Философская антропология об отношении к науке

Другая важная проблема – о соотношении научных и ценностных элементов в философии и в философском познании человека – как правило, решается в современной буржуазной философии на двух полярно противоположных уровнях: с одной стороны, на основе сциентистского подхода к человеку и философии, то есть путем универсализации и абсолютизации научного метода (преимущественно естественнонаучного), с другой стороны, на основе ценностного подхода, когда субъективно-творческой, духовно-нравственной и волевой стороне познания придается самостоятельное и решающее значение. Наиболее характерными примерами этих двух подходов могут служить неопозитивистская и экзистенциалистская философия. Сциентистский и ценностный подходы к познанию действительности и человека предполагают и соответствующее понимание природы самой философии, ее места и роли в жизни. В первом случае она рассматривается только как часть и форма научного знания, а человек – в качестве объекта, полностью и адекватно исчерпываемого научным знанием. Во втором случае философия понимается как определенная форма субъективного переживания и постижения мира, как своеобразная ценностно-нравственная установка или убежденность, вера, как мироощущение и миропонимание, предопределяющие всю теоретическую и практическую деятельность, а человек в своем подлинном существе предстает как нечто принципиально необъективируемое, невещественное, как некое автономное и свободное творческое начало, которое не может быть зафиксировано в понятиях науки и которое доступно лишь философскому постижению.

В современной философии предпринимаются и различные попытки синтезирования этих двух противоположных принципов. Философская антропология может служить тому примером, поскольку в ней оба эти принципа сохраняются почти в неизменном виде. Один из учеников М. Шелера, Поль Ландсберг, считает, что философская антропология не может быть особой наукой о человеке, координирующей и соотносящей данные других конкретных наук, поскольку она стремится к целостному пониманию человека, а последнее не может родиться из совокупной картины его отдельных черт и качеств. Всякие факты, обстоятельства человеческого бытия, устанавливаемые конкретными науками, должны, по мнению Ландсберга, оцениваться не сами по себе, а лишь в их особой значимости для целого и обнаруживать свой подлинный смысл впервые лишь в целом.

Соотнесение результатов конкретно-научного исследования с принципом целостного понимания человека и осмысление их в свете этого философского принципа, конечно, может оказаться плодотворным, но только при наличии двух условий, которые отсутствуют в философской антропологии. Необходимо, во-первых, чтобы принцип целостного понимания человека не исключал его предметности и опредмечиваемости, то есть той самой формы (то есть бытия), в которой он и может быть предметом научного познания. И во-вторых, принцип научного исследования должен быть свободен от позитивистской абсолютизации научного знания, должен считаться и соотноситься с целостностью человеческого существа, его конкретно-исторической и социальной природой.

Философская антропология, по Ландсбергу, оценивает данные конкретных наук лишь в их зависимости от целого, то есть от уже существующего философского понятия о человеческой природе. Но задача состоит не только в том, чтобы осветить новые факты науки светом уже сложившегося понимания человека, но и в том, чтобы углубить и развить само это понимание в свете новых фактов. Иначе теряет смысл сама попытка использования научных данных для философского познания человека. А именно в этой попытке, по идее, заключено отличие философской антропологии от экзистенциализма.