Северянин Игорь Васильевич (Лотарев)

(1887 - 1941)

Поэтическая слава и реноме И.Северянина очень своеобразны: всегда вспоминают о его очень шумном вхождении в литературу в 10-ые годы, о его недолгом «звездном часе», когда он был признан «королем поэтов» (в 1918 г. на вечере в Политехническом, где были В.Маяковский, К.Бальмонт и другие поэты) и очень быстром охлаждении к нему читателей и практически полном забытии на долгие десятилетия.

Известность пришла к Северянину благодаря тому, что одно из его стихотворений попалось на глаза Л.Толстому, и он его разбранил, что вызвало интерес к поэзии молодого автора. Северянин со своей своеобразной манерой, со своим очень современным языком, множеством неологизмов – пришелся ко времени. А время, перед началом империалистической войны, было очень сложным; он выразил желание, витавшее в различных слоях общества – уйти от предвоенных настроений, уйти от действительности не в мечту, как призывали в свое время символисты, а уйти в другую, страстную и бурную жизнь.

Эта атмосфера упадка, бурной эпохи с ее маскарадностью, игрой, участием поэтов во всевозможных «кафе», диспутах отразилась в его дореволюционных стихах, «эмблемой» которых служит стихотворение «Мороженое из сирени»:

Сирень – сладострастья эмблема.

В лилово-изнеженном крене

Зальдись, водопадное сердце,

в душистый и сладкий пушок…

Мороженое из сирени, мороженое из сирени!

Эй, мальчик со сбитнем, попробуй!

Ей богу, похвалишь, дружок!

Северянин хорошо знал литературные нравы этой эпохи, недаром он сразу провозгласил новое литературное направление – эгофутуризм, опередив на несколько месяцев тех, кого мы знаем как кубофутуристов (Маяковского, Бурлюка, Хлебникова, Крученных). Северянин быстро нашел с ними общий язык; печатался в одних сборниках, ездил с ними в турне по югу России в 1914 году; развело их различное отношение к классическому наследию русской литературы. (Северянину принадлежит известная фраза: «Не Лермонтова с парохода, а Бурлюков – на Сахалин!»).

Подлинную известность Северянину принес сборник «Громокипящий кубок» (1913), к которому Ф.Сологуб написал восторженное предисловие, а В.Брюсов положительно отозвался в одной из рецензий. Вскоре были напечатаны не менее интересные книги: «Златолира», «Ананасы в шампанском», «Wictoria regia» (1915). Во всех них ощущается радостное принятие всего мира: «Я говорю мгновению: «Постой!» Назначение поэта Северянин видит в том, чтобы трагедию жизни превратить в «грезофарс». Он не скрывал, что играет роль и называл свою сцену «Арлекинией»», балаганом, у него маска томного гурмана – мещанина, сладко вспоминающего о будуаре «тоскующей Нелли», где подают «ананасы в шампанском»; его героя в «златополдень» тянет в модный «женоклуб».

В это время было очень распространено эстрадное исполнение стихов самими поэтами, а это Северянин делал мастерски, он «пел» свои стихи на «поэзоконцертах»: «Позовите меня, – я прочту вам себя, я прочту вам себя, как никто не прочтет».

Поэт никогда не страдал от отсутствия скромности, он единственный из русских поэтов провозгласил:

Я гений – Игорь-Северянин,

Своей победой упоен:

Я повсеградно оэкранен!

Я повсесердно утвержден!

Насыщение стихов неологизмами, по мысли поэта, должно было отразить сумасшедшие ритмы жизни в современном городе:

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

В.Брюсов первым определил особенности его манеры, сплав лирики и иронии, именно они создали неповторимый стиль поэта. Северянин неоднократно пытался объяснить особенности своего творчества. Словно отвечая своим критикам, он напишет:

Пускай критический каноник

Меня не тянет в свой закон, -

Ведь я лирический ироник:

Ирония – вот мой канон.

Северянин удачно занял свою «нишу» между отрешенной от жизни, философски насыщенной поэзией символистов и эпатирующей, полуабстрактной (в этот период) поэзией кубофутуристов.

В 1918 г. жизнь в Петербурге была не легкой, Северянин с больной матерью уехал в понравившийся ему приморский поселок Тойла в Эстонии. Вскоре там образовалась Эстонская буржуазная республика и поэт оказался за пределами родины. Но он никогда не скрывал своего интереса и сочувствия к Советской России, подчеркивал свою внеполитичность, ему принадлежит известная фраза, произнесенная в беседе с одним эстонским государственным деятелем: «Прежде всего, я не эмигрант и не беженец. Я просто дачник. С 1918 года». Поэт не поддерживал связи с эмигрантскими кругами, свое credo он выразил и в стихах:

Нет, я не беженец, и я не эмигрант, -

Тебе, родительница, русский мой талант,

И вся душа моя, вся мысль моя верна,

Тебе, на жизнь меня обрекшая страна!

Мне не в чем каяться, Россия, пред тобой.

Не предавал тебя ни мыслью, ни душой…

(«Наболевшее»)

Настроения тоски по родине ощущаются во многих стихах, о чем бы он ни писал, всегда возникают аналогии с Россией. Северянин особо любил природу русского Севера, с его многоводными реками («О, Суда, Голубая Суда! / Ты дочка Волги…»), лесами, он всегда любил изображать леса и воду – реки, ручьи, озера, моря…

Высокая стоит луна

Высокие стоят морозы.

Далекие скрипят обозы

И кажется, что нам слышна

Архангельская тишина.

(«Тишь двоякая»)

В Эстонии Северянин много работал, ему удалось издать несколько сборников стихов: «Соловей», «Вервена», «Минестрель», «Фея Eiole», «Адриатика», «Классические розы», «Медальоны». Два последних, изданные в Югославии, наиболее интересны и как бы подводят итог творческой жизни поэта. В 20-ые годы Северянин разработал уникальную жанровую форму лирических стихотворных мемуаров: это поэмы «Падучая стремнина», «Роса оранжевого часа», автобиографический роман «Колокола собора чувств», роман в строфах «Рояль Леандра». В этих произведениях отразилась почти вся жизнь поэта, их можно считать автобиографическими; детство, юность, поездка с отцом на Дальний Восток, возвращение в Петербург, начало литературной деятельности, поездки по стране и т.д. Поэт винит себя за то, что бросил больного отца, но он и объясняет этот поступок – он уехал,

Чтоб целовать твои босые

Стопы у древнего гумна,

Моя безбожная Россия,

Священная моя страна!

Во всех этих произведениях основной мотив – воспевание России, это не просто ностальгия по детству и юности; Северянин, в отличие от других поэтов-эмигрантов, понимает, что

Россию нужно заслужить!

Родиться Русским – слишком мало.

Им надо быть, им надо стать!

Разрыв с Россией для него очень мучителен, в его представлении возвращение видится как праздник, который он все-таки надеется встретить:

И будет вскоре весенний день,

И мы поедем домой, в Россию…

Стихи, воспевающие родину, очень просты, без высокопарных слов, в них ощутимо влияние народнопоэтической традиции:

О России петь, – что весну встречать,

Что невесту ждать, что утешить мать…

О России петь, – что тоску забыть,

Что Любовь любить, что бессмертным быть!

Сборник «Классические розы» (он имеет посвящение королеве Югославии Марии, которая помогала в издании его книг) состоит из шести разделов, которые тематически близки вечным темам: родина, творчество, любовь, вера, природа, культура. Особо надо обратить внимание на цикл «Девятое октября», в который вошли любовные стихи, посвященные жене, Фелиссе Круут. Этот цикл отличается от ранней любовной лирики поэта, которая не создала ни один запоминающийся женский образ; она была манерна, холодна, в ней не было искреннего чувства. Но в этом цикле стихи совсем другого типа – это гимны, гимны «женщине с певучими глазами», чье главное достоинство в том, что «ее душа открыта для стиха», она совсем не похожа на других женщин – «Почему мне и стала женою». (Фелисса Круут была образованной женщиной, хорошо знала русскую литературу, помогала Северянину в его переводах с эстонского, они даже издали в 1922 г. на русском языке книгу «Поэты Эстонии»).

Цикл «У моря и озер» воссоздает чудесные пейзажи Прибалтики, где он «восемь лет живет в красоте». Поэт долгие годы живет «в деревушке у моря», где свои законы жизни, где «фокстрота не танцуют», где «политику гонят из домов своих метлой», но где к нему приходит чувство умиротворения, он рад своему выбору. Отдельные стихи цикла прямо посвящены – рекам и озерам: «Озеро Лийв», «Озеро Рэк», «Озеро Конзо», в них гимн «воде примиряющей», «неземным цветам», «ключевой и бездонной воде» и тому моменту, когда «мои мечты благочестиво тихи».

Вся книга основана на антитезе, но особенно этот прием ощутим в цикле «Там, у вас на Земле». Именно здесь наиболее отчетливо противопоставляется жизнь в краю «лесов сосновых», на фоне тихих эстонских пейзажей, жизни в шумном современном городе. Северянин задает вопрос: «Каково быть поэтом на вашей жестокой Земле?» – и отвечает, что это почти невозможно в «век похоти и прихоти», в «век Людобой». Поэт совершенно по-своему решает извечную тему, «поэт и Муза», «поэт и человек», он считает, в эти страшные времена –

Ты, в конце концов, умолкнуть должен:

Ведь поэзия не для горилл…

На Земле поэзия веками была «гордостью для человечьего чела», но сейчас

В неисчислимом человечестве

Большая редкость Человек.

Земля для него планета, «где был распят Христос», «планета презренная», это та обитель

Где нет места душе благородной,

глубокой и мирной,

Не нашедшей услады в разврате,

наживе, войне.

В его стихах проклятие войне, которая развратила и разделила людей, а теперь выветрила в людях интеллигентность, деформировалось даже понятие «культура»:

«Культура! Культура!» кичатся двуногие звери,

Осмеливающиеся называться людьми,

И на языке мировых артиллерий

Внушают друг другу культурные чувства свои!

Это последнее четверостишие сохраняет не просто актуальность в наши дни, а кажется, что приобрело еще большую значимость и точность.

Другой сборник, который составил славу зрелого поэта Северянина – «Медальоны» – совершенно новое слово в поэзии: это сто сонетов об известных писателях и композиторах (имена расположены в алфавитном порядке).

Большая часть «медальонов» освещает творческую позицию личности, которой он посвящен, выделяет те черты творчества чужой художественной личности, которые сделали писателя нужным и ценным для многих. Сущность такой творческой личности поэт может раскрыть в одной или двух строчках: Куприн – «он «мил нам простотой сердечных слов», Гоголь – «нам нужен смех, как двигатель крови»; Маяковский – «в нем слишком много удали и мощи…, уж слишком он весь русский, слишком наш». Но иногда в «медальонах» отражается и субъективное отношение Северянина к творческой личности, так не очень «повезло» Вере Инбер, Мирре Лохвицкой. Иногда образ героя «медальона» создается при помощи названий его произведений, пропущенных через восприятие автора. Это стихи о Гумилеве, где названы все его сборники; а портрет Ахматовой сложен из мотивов ее сборников. Интересен и собственный «медальон» - «Игорь Северянин», который опровергает ошибочное ироническое мнение о поэте:

Он тем хорош, что он совсем не то,

Что думает о нем толпа пустая.

Не надо думать, что он создает портреты только своих соратников и друзей; он дает краткие характеристики очень многим писателям, как бы подводя итог их творчеству:

И умер Надсон, сам того не зная,

Что за алмазы приняла родная

Страна его изделья из стекла…

Такое, несколько резкое, но точное определение того пересмотра творчества Надсона, которое произошло в ХХ веке. Особенно интересны его медальоны о композиторах, в них он создает цветовой образ: Бизе – «троякий цвет жемчужин», Россини окрашен для него в ярко-синий цвет, Шопен – стихия воздуха – «То воздуха, не самого ли вздох».

Северянин иногда выезжал из Эстонии, он несколько раз был в Европе, читал лекции, старался издать свои книги, что ему иногда удавалось. Осенью 1922 г. в Берлине он встретился с Маяковским, Пастернаком, Ал.Толстым, поэт хотел из Берлина уехать в СССР, но жена не согласилась и они вернулись в Эстонию. В конце жизни он стал писать воспоминания – «Уснувшие весны», где интересные заметки о современниках, так, например, Маяковский у Северянина не поэт, а человек со своими особенностями характера.

Присоединение Эстонии к СССР побудило его попытаться печататься в России, книга его даже была набрана, но он очень болел (последние пять лет он жил в Таллине), не смог поехать в Москву, а потом началась война, Таллин был оккупирован фашистами. Поэт умер в Таллине в декабре 1941, похоронен на Александро-Невском кладбище, на его могиле пророческие строки из сборника «Классические розы»:

Как хороши, как свежи, будут розы,

Моей страной мне брошенные в гроб!

Стихи Северянина последних лет лишены нарочитой вычурности, стилизации, они стали проще, сердечнее. Основная направленность его зрелой лирики – это воспевание России, которая всегда казалась ему воплощением высоких идеалов. Северянин единственный из поэтов Зарубежья понял, что «Россия построена заново, // Не нами, другими, без нас» («Без нас»), он единственный верил в возвращение на родину, которое виделось ему как праздник: «И будет праздник… большой, большой, // Каких и не было, пожалуй».

В эмиграции произошло падение славы некоторых известных русских поэтов, что частично можно объяснить тем, что в Зарубежье у них не было читателя, а в Советской России их не печатали. Основная тема русской поэзии 20-30-х годов – плач по России, ностальгия по оставленной родине, юности, атмосфере дружеских связей. Почти все они осознавали, что возвращение невозможно, так как старой России больше нет, а новую они не воспринимали: «Можно ли вернуться / В дом, который срыт?», – вопрошала М.Цветаева и вслед за ней многие поэты Зарубежья. Все эти поэты начинали свой творческий путь в русле разных литературных группировок, они отдали дань всевозможным «измам» в литературе – символизму, акмеизму, футуризму, – отразили крайности литературных школ в своем дореволюционном творчестве. Но в эмиграции, особенно при обращении к теме России, они создали прекрасные, традиционные, классические стихи. Тематически многие произведения поэтов Зарубежья близки друг к другу: это изображение прекрасных пейзажей России, с ее полями, лугами, кустами рябины и бузины. Иногда их взгляд останавливается на изображении Москвы или Петербурга, где прошло их детство, юность; они любят вспоминать своих друзей, тех, кто окружал их в 1913 году (этот год стал символом дореволюционной жизни, недаром Ахматова ведет отсчет ХХ века с этого года). Поэты–эмигранты почти не пишут о жизни на чужбине (в отличие от прозаиков), они и не знают этой жизни; их человеческое и поэтическое существование проходит в тесном кругу русской интеллигенции. Путь почти всех поэтов старшего поколения может быть схематически обозначен как уход от юношеской вычурности к классической ясности языка и стиля.

1 Кодрянская Н. Алексей Ремизов. М. 1989. С.303.

1 Кодрянская Н. Алексей Ремизов. С.96-97.

1 Берберова Н.Курсив мой // Вопросы литературы. 1988. №10. С.264.

1 Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Мережковский Д.С. 14 декабря. – Гиппиус З.Н. Дмитрий Мережковский. М. 1991. С.285.