живопись прекрасно сохранилась на трех из четырех стен (особенно на длинной северной стене), но и потому, что она являла собой уникальный образец монументальной живописи IV в до н. э. (рис. 1). Сюжетом росписи было похищение Плутоном Персефоны.

Рис. 1. Плутон и Персефона на колеснице

Эта прекрасная композиция выполнена на поверхности в 3,5 м длиной и 1 м высотой. Бог подземного царства, изображенный на своей колеснице, в правой руке держал узду и скипетр, а левой рукой обнимал обнаженный торс молодой богини, в отчаянии заломившей тело и руки. Производит необычайно сильное впечатление манера, в которой художник написал полное жизни молодое тело в минуту отчаяния. Впереди четырехупряжной колесницы бежит бог Гермес, указывая коням путь в Аид. За колесницей - исполненная ужаса коленопреклоненная подруга Персефоны (Киана?), здесь же на земле брошенные цветы, только что собранные двумя женщинами.

Художественное мастерство рисунка исключительное. Предварительно сделанные на штукатурке эскизы показывают, что художник, работая в свободной манере, превосходно владел техникой рисунка. Конечная композиция в точности соответствует замыслу и пластике фигур, наполнена большой выразительной силой. Художник писал легко и быстро, что ясно прослеживается в свободных мазках кисти, особенно на лице Плутона. Кроме завораживающего рисунка бросается в глаза блестящий колорит: приглушенную палитру теплых красно-коричневых тонов - сиреневое одеяние бога, красный цвет колесницы, и коричневый, преобладающий в фигуре Кианы, - живописец обогащает дополнительными переходными тонами, создавая поистине великолепную композицию.

Любому зрителю ясно, что композиция выполнена большим художником. Очищенная и закрепленная на стене реставраторами Греческой Археологической службы под руководством художника Ф. Захариу, живопись находится в настоящее время в прекрасном состоянии. На основании данных античных историков я могу высказать предположение, что автором этого произведения был известный по письменным источникам знаменитый живописец середины IV в. до н. э. Никомах.

Роспись других стен сохранилась хуже. В неплохом состоянии дошла до нас сидящая фигура богини, вероятно Деметры, на восточной стене. На южной стене можно различить три фигуры, особенно в хорошем состоянии та, которая находится в восточном углу. Скорее всего, здесь изображены три Парки, однако сохранность композиции не дает оснований для столь однозначного вывода. Дальнейшее обследование росписи, возможно, приведет к более конкретным заключениям.

К северо-западу от этого помещения был обнаружен карниз фасада уже упоминавшейся так называемой "македонской гробницы" (Гробница II), большой камеры со сводчатым перекрытием, какие нередко встречаются в Македонии. Все ранее встречавшиеся нам македонские захоронения были разграблены. Поэтому до тех пор, пока мы не обнаружили "малую" гробницу с добычей лишь в виде настенной росписи, я надеялся найти нетронутую гробницу под громадой Большого Кургана (размеры: 110 м в диаметре, высота - 12-14 м). Теперь же я стал опасаться, что и эти гробницы не избежали общей участи.

С такими мыслями я приступил к расчистке фасада Гробницы II, который оказался украшенным художественной росписью (рис. 2). Пришлось немедленно обратиться за помощью к экспертам, которые выполнили деликатную задачу расчистки фасада от земли, в результате чего вскоре показался расписанный по низу фасада фриз. Когда удалили землю, нам открылась уникальная настенная роспись: фриз размером 5,56 м в длину и 1,16 м в высоту занимал всю ширину фасада.

Рис. 2. Вид фасада Гробницы Филиппа

Сюжетом послужила сцена охоты. На левом краю был изображен пронзенный копьем олень, чуть ниже - движущаяся фигура мужчины, слева, на заднем плане - всадник, сильно уменьшенный в размере и развернутый к зрителю на три четверти со спины. Здесь же изображены: засохшее дерево, идущий мужчина с дротиком, высокая стела, а справа - еще одна мужская фигура, спешащая к зверю (вепрю?), загнанному собаками. Рядом еще одно засохшее дерево, а дальше, в центре композиции и фасада - привставший на коне юноша в венке, держащий в правой руке копье. Его поза напоминает позу Александра на известной мозаике из Помпеи в музее Неаполя. Третье засохшее дерево служит фоном этой центральной фигуры. Справа от дерева композиция становится более людной, на ней более всего сосредоточился художник. Две мужские фигуры - одна с копьем, другая с дротиком - готовятся атаковать льва, обложенного собаками. На заднем плане, чуть выше фигуры льва вот-вот пронзит дикого зверя всадник с занесенным над головой копьем. Его голова наполовину скрыта мордой коня, однако ясно, что это центральная фигура композиции, которая имеет индивидуализированные черты портретного сходства. Правую часть композиции занимают две движущиеся фигуры, одна из которых протягивает сеть для ловли зверя.

Нет сомнений, что это первоклассное художественное произведение и вместе с настенным изображением Плутона из Гробницы I - уникальный образец сохранившейся до наших дней греческой живописи. Хотя оба произведения близки друг к другу по времени, существуют значительные различия в стиле. Сцена охоты выписана не столь рельефно, живопись мягче, в то время как композиция более сложна. Видно, что художник работал с обдуманной тщательностью, учитывал возможности, предоставляемые размерами, а также трудности, которые предстояло преодолеть. С самого начала здесь есть попытка обозначить ландшафт и пространство, в котором движутся фигуры: бегущий слева олень, скачущий на заднем плане всадник, деревья, стела, еще один всадник, движущийся на зрителя, размещение животных на разных уровнях - все это создает чувство пространства и ландшафта. Я рискнул бы утверждать, что пейзаж тяготеет к третьему измерению, к выходу за пределы пространства сюжета, хотя выписано это недостаточно четко.

Явно различим эффект соседства светлого заднего плана с очень темными деревьями и животными, видна связь полутонов теплых (желто-оранжевый, светло-красный, коричневый, светло-лиловый и пурпурный) и холодных (зеленый, пятна голубого) цветов.

Мне кажется, что особенности рисунка и композиции, такие явно необычные мотивы, как сухие деревья, выбор цвета, роднят это произведение с сюжетом Битвы Александра, которая, видимо, послужила моделью для мозаичного полотна об Александре. Если же, как полагает большинство исследователей, полотно выполнено ок. 320 г. до н. э., тогда уместно предположить, что сцену охоты расписывал тот же живописец несколькими годами ранее. Битва Александра - произведение более сложное, сделанное более зрелым мастером. Настенная же роспись Вергины - результат работы художника, еще не достигшего вершин мастерства. Судить более определенно, чем на основании этих первых впечатлений, наверное, преждевременно, по крайней мере до тех пор, пока роспись не будет тщательно изучена. Сейчас же можно лишь утверждать, что это очень значительное свидетельство величия искусства древней Греции.

Допуская, что грабители уже пытались открыть дверь гробницы, я принял решение копать в центре фасада. Освободив от земли верх открытой двери, я мог бы заглянуть внутрь и, если возможно, туда проникнуть. После расчистки большая двустворчатая мраморная дверь неожиданно предстала перед нами целой и невредимой - это единственная дверь из древней Греции, через века дошедшая до нас в таком виде. Это означало, что скорее всего, почти наверняка, гробница не подверглась разграблению. Размеры гробницы, великолепная роспись фасада вместе с "малой" гробницей и святилищем Героев наводили на мысль, что она должна принадлежать очень важной персоне. К тому же размер Большого Кургана давал основания полагать, что это место царского захоронения, а черепки, найденные перед фасадом, датировали его временем ок. 340 г. до н. э. Неудивительно, что все это вместе взятое рисовало перед нами очень волнующие перспективы. Мы уже обнаружили две великолепные росписи, а теперь стояли на пороге раскрытия тайны, которую гробница хранила 2300 лет. Усилия 25-летнего периода могли увенчаться самым непредвиденным образом.

Мы сразу изменили график раскопок. В конце октября начинался период дождей, иссякали и средства, выделенные на раскопки: по плану мы должны были заморозить работу до наступления следующего года. Теперь же, когда мы были почти уверены, что гробница нетронута, надо было продолжать работы, не только для того чтобы, заглянув внутрь, увидеть, что там находится, но прежде всего ради того, чтобы сохранить ее содержимое. Как археолог в тот момент я чувствовал огромную ответственность момента: надо было принимать решение быстро и к тому же наверняка.

Прежде всего следовало решить, как проникнуть внутрь. Пытаться открыть двери без того, чтобы не повредить их, без риска разрушить фасад конструкции и тем самым нанести серьезный ущерб росписи, не представлялось возможным. Я решил, что есть единственный путь. Из долгого опыта раскопок македонских захоронений я знал способ, с помощью которого древние грабители легко проникали внутрь без ущерба для себя и конструкции: следовало убрать центральную плиту в верху перекрытия - тот основной камень, который подпирался боковыми сторонами свода. Плита эта, обычно небольшая по размеру, всегда лежит последней в центре конструкции перемычки, поэтому может быть удалена легко и без хлопот. Но для этого следовало расчистить весь свод - работа, которую мы планировали провести в следующем году.

Работы были начаты немедленно. Добравшись до верха перекрытия, мы столкнулись с двумя сложностями. Первое: весь верх свода был покрыт толстым слоем штукатурки - до сих пор мы не встречали такого ни в одной македонской гробнице. Второе: на западной стороне перекрытия наткнулись на груду сырцового кирпича. На некоторых отчетливо различались следы огня и остатки белого покрытия. Тщательное их обследование было вознаграждено: в центре кучи земли и кирпичей мы нашли два железных меча, наконечник стрелы и много фрагментов конской сбруи.

Все эти вещи были обуглены и, по-видимому, перенесены сюда из погребального костра после кремации. Видимо, в жертву был принесен и конь, если вспомнить описание похорон Патрокла у Гомера, когда на погребальный костер друга Ахилл возвел, принеся в жертву четырех коней. Вместе с железными предметами были найдены обломки золотой диадемы (теперь мы знаем, что эти фрагменты - часть большой диадемы из саркофага, захороненной вместе с останками) и множество обгоревших кусочков слоновой кости. Не повредив основной конструкции, мы сняли кирпичи, за которыми находилась центральная плита перемычки.

Все было готово к вскрытию гробницы в четверг 8 ноября 1977 г. в день, когда греческая ортодоксальная церковь отмечает день архангелов Михаила и Гавриила. Среди собравшихся были археологи, технические сотрудники Археологического музея в Фессалониках, два архитектора, реставраторы строительных остатков, реставраторы живописи и фотограф-археолог.

Когда убрали плиту, я, прежде всего, оглядел внутренние стены. Роскошная роспись фасада позволяла надеяться на нечто подобное и внутри гробницы. Но мы были глубоко разочарованы, обнаружив, что стены покрыты слоем грубой штукатурки. Я бегло оглядел пол у западной стены помещения: все предметы, находившиеся там во время захоронения, по-прежнему оставались на местах. На полу сохранились остатки, по-видимому, деревянной мебели, а по обе стороны помещения - металлические предметы в очень хорошем состоянии: слева от наблюдателя - серебряные сосуды, справа - бронзовое и железное оружие и утварь. Было видно, что за главным помещением расположена вторая камера, отделенная от первой мраморной дверью, как и на фасаде полностью сохранившейся и нетронутой. Прямо под отверстием перемычки свода у самой западной стены помещения стоял четырехугольный мраморный саркофаг. Я предположил, что в нем находится урна с пеплом.

Следующие дни были полны невероятных событий, отчасти дополнявших наши предположения, а отчасти сенсационных. Необходимость описать находки непосредственно на месте их расположения вынуждала нас действовать с предельной осторожностью. Больше не было сомнений в том, что в юго-западном углу помещения находятся бронзовая утварь, бронзовое и железное оружие (рис. 3).

Рис. 3. Бронзовые сосуды для умывания и оружие в юго-восточном углу помещения

Там были два больших бронзовых кубка, бронзовые чаши для возлияний, бронзовый сосуд для вина, бронзовый и железный треножники. Умиляла большая губка в горлышке опрокинутого сосуда. Наше любопытство вызвала большая емкость с пробитыми отверстиями - тип редкий, однако уже встречавшийся: несколько лет назад в гробнице около Фессалоник был обнаружен подобный предмет. Никто не мог разгадать его назначения. Теперь, заглянув внутрь, мы получили ответ: в сосуде помещалась глиняная лампа, установленная на железном основании, - это был светильник.

К одной из стен был прислонен большой круглый бронзовый предмет, напоминавший щит. Рядом лежала пара наголенников, железный шлем - первый македонский шлем, который мы когда-либо держали в руках, неподалеку - еще одна пара бронзовых наголенников. Около шлема находился большой блестящий круглый предмет из золота и серебра. Подобного мы еще не встречали. Подняв щитообразный предмет, мы решили, что он не мог быть щитом, поскольку не имел наручника или каких-либо других принадлежностей щита. Под этим предметом у самой стены в беспорядке лежали обломки различных материалов, можно было обнаружить кусочки слоновой кости и золотые полоски с остатками орнамента. Снова подумали о щите: эти предметы могли быть остатками щита, выполненного из дерева и кожи с хрисоэлефантинным орнаментом (дерево и кожа, по-видимому, истлели и рассыпались в прах). В этом случае бронзовый предмет не мог быть ни чем иным, как футляром щита. С самого начала этот щит настолько овладел моим воображением, что я объявил его самой замечательной находкой гробницы. Чутье не подвело меня, поскольку теперь, когда реставраторы под руководством Георга Петкусиса закончили восстановительные работы, можно сказать, что щит этот действительно поистине уникален. Периферийную его окружность покрывал волнистый орнамент из слоновой кости, изящных золотых пластин с вкраплениями стекла. Центр щита был позолочен, на нем располагалась резная группа из слоновой кости: две фигуры высотой 0,35 м. Стоящий мужчина поддерживает женщину, ноги которой подогнуты в коленях, она готова упасть (Амазономахия?). На внутренней стороне щита перекрещиваются четыре широкие золотые полоски с рельефами, на которых изображены крылатые богини победы. По центру у рукояти проходит широкая тонкая пластина с изображением четырех геральдических львов, пустота между ними заполнена орнаментом.

Еще один уникальный предмет македонского вооружения - железный панцирь - лежал на полу несколько южнее центра помещения (рис. 4).

Рис. 4. Железный панцирь из Гробницы Филиппа

По форме он напоминал доспехи Александра Великого на мозаике в Неаполе. Нагрудник состоял из пяти скрепленных пластин, что делало его удобным для пользования, наплечники были выполнены из четырех добавочных так же скрепленных пластин. Эти замечательные железные пластины, надевавшиеся на кожу или иной другой материал, окаймлены узкой золотой полосой с рельефным орнаментом и более широкой горизонтальной золотой полоской, украшенной изнутри и снаружи. Спереди панцирь украшают шесть золотых львиных головок, которые служили застежками для кожаного ремня, скреплявшего наплечники и переднюю часть панциря с боковыми, где были расположены еще две львиные головки. Внизу панцирь имеет 58 золотых накладок. В общем, это была в высшей степени замечательная находка. Уже только эти два военных доспеха - щит и панцирь - наводили на мысль, что их обладатель был не просто царем, но исключительно могущественным царем и человеком высокой культуры.

У северной стены находились серебряные сосуды для вина, обычно используемые на пирах (рис. 5).

Рис. 5. Одна из двух серебряных ойнохой из Гробницы Филиппа

Все эти произведения искусства самой высокой пробы свидетельствовали о давно существующей художественной традиции. По сравнению с некоторыми схожими предметами, найденными в других богатых захоронениях, они обнаруживают черты особой оригинальности, что позволяет отнести их к шедеврам греческого искусства обработки металла. Высочайший уровень мастерства особенно заметен на маленьких рельефных головках рукояти; головки позволяют понять истинную художественность греческой скульптуры IV в. до н. э., знакомой нам, как правило, по слишком изысканным и подчеркнуто преувеличенным римским копиям, не дающим представления об оригинале. Здесь перед нами последние всплески подлинно классической традиции, еще не испытавшей будоражащего, насильственного влияния эллинистического барокко, которое придавало ей новые межнациональные черты. С этой точки зрения есть основания отнести гробницу ко времени до 330 г. до н. э.

Разрозненные фрагменты деревянной мебели, найденные перед четырехугольным мраморным саркофагом, могли принадлежать богато украшенному ложу. Остатки его с самой тщательной предосторожностью были перенесены на оборудованную в стороне рабочую площадку. По мере продвижения восстановительных работ мы могли судить, сколь своеобразную вещь мы потеряли. Однако вскоре появились достаточные данные для воссоздания внешнего вида ложа, по крайней мере в отношении тех его частей, которые были сделаны из слоновой кости и не были разрушены полностью (большинство украшений, к счастью, были выполнены как раз из стекла и слоновой кости). Таким образом, мы узнали, что ложе имело фриз со скульптурными миниатюрами людей и мифологических персонажей, выполненными из слоновой кости.

Мифологические фигурки располагались по нижнему краю, а человеческие изображения - в самом верху. Музу, играющую на лире, восхитительного сидящего Диониса, две гермы и треножник можно, видимо, отнести к первому ряду изображений. Из второй группы сохранилось несколько разрозненных конечностей, а также несколько небольших головок. Эти головки имели, вероятно, индивидуализированные черты и представляли образцы раннегреческого скульптурного портрета IV в. до н. э. Из них с большой степенью достоверности можно выделить портретное изображение Александра Великого, наиболее убедительное из всех, когда-либо найденных, хотя это изображение очень молодого человека, выполненное, должно быть, при его жизни (рис. 6). Вторая скульптурная головка, изображающая бородатого зрелого мужчину, - на мой взгляд, первоклассный портрет Филиппа (рис. 7).

Рис. 6. Головка из слоновой кости, высота 3,4 см.
Идентификация с Александром почти не вызывает сомнений

Рис. 7. Головка из слоновой кости, высота 3,2 см.
Ее идентификацию с Филиппом можно принять за достоверный факт

Волевые, несколько утомленные черты этого великого правителя с почти незаметным, однако недвусмысленным намеком на слепоту правого глаза поразительно напоминают портретное изображение Филиппа на золотом медальоне римского времени из Тарса. Оба эти портрета - Филиппа и Александра, должно быть, созданные большим мастером, могут служить историческим свидетельством для интерпретации всего комплекса находок, обнаруженных в гробнице. Третья головка, имеющая разительное сходство с чертами Александра, могла принадлежать его матери Олимпиаде. Но поскольку сохранившихся миниатюрных скульптур мало и каждая из них имеет индивидуализированные портретные черты, необходимо чрезвычайно тщательное их изучение, прежде чем они окончательно могут быть идентифицированы с достаточной степенью уверенности. В тот момент можно было лишь утверждать, что каждая головка из слоновой кости - это произведение искусства, которое никоим образом нельзя спутать с обычной ремесленной поделкой; они созданы гениальным художником, в совершенстве владевшим техникой, обладавшим недюжинным интеллектом и остротой восприятия.

После реставрации мы получили некоторое представление и о ножках ложа: они были украшены пальметками и орнаментом слоновой кости с вкраплениями стекла, целиковые пластины прикреплялись к деревянному основанию ложа. Выяснилось, что спирали на ножках, изготовленные из слоновой кости, в центре были украшены полукруглыми стеклянными геммами. Сверху и вокруг спирали ножки были обложены тончайшими золотыми пластинами с оттиснутыми рельефами четырехупряжных колесниц, Менад, Эротов и т. п., покрытыми сверху стеклянными пластинами так, что золотые рельефы просвечивали сквозь прозрачность стекла.

Нужно было время, чтобы очистить, скрепить, сохранить и восстановить весь этот материал, состоящий в основном из бесчисленного числа разрозненных фрагментов. Но и в таком виде он служил неоценимым источником информации: вряд ли можно было рассчитывать на еще хотя бы одну столь невероятную археологическую удачу. Помимо художественной ценности содержимого гробницы, на примере произведений искусства мы имели возможность познакомиться с техникой классического эллинизма, о которой до сих пор имели очень слабое представление. Я думаю, что их изучение в Греции и за рубежом на основе самых современных методов анализа представит ценные сведения не только для археологов, но и для специалистов других областей.

Мы еще не вскрывали мраморный саркофаг, где я рассчитывал увидеть какой-либо сосуд с останками после кремации. Уровень прежних находок позволял надеяться, что саркофаг таит в себе нечто необыкновенное. Но и в самых смелых своих мечтах я никогда не мог себе вообразить то, что увидел внутри. На дне сверкала массивная золотая урна с многолучевой звездой, знакомой по изображениям на македонских щитах и монетах (рис. 8). По бокам располагался орнамент из лепестков лотоса, пальметок, стеблей, цветов, листьев и розеток. Наши изумление и восхищение сменились благоговением, когда мы ее вскрыли: мы увидели абсолютно чистые, будто промытые человеческие кости. Окрашенные в синий цвет, они носили след пурпурной ткани, в которую были завернуты. Сверху лежал смятый и сплющенный роскошный золотой венец из дубовых листьев и желудей. Восстановленный в прежнем великолепии, он представляет теперь самый бесценный и пышный венец, доставшийся нам от античности.

Рис. 8. Большая золотая урна внутри мраморного саркофага в основной камере Гробницы Филиппа

Золотая урна с останками вновь возвращает нас к описанию похорон Гектора в последней песне "Илиады". Царское захоронение в Вергине в точности соответствует этому описанию: кости, извлеченные из погребального костра, промывали и, обернув в пурпурный пеплос, складывали в золотую урну. Такую золотую урну мы впервые держали в руках; этот уникальный золотой саркофаг - самое большое сокровище, сохранившееся от древней Греции до наших дней, его вес 7,790 кг.

Когда эти бесценные предметы были отправлены в Археологический музей Фессалоник, перед нами снова стала задача - как же проникнуть в переднюю камеру. Мы не могли открыть мраморную дверь, не повредив материалы, находившиеся рядом. Единственно возможным способом было вынуть камень стены справа или слева от двери перегородки. Со всех точек зрения это было относительно легко и нехлопотно. Исходя из опыта предыдущих раскопок македонских гробниц (хотя мы сталкивались с уже разграбленными захоронениями), мы не особенно рассчитывали обнаружить что-нибудь особенное во входном помещении. Скорее мы надеялись встретить художественную роспись или керамику, которая уточнила бы датировку захоронения.

Когда проделали отверстие в стене, нас ожидали новые сюрпризы: прямо перед нами у южной стены предстал еще один мраморный саркофаг, несколько превышающий тот, который находился в главной камере. За саркофагом на полу под куском штукатурки мы обнаружили золотой венок. Благодаря реставраторскому искусству Д. Матиоса, восстановившего не только этот, но и многие другие шедевры, мы имеем теперь возможность любоваться замечательным античным венком. Изящная миртовая листва и чудесные цветы, искусно сочетаясь, кажется, вырастают из изящного овала венца, соединяя естественные и художественные черты, и как бы продолжают жить в произведении искусства.

Штукатурка этой камеры, белая внизу и красная в верхней части, оказалась в хорошем состоянии. Обвалившиеся со стен и потолка ее обломки тут и там покрывали пол. Здесь же было много разрозненных следов органического материала, очевидно, остатки истлевшей деревянной мебели или текстиля. Необычайно просторная, входная камера оказалась буквально набитой погребальной утварью. Прокладывая путь, я пристально всматривался в нишу, образованную двумя мраморными стелами, граничащими с внутренней мраморной дверью. Там стояла рельефная золотая пластина, скошенная по левому краю (рис. 9).

Рис. 9. Золотой горит, найденный у входа в Гробницу. Слева - стрелы, найденные внутри горита

Я сразу вспомнил скифские гориты (колчаны для стрел), найденные на юге России. Рядом лежала пара позолоченных бронзовых наголенников, причем левый был заметно короче. На полу лежали целые и побитые алабастровые сосуды для масла. У северной стены обнаружили изумительную золотую пектораль, рядом - две золотые Медузы, насколько я могу судить, самые восхитительные из всех известных с древности.

Золотая обкладка горита представляла собой пластину, разделенную на три части, две из них были украшены фигурными рельефами; третья, самая большая, украшенная орнаментальным рельефом, заканчивалась вверху фигурой стоящего воина. Изобразительные рельефы были объединены одним сюжетом: воины, облаченные в панцири и вооруженные мечами и щитами, ведут сражение, в то время как женщины, некоторые с детьми, ищут спасения у алтарей со статуями богов. Можно понять, что изображена сцена взятия города и победители врываются в храмы. Первое, что приходит в голову - падение Трои - излюбленный сюжет греческого искусства. Однако более пристальное изучение заставляет в этом усомниться, поскольку изображенные фигуры не удается идентифицировать ни с одним из известных персонажей: Приамом, Кассандрой или другими греческими героями. Очевидно, здесь приведен сюжет иного, менее известного и реже изображаемого в классическом искусстве сказания.

Одна проблема - интерпретация сюжета, другая - объяснение находки горита в македонской гробнице. Известно, что такие роскошные гориты любили использовать скифские вожди, несколько подобных образцов было обнаружено в районах проживания скифов на юге России. Семь фрагментов похожих горитов, найденных в Карагодеуашхе, не только сходны по изображенным на них сюжетам, но, вероятнее всего, даже изготовлены по одной матрице с горитом из Вергины, как я и предполагал с самого начала. Этот вывод подтвердила советская исследовательница-археолог А. П. Манцевич. Момент этот чрезвычайно важен, и на мой взгляд, единственное приемлемое объяснение наличия горита в древней столице Македонии - то, что он попал сюда в качестве военного трофея после победы македонцев над скифами. Доподлинно известно, что Филипп сражался со скифами в 339 г. до н. э. и, одержав победу над старым царем Атеем, взял богатую военную добычу. Почему бы гориту из Вергины не быть одним из этих трофеев?

После вскрытия саркофага входной камеры нас ожидал очередной сюрприз: еще одна урна, меньших размеров и проще украшенная, ослепила нас золотым блеском (рис. 10).

Рис. 10. Малая золотая урна, обнаруженная внутри мраморного саркофага входной камеры Гробницы Филиппа

Мы извлекли ее из саркофага и, поставив на рабочий настил, вскрыли. Взорам открылась почти неправдоподобная картина: чудесная пурпурно-золотая парча покрывала кости; золотое основание, затканное пурпурными цветами, лепестками и стеблями, обрамлялось волнистым пурпурно-золотым узором (рис. 11).

Рис. 11. Один из двух фрагментов золото-пурпурной ткани, обнаруженной в малой урне

Золотые нити, прекрасно сохранились, а пурпур превратился в тонкую клейкую массу, вот-вот грозившую исчезнуть. Поспешив сделать фотографии и сохранить таким образом уникальную картину, которую нам посчастливилось созерцать, мы немедленно опустили герметичную крышку.

Спасение этой ткани было наиболее трудоемкой частью работы, проделанной реставраторами Археологической службы. Парча обмялась по форме завернутых в нее костей, измялись подоткнутые края ткани, отдельные обрывки перемешались с останками. Отвечавший за эту работу Т. Маргаритов вместе со своими изобретательными сотрудниками не только сумел спасти ту часть ткани, что лежала нетронутой сверху, но и почти полностью восстановил пурпурно-золотое полотно.

В урне с завернутыми в ткань останками было еще одно уникальное украшение: женская золотая диадема - без преувеличения - самое потрясающее известное нам украшение древности. Отличали ее не столько роскошь, сколько тонкое изящество, фантазия и совершенство формы. Золотые стебли со множеством завитков, бутоны на изогнутых золотых ножках, венчающие всю композицию пальметки и пчелы над цветами - все это вместе создавало уникальнейшее произведение искусства.

После изучения всего, что было обнаружено в конце сезона 1977 г., мы пришли к выводу, что перед нами царская гробница; это уже не вызывало сомнений и вряд ли было преувеличением. Самая большая из македонских гробниц, она была украшена замечательной росписью искусного художника, к тому же ее содержимое и в прямом и переносном смысле представляло огромную ценность. Вообще, когда мы говорим о царской гробнице, речь необязательно должна идти о захоронении царя - это вполне может быть могила какого-либо члена царской семьи. В нашем же случае значительность находок заставляла думать, что гробница должна принадлежать главе царского рода. Однако эти соображения были еще не достаточным основанием для такого утверждения. Но, по меньшей мере, одно обстоятельство прямо свидетельствовало в пользу того, что здесь захоронен царь: тот круглый предмет из золота и серебра, который мы обнаружили в основной камере позади панциря. Это была диадема в виде полого кольца, два конца которого скреплялись специальным приспособлением, позволявшим регулировать размер объема. Этим приспособлением был Гераклов узел, который завязывался на внешней стороне, а концы его свисали с противоположной стороны. Мы не сомневались, что этот не имеющий иного назначения предмет носили на голове. Застежка прямо указывала, каким образом его надевали, поскольку Гераклов узел и завязки должны быть расположены сзади. Некоторые правители из преемников Александра Македонского - например, Антиох III, Аттал III, Антигон Гонат - имеют похожие диадемы на своих изображениях. На некоторых портретах Александра он также изображен в подобной диадеме. Из этого можно сделать вывод, что такая диадема - корона царя. Это позво