Лев Николаевич Толстой

Л.Н.Толстой (1828—1910) — крупнейший мыслитель, писа­тель-реалист. Значение его творчества для русской и мировой куль­туры огромно.

В детское чтение перешли первые же произведения Тол­стого. «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы» вы­ходили в изданиях для детей уже вскоре после их опубликования в журнале «Современник» в 1852— 1857 годах. «Детство» и «Отро­чество» — ярчайшие образцы реалистической повести о детстве. Толстой показал зарождение духовных способностей ребенка, пси­хологические черты возраста, тонкость и чуткость в восприятии мира.

Что же побудило блестящего молодого офицера обратиться к опыту собственного детства и упорно работать сначала в Москве, а потом на Кавказе, куда он отбыл в действующую армию, над произведением, казалось бы, столь далеким от его тогдашней жизни? Дело в том, что Толстой всегда испытывал сильнейшую потребность в самоанализе, в исповеди. Главным объектом его внимания была жизнь души.

Исследование человеческой души от самых истоков, начиная с детства, — такую грандиозную задачу поставил перед собой писатель, задумав в 1850 году, когда ему было всего 23 года, ро­ман «Четыре эпохи развития» («Детство», «Отрочество», «Юность», «Молодость»). Повесть «Детство» была закончена в 1852 году, замысел «Молодости» остался неосуществленным.

Понять, что есть человек, можно, обратившись к той поре жиз­ни, когда чувства и мысли еще не скованы всякого рода условно­стями, считал Толстой. Ребенок тянется к самоанализу, размыш­ляет над тем, что же такое он сам и окружающие его люди. Вот в это время наиболее плодотворно внимание к нему.

Сложную душевную жизнь героя трилогии Николеньки Ир-теньева, за которой так пристально наблюдает писатель, Черны­шевский назвал «диалектикой души». Это послужило определени­ем и одной из важнейших особенностей таланта Толстого.

Уже в «Детстве» получили художественное воплощение взгля­ды Толстого на воспитание детей. Нельзя быть равнодушным че­ловеком, иначе не сможешь войти в мир ребенка, правильно по­нять проявления его характера. Толстой категорически отвергает как средство воспитания насилие, подавление воли, унижение человеческого достоинства. Самым лучшим видом воспитания он называет домашнее, материнское. Обучение должно быть поэтап­ным, на ранних стадиях — шадяшим, основанным на интересе детей как к реальному миру, так и к фантазиям, вымыслу. Писа­тель уверен, что «учиться, и успешно, может ребенок... когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками».

Еще в 1849 году, совсем молодым, Толстой начал заниматься с крестьянскими детьми в Ясной Поляне. А через десять лет он открыл школу для крестьянских детей, в которой преподавал и сам. Школу он задумал как альтернативную официальной, госу­дарственной, обучение в которой представлялось ему «одуряю­щим», убивающим душу и разум. Такой системе он противопо­ставил школу, в которой отношения между учителем и учени­ком строятся по принципу свободного общения, а вместо дог­матического, далекого от жизни образования даются нужные для жизни, практические знания. «Школа хороша только тогда, — писал Толстой, — когда она осознала те законы, которыми жи­вет народ».

Работая в Яснополянской школе, Толстой начал писать про­изведения для детей. В них отразилось его общение с уче­никами, а также изучение фольклора. Как и школу, он создавал эти произведения в противовес «официальной» детской литера­туре, которая и по содержанию, и по языку вызывала его резкое осуждение. Даже язык Ушинского казался ему чересчур цветистым, «затейливым».

В статье «Кому у кого учиться писать — крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?» (1862) Толстой изложил свои мысли по этому поводу. Он необычайно высоко ставил худо­жественные способности крестьянских детей и предлагал учиться у них способности увидеть деталь, найти главное в изображении предмета, выразить увиденное лаконично и точно. Вообще же писать для народа, для крестьянских детей, утверждал он, может только тот, кто глубоко изучил народную жизнь, — лишь тогда пишущий не исказит правду об этой жизни.

В 1872 году вышла «Азбука» Толстого в четырех книгах — ре­зультат 14-летнего труда. Критика — как официальная, так и де­мократическая — встретила этот труд столь сурово, что писатель снова начал над ним работать — для исправленного переиздания. Он заново переписал собственно «Азбуку», назвав ее «Новая аз­бука», а материалы, входившие в разделы для чтения, выделил в «Русские книги для чтения». Труд был завершен в 1875 году, причем для него было создано более ста новых рассказов и ска­зок. Отзывы в печати оказались теперь сочувственные. Правда, некоторые критики упрекали автора за сухой и тяжеловесный язык, но большинство склонялись к тому, что язык Толстого «так сжат, и прост, и изящен, как будто бы для автора не суще­ствовало никаких стеснений». После этого «Новая азбука» и «Рус­ские книги для чтения» выдержали много изданий. «Новая азбу­ка», например, только при жизни писателя выходила около трид­цати раз.

«Рассказать, что такое для меня этот труд многих лет — "Азбу­ка", очень трудно», — признавался Толстой в одном из своих писем. С ней он связывал «гордые мечты», надеялся, что по ней будут учиться два поколения русских детей — от царских до му­жицких — и получат из нее первые поэтические впечатления. «...На­писав эту "Азбуку", мне можно будет спокойно умереть», — про­должал он в том же письме. Действительность превзошла «гордые мечты»: по его книгам учились не два, а несколько поколений.

Эти книги составили целую библиотеку для детского чтения. При­чем многие из произведений «Русских книг...» и сегодня включа­ются в хрестоматии и азбуки: это «Филипок», «Три медведя». «Лев и собачка», «Булька», «Кавказский пленник».

Основное место в учебных книгах Толстого занимают вольные переложения русских, индийских, персидских, турецких, немец­ких сказок, переделки басен Эзопа, иногда пересказы произведе­ний современных Толстому авторов. Создавая собственные свои произведения, он в первую очередь заботился о том, чтобы сюжет их был занимателен, но прост, чтобы они соединяли в себе по­учительность и познавательность. При выборе сюжетов для своих рассказов писатель чаще всего пользовался произведениями ан­тичной литературы (он даже изучил для этого древнегреческий язык) и устным творчеством разных народов. Основу же некото­рых рассказов составили сочинения учеников Яснополянской школы. Это, например, «Солдаткино житье» или «Как мальчик рассказывал про то, как его в лесу застала гроза». Сопоставляя источники с текстами Толстого, исследователи установили: пи­сатель брал лишь контуры сюжета; содержательное их наполне­ние дает основание считать его произведения вполне оригиналь­ными.

При всем многообразии содержания «Русские книги для чте­ния» отличаются единством стиля. Даже для такого великого ху­дожника, как Толстой, задача освоения нового, по существу, литературного стиля была довольно сложной. Решив ее, он при­шел к утверждению, что стиль должен быть «определенным, яс­ным, и красивым, и умеренным». В рассказах для детей ему удалось осуществить стремление к созданию произведения «чистого», «изящного», где «не было бы ничего лишнего», как в древнегре­ческом искусстве. Это потребовало от писателя невероятной взыскательности: обдумывалось и взвешивалось буквально каж­дое слово. Эти рассказы переделывались по десять раз, как при­знавался автор.

Эстетические принципы, выработанные Толстым в рассказах для детей, оказали затем воздействие на стиль всех его произведе­ний. Недаром «быль» «Кавказский пленник», вошедшую в «Чет­вертую русскую книгу для чтения», писатель считал образцом «приемов и языка» и «для больших».

Была тщательно продумана Толстым и композиция «Новой азбуки». Вначале идут рассказы-миниатюры; всего несколько строк, простых по содержанию и синтаксису, — и перед ребенком воз­никает картинка, уже знакомая ему по жизни: распускающиеся весной цветы и листья, спящая на крыше кошка и т.п. Такие рас­сказы, как «У Вари был чиж», «Пришла весна», «У бабки была внучка», автор предназначал малышам, только-только всту­пающим в мир природы, вещей, человеческих взаимоотношений.

Это та ранняя пора жизни, когда интеллект еще не дает трезвого и критического отношения к действительности. Ребенок глядит на мир радостно и свободно, не извлекая из него пользы, не превращая его в «проблему», а любуясь им, радуясь всему пре­красному в нем. Поэтому в рассказах даются лишь самые необ­ходимые детали, рассчитанные на первый слой детского вос­приятия.

В последующих произведениях «Новой азбуки» — сказках, бы­лях, баснях — смысл углубляется, расширяется содержание, за­хватывая новые слои жизни, незнакомые ранее понятия. Лексика и стиль меняются: сохраняя прежнюю простоту, они отвечают уже не только учебным задачам, но и эстетическим, побуждают ребенка к более сложной психической работе. Самые известные произведения для дошкольников из этой книги — «Три медведя», «Корова», «Филипок».

Зачин сказки «Три медведя» выдержан в духе реалистического произведения: «Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заб­лудилась и стала искать дорогу домой... да не нашла...» Но столь несказочный зачин вводит читателя в обстоятельства вполне ска­зочные и знакомит с персонажами, близкими к персонажам на­родной сказки. Сказочны говорящие медведи: отец-медведь Ми­хаил Иванович, медведица Настасья Петровна и медвежонок Мишутка. Наделенные человеческими именами, они и жилье свое устроили как человеческое, и привычки у них как у людей: каж­дый ест похлебку из своей чашки, да еще и ложкой. Традицион-ны для народной сказки троекратные повторы действий персо­нажей: каждый из трех медведей последовательно заглядывает в свою чашку и восклицает: «Кто хлебал из моей чашки?» Троек­ратное повторение используется и в сцене, когда медведи видят свои стулья сдвинутыми с места, а постели измятыми. Нагнета­ние драматизма происходит в наибольшей степени за счет реак­ций Мишутки: больше всех неприятностей выпадает на его долю: стульчик его оказался сломанным, похлебка съеденной, а в по­стели спит какая-то девочка. Но не в пример персонажам сказоч­ным, девочка избегает расплаты без помощи волшебных сил: открыв глаза и увидев, что Мишутка хочет ее укусить, она просто выпрыгивает в окно. Толстому важно было показать, что крестьян­ский ребенок в экстремальной ситуации смел, ловок, решите­лен. И писатель делает это при помощи синтеза сказочного сю­жета (чтобы захватить детское воображение) и реальных, близ­ких к жизни деталей.

В рассказе «Филипок» перед маленьким читателем-предстает история, которая вполне могла приключиться с ним самим или с его сверстником; недаром рассказ имеет подзаголовок «Быль». Филипку стало скучно в избе сидеть, и он решил пойти в школу. Пришел, но так растерялся, что в ответ на вопросы учителя толь­ко молчал и плакал. Учитель оставил его в классе: «Ну, садись на лавку возле брата. А я твою мать попрошу, чтоб пускала тебя в школу».

Вот и все содержание рассказа. Но, несмотря на краткость, в нем создан характер мальчика. Как только Филипок осознает, что ему хочется учиться в школе, ничто не может сбить его с пути — ни собаки, набросившиеся на него, когда он «вышел к чужим дворам», ни страх перед учителем. Не найдя своей шап­ки, Филипок отправляется в путь в отцовской, которая ему ве­лика, зато под рукой. В сенцах школы мальчик снимает шапку и только после этого отворяет дверь: ему хорошо знаком кресть­янский этикет. Оправившись от первого испуга, он по складам произнес свое имя, и хотя все смеялись, начал «говорить Бого­родицу», чтобы показать, что он и молитвы знает; но «всякое слово говорил не так». Учитель остановил его: «Ты погоди хва­литься, а поучись».

В другом рассказе-были — «Корова» — психологическая харак­теристика героя более сложна. Мальчик Миша бросил осколки разбитого им стакана в коровье пойло и вызвал настоящую беду. Корову пришлось зарезать, семья осталась без молока, «дети ста­ли худые и бледные». Бабушке пришлось в няньки наняться, что­бы заработать на новую корову. Мальчика так мучает совесть, что он «не слезал с печи, когда ели студень из коровьей головы» и «каждый день во сне видел, как дядя Василий нес за рога мерт­вую, бурую голову Буренушки с открытыми глазами и красной шеей».

И в этом рассказе сюжетная линия освобождена от тормозя­щих действие описаний и характеристик, персонажи проявляют­ся в ходе событий. Усложнение же психологической характери­стики главного героя происходит за счет общей нравственной за­дачи рассказа: не струсь Миша, признайся он вовремя, несчастья бы не произошло.

Толстой говорил, что особенно удачным он считает детское произведение, когда «вывод — нравственный или практический, — который вытекает из рассказа, не сказан, а предоставлено самим детям делать его». Толстой был уверен: «Дети любят мораль, но только умную, а не глупую». Мораль его произведений особого рода: писатель хочет поднять сознание ребенка до такой нрав­ственной высоты, чтобы он сам мог решать, как вести себя в конкретных обстоятельствах.

Басни Толстого в «Новой азбуке» и в книгах для чтения предлагают маленькому читателю мораль в более открытом виде. В басне «Лев и лягушка» лев испугался кваканья, приняв его за рычание большого зверя; но поняв, что это всего лишь лягушка, лев убил ее, а себе сказал: «Вперед, не рассмотревши, не буду пугаться». Во многих баснях моральный вывод опирается на живой опыт крестьянского быта, что особенно привлекало Толстого и как педагога, и как писателя. У одного человека была корова, она давала каждый день по горшку молока. Человек ждал к себе гостей и решил десять дней не доить корову, чтобы накопить побольше молока. Но «в корове перегорело все молоко, и она дала меньше молока, чем прежде».

Толстой стремится к тому, чтобы многовековой опыт народа закрепился в сознании читателя-ребенка, подсказывая ему пра­вильное решение в разных случаях жизни. Поэтому ни одна сторо­на народной жизни не остается без внимания писателя. Это извеч­ные проблемы крестьянской семьи, например: отношение к не­работнику — в басне «Старый дед и внучек»; польза взаимопомо­щи и согласия — в басне «Отец и сыновья»; приобщение детей к делу — в басне «Садовник и сыновья» и т. д.

Басни Толстого заслуживают определений типа: «энциклопе­дия народной нравственности», «энциклопедия народной мудро­сти». Значение его книг для маленьких непреходяще.

В сказках Толстой старается внушить детям те понятия, кото­рые будут важны и во взрослой жизни: добро не только лучше, но и «выгоднее» зла; к другому нужно относиться так же хорошо, как ты хочешь, чтобы относились к тебе; если поможешь кому-то в беде, то это воздастся сторицей... Бедный традиционно превос­ходит в хитрости богатого («Как мужик гусей делил»), однако истинная мудрость побеждает и хитрого («Царские братья»), а рассудительность и справедливость одерживают верх в споре с гневом («Строгое наказание»).

Обработанные Толстым зарубежные сказки чаще всего пре­вращались в русские — со всеми деталями крестьянского быта. Исследователи порой упрекали писателя за такую обработку. На­пример, за то, что сказка Андерсена «Новое платье короля», получившая у Толстого название «Царское новое платье», ли­шилась сатирической едкости, присущей оригиналу. Толстому же важно было выявить моральную сторону сказки, не отвлекая внимание маленького читателя на другие ее особенности. Пере­водные произведения приобретали у Толстого черты русской литературной сказки. Их отличает прозрачность стиля, изяще­ство и доступность языка, к чему и стремился писатель, когда создавал «Царское новое платье».

В сказках, носящих познавательный характер, сообщаются ис­торические или географические сведения: «В Псковской губернии, в Пороховском уезде, есть речка Судома, и на берегах этой речки есть две горы, друг против дружки. На одной горе был прежде городок Вышгород, на другой горе в прежние времена судились славяне» («Судома»). В сказке «ШатиДон» географические поня­тия с моральными выводами: жили два брата — старший, Шат, и младший, Дон; отец указал им дорогу, но старший не послушал­ся и пропал, а младший «шел туда, куда отец приказывал. Зато он прошел всю Россию и стал славен».

Когда Толстой создавал познавательную сказку, то старался сохранить колорит страны, в которой происходит действие. Так, в сказке «Золотоволосая царевна» рассказывается о выделке шелка при помощи шелковичных червей: «В Индии была одна царевна с золотыми волосами; у нее была злая мачеха...» Далее читатель узнает о превращении царевны в шелковичного червя и обо всех стадиях его существования. Автор снабжает сказку примечанием для маленького читателя: «На тутовом дереве растут ягоды — по­хожи на малину, а лист похож на березовый; этим листом кормят шелковичных червей».

Точная, конкретная образность сохраняется у Толстого и в науч­но-познавательных рассказах «Азбуки», и в книгах для чтения. Этим произведениям он придавал очень большое значение — ведь его постоянной заботой было просвещение крестьянских детей. При этом методика его была строго научной: знания он преподносил читателям с постепенным нарастанием их сложности. От мини-рассказов (типа: «Сел рой на куст. Дядя его снял, снес в улей. И стал у него год целый мед белый») ребенок движется к более глубокому взгляду на явления окружающего мира («Старый то­поль», «Как ходят деревья»), а иногда и к освоению предметов, вовсе ему до того не знакомых («Как делают воздушные шары», «Рассказ аэронавта»). В результате книга дает определенную систе­му знаний.

Еще Белинский призывал писателей преподносить маленьким читателям науку так, чтобы все «предметы были изложены не толь­ко в порядке, но и в ученой системе, а в тексте ни словом не упоминалось ни о каких системах». Толстому в полной мере уда­лось осуществить такое органичное слияние научности и художе­ственности. При этом у него был свой взгляд на то. как нужно вести научное просвещение детей. Писатель считал, что им следу­ет давать лишь те знания, которые они сами могут проверить «на видимых явлениях», т.е. знания должны иметь практическую на­правленность. Научные же обобщения он полагал ненужными, ведущими к разрушению в детском сознании целостной картины мира, созданного Богом.

Методы и приемы, которые использовал Толстой для изложе­ния познавательного материала, весьма разнообразны. «Отчего потеют окна и бывает роса?» — рассказ на эту тему написан в виде рассуждения: «Если подуть на стекло, на стекле сядут капли. И чем холоднее, тем больше сядет капель. Отчего это будет? Отто­го, что дыхание человека теплее, чем стекло, и в дыхании много летучей воды. Как только это дыхание сядет на холодное стекло, из него выйдет вода». Апеллируя к природной любознательности детей, писатель понимает, что для детской психики путь к позна­нию возможен только через конкретные детали, и потому про­должает свое рассуждение так: «От этого же бывает роса. Как ос­тынет земля ночью, над ней воздух остынет, и из холодного воз­духа выходят пары каплями и садятся на землю. Иногда бывает, что и холодно на дворе, а в горнице тепло, — а не потеют окна; а иногда и теплее на дворе, а в горнице не так тепло, — а потеют окна». Так и кажется, что Толстой видел перед собой полные лю­бопытства детские глаза, когда писал эти строки.

Знания о явлениях природы писатель старается закрепить с помощью художественных образов. Характерен в этом смысле рас­сказ «Солнце — тепло», где дан поэтический образ могучего и благотворного светила, дающего жизнь всему на Земле. «Откуда берется тепло на свете? Тепло — от Солнца... Всё, что людям нужно, что идет прямо на пользу, всё это заготовляется Солн­цем, и во всё идет много солнечного тепла. Потому и нужен всем хлеб, что его растило Солнце и что в нем много солнечного тепла. Хтеб греет того, кто его ест».

Толстой внес свой вклад и в развитие зоологической беллетри­стики. Животные в его многочисленных рассказах не очеловечива­ются — остаются в пределах своих биологических и психических возможностей. Но их характер и повадки, проявляясь в драмати­ческом действии, вызывают у читателя сопереживание. Толстой умело направляет это чувство: дети восхищаются дружбой живот­ных между собой, их преданностью, верностью по отношению к человеку. Животные даже могут дать людям урок гуманности. Что­бы подчеркнуть эту мысль, писатель использует строго реалисти­ческие описания, где есть место и жестокости, и несправедливо­сти человека в ответ на преданность животного. Но полностью отсутствуют у Толстого сентиментально-слезливые описания бед­ных птичек, кошечек или собачек.

Широко известен рассказ Толстого «Лев и собачка». Чрезвы­чайно сильное эмоциональное напряжение создано в нем драма­тизмом и необычностью ситуации: маленькую собачку бросили на съедение льву. Дело было в том, что «в Лондоне показывали диких зверей и за смотрение брали деньгами или собаками и кош­ками на корм диким зверям». Но произошло неожиданное: лев не только не растерзал собачку, а и полюбил ее — за кротость. Когда лев дотронулся до нее, она вскочила и стала перед ним на задние лапки. Далее события происходят совсем уж удивительные: «Хо­зяин бросил льву мяса, лев оторвал кусок и оставил собачке». Но вот через год собачка заболела и издохла. Лев не перенес этой потери. Он «обнял своими лапами мертвую собачку и так лежал пять дней. На шестой день лев умер».

Такой рассказ, прочитанный в детстве, оставит в душе челове­ка след на всю жизнь.

В третьей «Русской книге для чтения» помешены рассказы о Бульке — замечательном псе охотничьей породы. Подвиги и приключения Бульки служат фоном для утверждения гуманисти­ческой идеи, глубоко затрагивающей чувства читателей. Жесто­кость отдельных сцен («Булька и кабан», «Конец Бульки и Миль­тона») не мешает воспитанию чувств добрых. Это рассказы в пер­вую очередь об ответственности человека перед теми, кого он приручил.

Своеобразен взгляд Толстого на популяризацию историчес­ких знаний. Он был уверен, что историю как науку в школе пре­подавать не следует, а нужно лишь «возбуждать чувство», давать детям впечатление от исторических событий. В повести «Кавказ­ский пленник», напечатанной в четвертой «Русской книге для чтения», нашли воплощение эти мысли. «Кавказский пленник», не являясь строго историческим произведением, знакомит детей с эпизодами войны на Кавказе. Офицеры Жилин и Костылин показаны в основном не как воины, а как люди, которые нахо­дятся в сложном положении — в психологическом противостоя­нии с пленившими их горцами. Вместе с тем это приключенчес­кая повесть для детей, в которой есть все, что полагается для произведений этого жанра: побег героев из плена, помогающая им в этом аульская девочка, враги, нарисованные самыми мрач­ными красками.

Повесть начинается так, как могла бы начинаться сказка: «Слу­жил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин». И далее тот же сказовый слог: «На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днем, ни ночью не было проезда». Фольклорный прием ис­пользован в повести и для обрисовки персонажей — не через пе­редачу их переживаний, а через описание действий: «Как запла­чет Дина, закрылась руками, побежала на гору, как козочка пры­гает. Только в темноте слышно — монисты в косе по спине побря­кивают» (из сцены прощания девочки с пустившимся во второй побег Жилиным).

Образ Дины овеян теплотой и нежностью, это один из самых обаятельных детских образов в творчестве Толстого. «Кавказский пленник» — самое большое по объему произведение в толсто­вских «Русских книгах для чтения» и самое широкое по масштабу изображаемых событий. Недаром писатель говорил, что это «Вой­на и мир» для маленьких.

Нравственное совершенствование человека — главная идея Тол­стого — писателя, философа, педагога. Она находила воплощение и в его учительской деятельности, и в произведениях, создавае­мых им для детей. Толстой был убежден, что воспитывать следует на примерах справедливости, добра, милосердия, уважения как к старшим, так и к младшим. Такими примерами насыщены его произведения.