Сопоставление языческой и христианской идеологий

С философской точки зрения языческая и христианская идеология отличаются следующим. Языческое мировоззрение не выделяло человека из природы, оно было глубоко пантеистическим и, по своей сути, выражало изначальное отношение к миру, сравнимое с психологией ребенка. Язычество есть религия самодовлеющего космоса. Нерасторжимость с миром вечного круговращения природы, политеистическое поклонение ее стихиям, неразличение духовного и материального аспектов бытия, преклонение перед тотемами и культ предков как принципы социального поведения – таковы основы языческого мировосприятия.

Христианство вырабатывает свою концепцию мироздания. Вместо языческого натуралистического равновесия оно вводит напряженное противостояние духа и материи. И в мире, и в человеке усматривается непримиримая борьба двух начал, отождествляемых с богом и дьяволом, душой и плотью. Преобладание духовного создает монистическую, объективно-идеалистическую картину мира. Всем правит дух, материя инертна, плоть грешна, вещное преходяще. Вместо идеи вечного круговорота вырабатывается идея векторного развития от сотворения мира до конца его. Человек призывается к моральной ответственности, он должен сделать сознательный выбор между двумя мировыми силами, его жизнь подключается к мировому универсуму, его судьба становится частью мировой судьбы.

В социальной сфере провозглашается равенство всех народов, классов, сословий при условии принятия христианства. Страдания бога, униженного и оскорбленного, но вечно живого, вселяют в сердца верующих надежду на воскрешение. Момент страдания очень быстро нашел отклик в общественном сознании славян, всегда склонных к образному мышлению и состраданию. "Страстотерпцы", "страдальцы" всегда были любимыми героями славянских народов. Возможно, именно эмоциональный характер христианства и помог достаточно быстрому его распространению на Руси.

Но древнерусское мировоззрение нельзя считать чисто христианским. Оно впитало в себя многие языческие традиции и представляло сложное соединение двух идеологий. С одной стороны, они противостояли друг другу, с другой – происходил процесс взаимопроникновения и сосуществования при господстве православия. В народной среде шли встречные процессы обмирщения догматического христианства и христианизации языческих традиций. В сохранившихся источниках тенденции язычества или христианства представлены по-разному. В агиографической литературе доминирует христианское мировоззрение, в фольклоре – народное, с элементами язычества. Складывался принципиально новый, подвижный тип мировоззрения – православно-языческий синкретизм. Под его влиянием православие на русской почве оказалось подверженным изменениям в содержательной части вероучения и связанных с ним представлениях.

Прежние мифологические представления на протяжении нескольких столетий после принятия христианства продолжали оказывать ощутимое воздействие на развитие философской культуры. Письменные свидетельства отразили широкое бытование в социальных верхах страны языческих, почти не изменившихся обрядов. Практиковались различного рода гадания, внецерковная обрядность, "оклички" умерших предков, исполнялись причитания, языческие проводы умерших князей. В раннесредневековых княжеских погребениях при храмах неоднократно обнаруживали украшения и вооружения, как того требовал языческий обряд. Известен факт внесения для отпевания в храм князя Владимира Святославича на санях, по-язычески. С упоминания о том же элементе язычества начинается "поучение к детям" Владимира Мономаха, написанное "сидя на санях", то есть в конце жизни.

В явной форме синкретическое мировоззрение представлено в светской, демократической литературе. Прекрасным образцом сочетания язычества и христианства является литературный памятник ХII в. "Слово о полку Игореве". Языческие элементы в нем выглядят ярче, они проступают и как впечатляющие образы еще жившей в сознании русичей языческой мифологии, и как художественные обобщения. Те же элементы проступают и в последних древнерусских произведениях ХIII в.: "Слове о погибели Русской земли", "Похвале Роману Мстиславичу Галицкому" и "Похвале роду рязанских князей". В "Слове о полку Игореве" активно используется солярная мифология, особенно в сцене солнечного затмения, предшествовавшего походу Игоря. Безымянный автор называет русичей сынами Даждьбога, языческого бога Солнца. Походу Игоря предшествуют грозные предзнаменования: волки сулят грозу по оврагам, орлы клекотом зовут зверей на кости русичей, лисицы лают на щиты. Во всем этом прослеживаются типичные черты гаданий по приметам. В историю похода вплетается и вся русская природа. Ветер, солнце, грозовые тучи, в которых трепещут синие молнии, вечерние зори и утренние восходы, море, овраги, реки составляют тот необычайно широкий фон, на котором развертывается действие "Слова", передают ощущение широких просторов родины. Пейзаж "Слова" воспринимается как бы с огромной высоты. Еще шире горизонты русского пейзажа в "Слове о погибели русской земли". "О светло-светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами ты нас дивишь: дивишь озерами многими, реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями чудными... городами великими, селами чудными, садами монастырскими... Всего ты исполнена земля Русская, о правоверная вера христианская!" В плаче Ярославны развивается тема необъятности Руси.

Плач Ярославны в то же время это, по мнению многих исследователей, типичный языческий заговор. В обращении к ветру, синему морю, солнцу Ярославна заклинает силы природы помочь ее мужу вернуться живым и невредимым. В форме плача по прошлому независимой Руси и настоящему ее бедственному состоянию в связи с татаро-монгольским нашествием написаны и все три произведения, указанные выше. Причитает рязанский князь Ингвар над погибшими в татарской сече родными: "На кого оставили вы меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано заходящее! Месяц мой красный! Скоро погибли вы, звезды восточные, зачем же закатились вы так рано?... О земля, о земля! О дубравы! Поплачьте со мною!"

При этом природа тесно связана с человеком, она принимает участие в радостях и печалях русского народа. Чем шире охватывают авторы Русскую землю, тем конкретнее и жизненнее становится ее образ, в котором оживают реки, наделяются человеческим разумом звери и птицы. В "Слове о полку Игореве" чувства автора так велики, его понимание чужого горя и чужих радостей так остро, что ему кажется, что этими же чувствами, этими же переживаниями наделено и все окружающее. Животные, деревья, трава, цветы и даже забралы городов щедро наделяются им человеческими чувствами, способностью различать добро и зло, сочувствовать первому и ненавидеть второе. Антропоморфизм, пантеизм – признаки языческого мировосприятия как бы возвращают читателей к временам мифологии. Тем более что в тексте "Слова" присутствуют образы "мирового дерева" и иных мифологем.

Но при всем том, авторы отделяют себя от язычников признанием, что они и все русские – христиане, а татары, мордва, "тоймицы поганые", половцы и другие кочевники есть язычники, непросвещенные верой христианской, осквернившие божьи храмы. Царь Батый называется безбожником, вознамерившимся "Русскую землю попленить и веру христианскую искоренить". Использование мифологических образов в различных произведениях не было преднамеренной данью язычеству. Это было естественно сложившееся в общественном сознании и общественной практике Руси “двоеверие”. Оно прослеживается и в таком интересном, очень личностном философском произведении ХII – нач. ХIII вв., как "Моление" Даниила Заточника.

"Моление" – это обращение Даниила к Владимиро-Суздальскому князю. "Одержим нищетою", Заточник жалуется ему на свое бедственное материальное положение. "Моление" наполнено высказываниями, примерами из святоотеческой литературы о милости, о доброте, покровительстве сирых. Но наряду с этим в нем очень сильны элементы язычества, прежде всего скоморошества. Оно полно прибауток, в нем даже ощущается налет шутовства, скоморошьего юмора. Даниил смеется над "немилостивыми" и над самим собою. Библейские образы, используемые в нем, носят оттенок легкой пародии, создаваемой несоответствием грандиозности образа с тривиальностью и мелочностью того, к чему он применен: "и покры мы нищета, аки Чермное море фараона"; "се бежа от лица скудности моея аки Агар рабыня от руки Сарры госпожа своея". Даниил прославляет силу князя, его воинский опыт и организаторские способности, сравнивает его со львом, устрашающим рыком врагов, весной, украшающей землю цветами, рекой, напоящей все живое. Он дает богатства, как земля плод, как дерево "овощ". Шутливое самоуничижение и преувеличение силы князя направлены на то, чтобы выпросить материальную помощь.

Одного только не отнимает Даниил у себя – ума. Несмотря на все скоморошество, "Моление" читается как гимн разуму и мудрости: "Вострубим братие, яко в златокованные трубы, в разум сердца своего и начнем бити сребряные арганы, и возвеем мудрости свои..." Оно начинается с небольшой переделки библейского псалма Давида. И несмотря на обилие библейских цитат, "Моление" оставляет впечатление, словно оно написано в хорошо знакомой манере, и продолжает традицию, связанную с русской жизнью, ее исконными верованиями и обрядами.