Подходы к проблеме глобализации

Сегодня для описания процессов, связанных с глобализацией, нередко используются и другие понятия – постиндустриальная эпоха, век информационной революции, техноглобализм и т.п. Все они отражают те важнейшие изменения, которые она несет.

Существуют различные точки зрения относительно сути глобализации. В одних исследованиях акцент делается на экономических ее аспектах, в других – на формировании единого информа­ционного пространства, в третьих – на развитии общих стандартов. Последнее относится прежде всего к организации производства, быта, социальной жизни и т.п. В связи с этим как метафора используется выражение макдоналдизация мира (от названия сети быстрого питания McDonald's), под которым понимается некая стандартизация и «конвейерность» процессов при организации экономической и социальной жизни. Из универсальных блоков, как из кубиков «lego», складываются различные виды продукции, имеющие в конечном виде огромную вариативность. Ярким примером такой «макдоналдизации» является мебель, предлагаемая шведской компанией «IKEA»: из стандартных блоков собирается фактически бесчисленное множество вариантов обстановки квартиры, в зависимости от площади, вкусов, нужд человека.

Есть, хотя их относительно немного, и скептические оценки процессов, получивших название «глобализация». Так, М. Весес (М. Veseth) исходит из того, что глобализация – вовсе не новое явление. На самом деле процессы, получившие это название, свя­заны лишь с усложнением мира, которое существовало всегда. Однако, по его мнению, глобализация привлекает столь присталь­ное внимание, поскольку с ее помощью либо пытаются доказать существование новых угроз, либо, напротив – предрекают про­цветание человечества. Сходных позиций придерживается и отечественный исследователь А. Уткин, который пишет, что глобализация является политически востребованной концепцией.

Понимание глобализации различается в зависимости от теоретических позиций авторов. Реалисты, признавая наличие существен­ных изменений в современном мире, рассматривают глобализацию, скорее, как процесс эволюционного развития мира, а не как качественный скачок в его преобразовании. Неомарксисты видят в современных процессах заключительную стадию развития капи­тализма, порождающую все большую поляризацию мира по эко­номическому параметру, а как следствие – и политическую не­стабильность. Для большинства исследователей, придерживающихся неолиберальной традиции, глобализация – это качественно новый этап развития политической структуры и мира, а также чело­веческой цивилизации в целом.

Существует и еще один срез в восприятии процесса глобализа­ции, связанный с политической практикой и оценочной характе­ристикой изменений в рамках дихотомии «хорошо-плохо». Это относится в большей степени к политической практике и порож­дает, с одной стороны, множество движений, условно объединен­ных понятием «антиглобалисты» (они часто выступают с крайне радикальных позиций против развития глобализационных процес­сов, а также институтов, которые наиболее тесно с ними связа­ны, – в частности, МВФ, ВТО). С другой стороны, это, хотя и в менее выраженном виде, движения сторонников глобализацион­ных процессов, например пользователей Интернета и т.п. Такое разнообразие мнений и позиций относительно глобализации обус­ловлено сложностью, комплексностью процессов, широтой охва­та сфер человеческой деятельности и взаимоотношений.

Возвращаясь к научному осмыслению такого явления, как гло­бализация, остановимся на трех ее измерениях, которые выделяет французский исследователь Б. Бади (В. Badie):

– постоянно идущий исторический процесс;

– гомогенизация и универсализация мира;
– «размывание» национальных границ.

Если взять первое из названных измерений, можно заметить, что в истории развития человечества действительно наблюдается тенденция все большего расширения пространства, на котором происходит интенсивное взаимодействие: от отдельных деревень, городов, княжеств к государствам, регионам и, наконец, через эпоху великих географических открытий к миру в целом. Тем не менее, процесс глобализации сложный и неоднознач­ный. В историческом развитии он шел нелинейно и вовсе не пред­полагал присоединение новых периферийных территорий к неко­ему неизменному центру. Так, Дж. Модельски (G. Modelski) на при­мере развития городов древнего мира показывает «пульсирующий» характер этого процесса. Он выделяет две фазы, каждая протяжен­ностью в тысячелетие: централизации, когда формируются цент­ральные зоны мировой системы, и децентрализации, если пери­ферия становится главенствующей. В результате происходит смена мест в системе «центр–периферия». В принципе близкие к идее «пульсации» представления содержатся и в работе Пола Кеннеди (P. Kennedy), когда он говорит о расцвете и закате великих держав.

Если экстраполировать результаты Дж. Модельски на дальней­шее историческое развитие, то можно предположить, что подобная «пульсация» проходит не только по территориальному основанию, но, что особенно важно, и по тому, на основе какого содержательного аспекта формируются центр и периферия. В истории таким содержательным основанием были, в частности, религия, идеология, экономическое развитие.

Значительно более спорным является второе измерение процесса глобализации, которое выделяет Б. Бади: универсализация и гомогенизация мира в крайнем своем виде. В рамках этого подхода строились различные предположения относительно создания глобальной деревни (англ.: global village) – универсальной общности всех живущих на Земле людей или всемирного правительства (англ.: ,; global government), которое регулировало бы весь комплекс взаимо­отношений между странами и народами. Иными словами, предполагалось формирование некоей всемирной конфедерации.

Эти образы, идеи и гипотезы широко используются в журналистике и популярной литературе, отражая представление о том, что все люди на Земле объединены единой судьбой, и это стало возможным благодаря распространению универсальных культур­ных образцов, развитию технологий – в первую очередь транс­портных, информационных и коммуникационных, мировой тор­говой и финансовой систем, объединяющих всех людей во взаи­мосвязанное и взаимозависимое сообщество.

Универсализация и гомогенизация мира рассматриваются по­рой и как его вестернизация. В этом случае имеется в виду, что все большее распространение получают характерные для западной ци­вилизации ценности и нормы поведения. Действительно, многие типы поведения, производства, потребления, возникшие на Западе, по­том становятся привычными для других стран и культур. Более того, в этих странах они нередко воспринимаются как присущие именно им. В связи с этим забавный пример приводит ведущий обозреватель «Нью-Йорк Тайме» Томас Фридман (Th. Friedman) в книге «Лексус и оливковое дерево» (The Lexus and the Olive Tree). Маленькая японская девочка, впервые попав в США, воскликнула: «Мама, смотри, у них тоже есть McDonald's!».

Подобных фактов можно привести множество. Однако необхо­димо учитывать, что за внешней универсализацией скрываются более сложные процессы.

Во-первых, каждая культура по-своему воспринимает и усваи­вает нормы, присущие другим культурам. На этот факт обращают внимание многие исследователи, занимающиеся анализом влия­ния культур. Образцы поведения западной цивилизации в различ­ных регионах мира (в том числе в сфере потребления), будучи вклю­ченными в другой культурный контекст, имеют порой совсем иной смысл, иногда противоположный исходному. За внешним тождеством следования западным типам поведения могут скрываться совершен­но разные вещи: например, стремление быть «как все» в США или казаться инакомыслящим, скажем, в ряде арабских стран. Вообще внешние формы всегда имеют свое наполнение в культурах вслед­ствие весьма сложных переплетений того, что привнесено извне, с имеющимися традициями и нормами. Подчеркивая специфику каж­дой культуры, французский исследователь Тьерри де Монбреаль (Th. de Montbrial) считает, что, говоря о глобализации, мы вовсе «не подразумеваем унификацию и стандартизацию. Ведь и конст­рукторы автомобиля не стремятся создать универсальную «миро­вую» машину, способную удовлетворять всем вкусам. Это нереаль­но. К примеру, продукция одной и той же французской фирмы Danone рассчитана на вкусы парижан, в Санкт-Петербурге – на петербуржцев, а в Шанхае — на китайцев... Различия во вкусах, как и в менталитете, никогда никуда не исчезнут». Другое дело, что модификации модели автомобилей или, скажем, йогурта, ори­ентированные на разных потребителей, «собираются» из набора единых структурных компонентов.

Во-вторых, сама западная цивилизация неоднородна. В этом смысле универсализации мира по типу плавильного котла (англ.: melting pot), о котором довольно много говорили в отношении аме­риканской культуры, не происходит. Кстати сказать, сегодня и в США все чаще используют метафору «салата», подчеркивая тем самым сохранение самобытности каждого народа.

В-третьих, необходимо иметь в виду, что далеко не всегда рас­пространяются именно западные культурные формы. Существует и обратный процесс, который проявляется в интересе Запада к восточным религиям, африканской культуре и т.п. Поэтому вряд ли правомерно говорить о глобализации как о вестернизации мира. Сказанное, однако, не исключает процессов, связанных с объе­динением человечества в единое целое, т.е. того, что отечествен­ный исследователь В. Б. Кувалдин называет мегаобществом. «Речь идет о создании глобального сообщества, в рамках которого суще­ствующие ныне национально-государственные образования выс­тупают в качестве более или менее самостоятельных структурных единиц». Однако при этом не исчезают различия между составными частями этого нового образования. Более того, по каким-то параметрам дифференциация может усилиться.

Наконец, последний из названных Б. Бади аспектов (или изме­рений) глобализации – «размывание» государственных границ, пожалуй, в наибольшей степени ее отражает. Это проявляется в интенсификации и увеличении объемов различного рода обменов и взаимодействия за пределами государственных границ, причем во всех областях. Как следствие, один из наиболее важных резуль­татов – формирование мирового рынка товаров и услуг, финан­совой системы, мировой сети коммуникации. В связи с этим иног­да употребляется понятие трансграничное взаимодействие, или транс­граничные процессы.

Если говорить о сферах развития трансграничных процессов, то сначала границы национальных государств оказались наиболее прозрачными в области экономики на Европейском континенте, когда восстановление экономик различных государств, разрушен­ных Второй мировой войной, потребовало тесного сотрудничества. Затем этот процесс перекинулся на социальные, политические, культурные, иные отношения, а также другие регионы.

Вопросы: насколько прозрачны границы; какие в первую оче­редь страны включены в этот процесс; какие последствия он имеет и прочие — остаются дискуссионными. Тем не менее ряд исследо­вателей, в частности П. Катценштейн (P. Katzenstein), P. Кохэйн (R. Keohane) и С. Краснер (St. Krasner), видят в процессе все боль­шей транспарентности границ суть самой глобализации. Эту точку зрения разделяют многие авторы.

Прозрачность межгосударственных границ сделала мир взаи­мозависимым. Именно по этой причине некоторые ученые, осо­бенно работающие в рамках неолиберализма, связывают глобали­зацию со взаимозависимостью, когда, по определению Дж. Ная (J. Nye), участники или события в различных частях системы воз­действуют друг на друга. Близкое понимание содержится в работах Э. Гидденса (A. Giddens), который говорит об интенсификации со­циальных отношений, связывающих удаленные друг от друга точки так, что происходящее в одном месте обусловливается событиями совсем в другой части, и наоборот. Российский исследователь К.С.Гаджиев считает, что «расширение и углубление социальных связей и институтов в пространстве и времени таким образом, что, с одной стороны, на повседневную деятельность людей все более растущее влияние оказывают события, происходящие в других ча­стях земного шара, а с другой стороны, действия местных общин, могут иметь важные глобальные последствия». Сходной точки зре­ния придерживается Г. Г. Дилигенский, отмечая, что «именно вза­имозависимость различных обществ, ее возрастание, а вовсе не нивелировка мира на всех "этажах" общественной действительно­сти образуют суть глобализации».

Прозрачность, или транспарентность, межгосударственных гра­ниц, вызванная глобализацией, «перевернула» прежние представ­ления о безопасности; конфликтах, их урегулировании; диплома­тии и других базовых проблемах классических исследований по международным отношениям. Но главное, везде она стерла суще­ствовавшие ранее жесткие барьеры между внешней и внутренней политикой. Так, в области безопасности непосредственная угроза одного или группы государств в отношении другого или других стала уходить на второй план, уступая место проблемам террориз­ма, сепаратизма, национализма и т.п. То же можно сказать и о конфликтах, которые из межгосударственных превратились во внут­ригосударственные. Новые конфликты требует иных походов к их анализу и урегулированию.

Открыв межгосударственные границы, глобализация облегчила и деятельность новых, негосударственных акторов на мировой аре­не: ТНК, внутригосударственных регионов, неправительственных организаций, тем самым стимулируя их активность и количествен­ный рост. Но здесь есть обратное влияние: сами негосударственные акторы стимулируют развитие глобализации и прозрачность границ.

Глобализация затрагивает все сферы жизни. Т. Фридман (Th. Fried­man) отмечает, что глобальная международная система в целом фор­мирует как внутреннюю политику, так и международные отноше­ния, охватывая рынки, национальные государства, технологии в тех масштабах, которых не было никогда ранее. В то же время глобализация не отрицает существования национальных государств. Тот же Э.Гидденс (A. Giddens) подчеркивает, что одним из выделяемых им измерений глобализации является система национальных государств.