Вопрос об истине в плоскости повседневной жизни

Вопрос об истинности и ложности возникает уже на уровне нашего обыденного опыта. Осознание того, что другие люди могут ошибаться и что у них есть собственные основания для ложных убеждений, – это важный этап развития каждого ребенка.

Попробую объяснить свой тезис. У многих из нас есть домашние животные. Я, например, люблю собак. Мне хорошо известно, что собаки могут интерпретировать поведение и мимику своих хозяев. Но означает ли это, что собака понимает, что у хозяина на уме? Представьте себе ситуацию, что вы купили вкусные пирожные и оставили их на столе. Вы вышли на некоторое время из квартиры, а когда вернулись, то увидели, что пирожные исчезли. Вы думаете, что их съел ваш песик. И вот вы, возведя перст к небу, с суровым выражением лица громко отчитываете пса такими примерно словами: как же ты мог поступить так коварно, почему не оставил мне хотя бы однехонькое пирожное и тому подобное. Предположим, что это не собака съела пирожные, а это вы просто забыли, что положили их в холодильник. Что о вас подумает бедный песик? Он будет понимать, что вы его отчитываете, что вы им недовольны, что вы ему угрожаете, но он не знает причины вашего поведения. Почему? Потому что животные не понимают оснований ваших ложных убеждений. Они не понимают причин, по которым вы можете ошибаться.

Точно так же трехлетние дети еще не знают оснований ложных убеждений других людей. В своей книге «Иллюзия Я», Брюс Гуд приводит несколько примеров, способных проиллюстрировать этот факт. Представим себе, что вы показываете мне коробку из-под конфет и спрашиваете: что в ней? Я отвечаю: конфеты. Тогда вы открываете коробку и показываете, что в ней лежат цветные карандаши. Трехлетний ребенок допустит ту же ошибку, ведь это коробка из-под конфет. Но если вы спросите меня, что ответит мой сосед на подобный вопрос, то я буду знать, что, скорее всего, он сделает ту же ошибку, что и я. Ведь я понимаю основания его возможной ошибки. Его рассуждения будут следовать схеме, которую мне легко воспроизвести.

Зато трехлетний ребенок будет считать, что мой сосед (или кто-нибудь другой) ответит, что в коробке карандаши. Ведь ребенок уже узнал о содержимом коробки (там – карандаши) и поэтому считает, что и другой человек обязательно даст правильный ответ. Ребенок не понимает, что кто-то может ошибиться, прийти к ложным выводам. Однако примерно в четыре года большинство детей уже понимает, что другие люди скорее всего будут отвечать «конфеты», если их спросить о содержании этой коробки.

Как видим, прогнозирование чужого поведения, понимание оснований и мотивов чужих решений, является важным этапом развития личности. Получив такой опыт, ребенок будет изобретательнее в ситуациях, когда захочет ввести в заблуждение своих родителей или друзей. Если вы понимаете, что человек может иметь ложные убеждения и понимаете основания ложных убеждений, вы способны искусственно манипулировать убеждениями других людей. Эта способность к социальным манипуляциям и воспроизведению ложных оснований чужого мышления является неотъемлемым элементом интеллектуальной зрелости. Недаром мудрость в древности часто связывали с хитростью. Вспомните, как Одиссей перехитрил циклопа Полифема. Циклоп, хотя и был сыном Посейдона и нимфы Фоосы, однако мыслил довольно примитивно и поплатился за это своим единственным глазом.

Собственно, идеология и пропаганда пользуются этой базовой способностью человеческого понимания к ложным интеллектуальным ходам. Пропагандисты сознательно создают основания ваших ошибок, искусственно манипулируют схемами ваших рассуждений. Контрмерой против пропаганды может быть только осознание оснований и мотивов пропагандистской логики. Это также предполагает осознание разницы между истиной и изъяном и умение обосновывать и опровергать конкретные тезисы и идеи.

Точно так же мы можем помочь другим прийти к правильным выводам. В повести Честертона «Сапфировый крест» отец Браун подозревает, что его коллега-священник на самом деле — мастер перевоплощения, известный и коварный вор по имени Фламбо, который хочет похитить драгоценный сапфировый крест. Однако у отца Брауна есть только подозрения, но нет прямых доказательств. Поэтому он, сопровождая «коллегу-священника» по улицам и заведениям города, оставляет необычные следы (обливает супом стену кафе, насыпает соль в прибор для сахара, разбивает стекло, рассыпает яблоки и т. п.), с тем чтобы известный французский детектив Аристид Валантен (который приехал в Британию специально, чтобы разыскать Фламбо) мог бы по этим удивительным знакам найти их и в конце концов обезвредить негодяя (в тот самый момент, когда Фламбо в безлюдном парке открывает свое истинное лицо и угрожает отцу Брауну силой отобрать у него крест).

В своей жизни мы почти ежедневно оказываемся в ситуациях, в которых вопрос об истине и изъяне составляет прямой практический интерес. Это означает, что исследования истинности языковых высказываний, философские теории истины имеют непосредственную связь с нашей практической деятельностью — от самых обыденных ситуаций и до сфер права и политики.