Мир, написанный на языке математики.

Мир, как он интерпретируется Декартом (каким он на самом деле, согласно Декарту оказывается) – это мир протяженных тел без цвета и запаха. Это не тот мир, который дан непосредственно человеку в опыте. Мир, как его видят наши глаза и осязают пальцы, еще нуждается, по Декарту, в истолковании (а именно - в выделении существенного, протяженности материальных вещей).

Можно сказать, что Декарт развоплощает мир. Но у такой картины универсума есть одна, несомненно, сильная сторона: мир оказывается исчислим. Сущность так истолкованного мирозданья может быть выражена числами и показана на графике (сущность мирозданья оказывается геометрична и математична).

В 17-м веке, усилиями Декарта и многих других идет процесс математизации естествознания: природа (то, что изучает физика) истолковывается как то, в основе чего лежит математика. На самом деле, Декарт тут не первый. Он развивает мысль Галилея, который был убежден в том, что «книга природы написана на языке математики». Истинный язык, на котором написано мирозданье – это язык математический. Такого рода философия, несомненно, является вариантом метафизики в том смысле, что данное убеждение выходит за границы опыта, непосредственно чувственно данного. «Книга природы написана на языке математики» - предпосылка рассуждения (мы не смогли бы сделать такое заключение на основании опыта) это то, к чему приходит ум в процессе достаточно общих размышлений.

Но, если и называть это «метафизикой», то нужно помнить, что именно этот тип теоретического построения лежит в основе классической модели науки. Естествознание и в целом европейская наука делает огромные успехи на протяжении последующих трех веков. На этот прорыв оказывается способным именно математизированное естествознание (ничего подобного в предшествующие века не наблюдалось).

Но вернемся к Декарту. Декарт, развивая мысль Галилея о том, что истинный язык природы – математический, перестраивая философию (а, следовательно, и зависимые от нее области конкретного знания) так, чтобы она стала дедуктивной системой (по образцу геометрии) вовлекает в этот процесс реформации целостной структуры человеческого знания и саму математику: всем известный Декартов метод координат есть способ перевода алгебраических выражений в графические и наоборот. Декарт, реформируя философию, попутно реформирует и математику (его метод, по сути дела, объединяет алгебру с геометрией, делает из двух дисциплин, собственно, одну математику).

Физика Декарта.

Из понимания сущности материи как протяженной субстанции следует, согласно Декарту, что:

1. Вселенная бесконечна. Даже если где-то кончаются тела, что-то, за что может ухватиться взгляд (допустим, за краем галактики или там, где кончаются галактики), там все равно есть некое пространство, мы не можем помыслить себе край мира, за которым нет уже ничего, никакой протяженности.

2. Пустоты не существует. Вернее, не существует пустоты, о которой говорят философы, абсолютной пустоты. В обыденном смысле слова пустота существует, например, если в сосуде, предназначенном для воды нет воды, мы можем сказать, что он пустой. Но в этом сосуде есть воздух, и в этом смысле он не пуст. А если оттуда убрать воздух, если убрать всю, какая есть материю? Ну, Декарту, конечно же, не известно понятие «вакуум» (его еще не изобрели), но он говорит следующее: даже Бог не смог бы сделать так, чтобы между стенками сосуда не было бы никакой материи, и они бы не сомкнулись (это логически невозможно, если между стенками сосуда нет никакой протяженности, они должны были бы соприкасаться). Иными словами, Декарт бы сказал, что вакуум материален (поскольку он протяжен).

Грубо говоря, согласно Декарту, само пространство материально (то пространство, в котором заключен, например, стол, который я вижу, и равным образом то пространство, в котором не заключено ничего из того, что я бы мог обозначить как «вещь»[6]) (и в первом и во втором – одинаковое количество материи, ведь количество материи измеряется у Декарта не весомостью вещи, а самой по себе протяженностью).

3. Не существует атомов. Вернее, не существует атомов, как неделимых частиц материи. Сколь маленькую частицу материи мы бы не помыслили, мы могли бы ее мысленно поделить, а значит, заключает Декарт, она, в принципе делима. Разумеется, Декарт понимает сущность материи геометрично, а, с точки зрения геометрии, любой отрезок может быть поделен пополам!/ К тому же (добавляет Декарт), если бы мы допустили неделимые атомы, то их движение требовало бы наличия пустоты.

4. Существует один мир, миров не может быть много. Ибо мы можем помыслить только такую материю, с такими, а не иными свойствами (а именно, протяженную в длину, ширину и глубину). Если и существует множество миров, то материя в этих мирах – одна и та же (подчиняющаяся одним и тем же законам), а, следовательно, мир, по сути дела, все равно, один.

За сорок с лишним лет до Ньютона, Декарт формулирует «закона природы» (три закона движения). Впрочем, они отличаются от ньютоновских[7]. Содержание первых двух законов природы Декарта соответствует первому закону Ньютона. Но на самом деле здесь Декарт не первый, а второй. Принцип движения, нашедший потом свое воплощение в первом законе Ньютона, впервые был сформулирован Галилеем. Это – галилеевский «принцип инерции».

В процессе научной революции (в 16-м, 17-м веках) меняется понимание природы движения (понимание того, что такое движение). Здесь Декарт – не единственная фигура, помимо него нужно упомянуть, как минимум, Галилея и Ньютона.

В универсуме Аристотеля движение было связано с душой. Согласно Аристотелю (а его продолжает придерживаться вся средневековая физика), одушевленное тело движется постольку, поскольку его приводит в движение его душа. Неодушевленное тело (в норме, по Аристотелю) покоится. Или же движется вынужденным движением: например, моя рука может толкать шар, кинуть камень.

Приведенное в движение чем-то живым, неодушевленное тело будет двигаться, но, рано или поздно оно остановится. Согласно физике Аристотеля, чтобы тело (не имеющее души) двигалось с постоянной скоростью, на него непрерывно должна воздействовать сила.

Принцип инерционного движения, сформулированный Галилеем (это – то, чему нас учат в школе на физике) гласит: тело, на которое не действует сила, сохраняет то количество движения, которое имеет (если оно двигалось, то продолжает двигаться с постоянной скоростью, если покоилось, то продолжает покоиться).

Понятно, что средневековая физика не учитывала сил сопротивления среды, но такая «поправка» перевернет в целом всю картину универсума. Согласно Аристотелю, чтобы в мире имело место движение, - в мире должно присутствовать что-либо одушевленное. У Аристотеля душа (душа человека, животных, растений, Перводвигатель, как «душа» мира) выступает в роли объяснительной причины движения.

Если мы примем принцип инерции, то этого не потребуется. В мире может не быть ничего живого, но, тем не менее, останутся физические тела, бесконечно движущиеся и обменивающиеся количеством движения. В таком случае душа уже не нужна для объяснения того, почему в мире не уменьшается количество движения, мир может оказаться простой совокупностью физических тел, просто механизмом (который движется сам).

Декарт пишет, что главный предрассудок, оставшийся нам от детства, когда мы еще не умели мыслить критически, состоит в том, что мы полагаем движение связанным с усилием, совершаемым нашим телом. В детстве наша мысль чересчур привязана к телу и к органам чувств, поэтому мы убеждены, что «в движении больше действия, нежели в покое»[8].

Декарт понимает, что при взаимодействии тел количество движения сохраняется (третий закон природы, по Декарту) но Декарт не нашел и не сформулировал числовой зависимости массы тел и того, какую скорость они получают в результате взаимодействия (то, что мы найдем во втором законе Ньютона). Но у Декарта мы не найдем того, что содержится во втором законе Ньютона: точной числовой зависимости массы тела и характера изменения его движения[9].

Более того, Декарт говорит по этому поводу странную вещь. Он полагает, что привести в движение покоящееся тело сложнее, чем изменить траекторию уже движущегося. Рассуждать так, означает утверждать, что покой обладает некой силой. А это уже больше напоминает Аристотеля, нежели Галилея. Похоже на то, что, расшифровывая им же сформулированные законы природы, Декарт запутывается, ему не до конца удается придерживаться «принципа инерции» Галилея.

Декарту не удалось довести дело до конца, как это удалось сделать Ньютону /такое впечатление, что ему мешают это сделать некие оставшиеся установки схоластического мышления/. Но сама идея «законов природы» принадлежит Декарту. Наличие законов природы предполагает, что в мире все происходит единообразным образом. Декарт рассматривает Бога как причину, породившую мир, устроившую механизм мирозданья, сообщившую ему определенное количество движения. И все. Дальше Бог в механизм мирозданья не вмешивается. Он должен работать сам, ведь это – очень хороший механизм (необходимость постоянного вмешательства, поддержания, уронила бы, по мысли Декарта, величие Бога).

Такая картина универсума носит название «картезианский механицизм» (мир – механизм, работающий в соответствии с неизменными законами, Бог – создавший и запустивший его Механик).

Впрочем, что от такой картины мира до классического атеистического материализма один шаг – это понятно: достаточно предположить, что этот механизм никто не создавал, что он вечен, как и законы его движения.