БИБЛЕЙСКИЕ ПРЕДАНИЯ О БОЖЕСТВЕННОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ ЯЗЫКА И ИХ ТОЛКОВАНИЯ

Представители новейшего языкознания, как правило, снисходи­тельно или скептически относились к содержащимся в Библии идеям о Божественном происхождении языка, о наречении Адамом животных именами, о Вавилонском смешении языков, при всей возможной

символичности этих преданий. Однако в последнее время в отечест­венном языкознании после десятилетий воинствующего атеизма отно­шение российских ученых к Библейским преданиям стало меняться. По целому ряду лингвистических вопросов, актуальных в современном языкознании, они стали обращаться к Библии, и в частности по вопросу о происхождении языка. Так, Н.Г. Комлев, указав на целый ряд лингвистических проблем, которые были стимулированы еще в глубо­кой древности в Библии, например, пишет: «Нет ответа на основной вопрос языкознания, когда, где и как возник человеческий язык и почему именно у данного вида живых существ? Если моногенетическая версия Библии утверждает, что язык дан человеку Богом, то почему только ему?» (13, с. 244).

Долгое время новейшее языкознание скептически относилось не только к сведениям о языке и его происхождении, содержащимся в Библии, но и к патристике, к трудам отцов церкви и богословов, объяснявших библейские тексты, определявших и развивавших идеи и смыслы библейских преданий. Появившиеся в последние годы работы, содержащие изложение взглядов средневековых философов, богословов на сущность языка, его происхождение, оценку этих взгля­дов, свидетельствуют о весьма ценных открытиях, оказавшихся созвуч­ными поискам современной лингвистики: идет ли речь о роли членораздельности звуков языка, его знаковости, синтезе в языке звука и мысли и др. (14, с. 157—207).

Ученые не разделяют тех положений, что язык непосредственно дан Богом людям, что наречение живых существ люди получили от Адама и что разнообразие языков мира произошло от Вавилонского смешения языков, возникшего при строительстве Вавилонской башни. Хотя здесь за тысячелетия, отделяющие описываемые события от нас, был, возможно, потерян символический смысл этих преданий.

Н.С. Трубецкой увидел в библейском предании о Вавилонском столпотворении не объяснение собственно происхождения языка (лю­ди до возникновения многоязычия имели единый для всех язык). Библейское предание объясняет земное многообразие языков и его необходимость в жизни человечества.

Кроме наказания трудом за первое грехопадение человечества в лице Адама и Евы, Бог наказал людей и другой карой в виде смешения языков за Вавилонское столпотворение. И то и другое проклятие выражается в установлении естественного закона, против которого человечество бессильно. Отвлекаясь от исторической подоплеки биб­лейского предания, Н.С. Трубецкой пишет о глубоком внутреннем его смысле. Законы эволюции народов, пишет он, устроены так, что неминуемо влекут за собой возникновение и сохранение национальных отличий в области языка и культуры: «Писание рисует нам человече­ство, говорящее на одном языке, т. е. лингвистически и культурно вполне однородное. И оказывается, что эта единая, общечеловеческая,

лишенная всякого индивидуального, национального признака культура чрезвычайно односторонняя: при громадном развитии науки и техники (на что указывает самая возможность замысла стройки!) полная духов­ная бессодержательность и нравственное одичание» (15, с. 328). Бог препятствует осуществлению этого замысла и устанавливает на вечные времена закон национального дробления и множественности нацио­нальных языков и культур.

Н.С. Трубецкой находит закономерность между развитием одно­родной общечеловеческой культуры и рационалистической наукой, логикой и материальной техникой, которые будут всегда преобладать над религией, этикой и эстетикой, что в результате приведет в этой культуре к духовному и нравственному одичанию при интенсивном научно-техническом развитии. Чем больше индивидуальные различия в таком культурном и социальном целом, тем будет ниже усредненный, нивелированный духовный и лингвистический уровень такого обще­ства. В качестве примера для своего времени Н.С. Трубецкой берет Европу, романо-германский мир с его нивелирующей, ассимилятор­ской культурной и национальной политикой. Но в настоящее время можно указать и на другие примеры.

Так, Америка, которую традиционно называют «котлом», в котором перевариваются народы и расы и которая раньше служила примером решения национального вопроса для марксистов, а теперь — для «де­мократов», вполне отвечает закономерности, открытой Н.С. Трубец­ким. Резкие индивидуальные отличия членов американского общества, населенного разными этносами и расами, в процессе создания общей духовной и лингвистической культуры породили как результат их усреднения и нивелировки — масскультуру, различного рода модер-низмы и американский слэнг — просторечие, которое американские ученые считают основным лингвистическим достижением Америки. Эти порождения Америки весьма активны и даже агрессивны. И в настоящее время Европа, которая проводила ассимиляторскую и ни­велирующую национальную и культурную политику, сама вынуждена обороняться от американского культурного и лингвистического ниве­лирующего натиска, принимая соответствующие законы против аме­риканского слэнга и засилья масскультуры.

Между тем, например, маленький народ Древней Греции достиг высочайших вершин в развитии своей культуры, оказал сильнейшее влияние на культуру многих народов мира. Вне влияния греческой цивилизации невозможно представить духовное развитие Европы.

Крохотное племя Гайаваты в Северной Америке создало своими легендами, преданиями и поверьями такой самородок собственной духовной культуры, что обработанный под пером Г. Лонгфелло и И. Бунина он превратился в шедевр мировой литературы.

Разумеется, этими примерами не исчерпывается список народов, создавших великие культуры или образцы литературы и искусства

мирового значения. Такое противоречие между индустриальным ги­гантом, великой страной, населенной разными этносами и расами, вырабатывающей общую для них культуру и язык и экспортирующей их в другие страны, и небольшими и даже крохотными, по сравнению с этим гигантом, племенами, создавшими великую культуру или даже пусть отдельные великие произведения, заставляет убедиться в дейст­венности отмеченной Н.С. Трубецким закономерности.

Можно возразить, что известное нивелирование происходит и в однонациональном, этнически однородном обществе. Однако, по на­шему мнению, это «нивелирование» имеет другую природу и происхо­дит на совершенно другом уровне. В национально ограниченной культуре почетное место отводится всему тому «в чем проявляются интимные духовные потребности..., эстетические вкусы, нравственные стремления — словом, весь своеобразный моральный и духовный об­лик данного народа» (15, с. 330).

Люди, принадлежащие к определенной нации, народу, являются носителями и выразителями данной народности. Последняя представ­ляет собой единство формы и содержания. Народность определяет национальную физиономию народа, его самобытность и особенность, конкретное воплощение чего осуществляется в творческой деятельно­сти личностей, принадлежащих к данному народу. Проявление же народности как формы в деятельности личностей происходит бессоз­нательно. Так же бессознательно осуществляется и применением языка как формы. Тем самым пользование народностью и языком как формой освобождает энергию человека в умственной и иной деятельности и способствует индивидуальному творчеству. Бессознательное в психо­логии человека является необходимым условием творческой речевой и любой другой деятельности, оно —основа, форма такой деятельности. В данном случае происходит не нивелирование народов и племен и их народностей, а овладение личностями — представителями одного народа языком и народностью как формой, стереотипом поведения и общения в данном обществе, едиными нормами и принципами жизни народа, образованными и опробованными в течение длительного ис­торического времени. Именно овладение этой формой, нормами и стереотипами поведения представителями данного народа в конечном счете формируют народ как соборную личность. В то же время народность и язык не усредняет и не понижает их носителей в духовном и ином отношении, а, напротив, создает, как форма, основу, предпосылки для их творчества, которое выражается в образовании ими с помощью этой формы нового содержания.

Единые принципы общежития, стереотипы поведения вырабаты­ваются и в обществе, представляющем собой сожительство, конгломе­рат народов и рас; используется и общий для всех язык, язык межнационального, межэтнического общения. Но поскольку люди, живущие в таком обществе, принадлежали или принадлежат к разным

этносам, народам и тем самым являются выразителями разных культур и народностей, то выработка общих стереотипов поведения, норм и языка необходимо приводит к потере индивидуального, особенного, к усреднению и понижению духовного, культурного уровня стереотипов поведения, норм и языка. Члены такого общества не могут освоить все качества, признаки народности, которые свойственны народам, живу­щим в таком обществе. С вынесением за скобки всего особенного, индивидуального остается предельно общее, отвлеченное, т. е. мало­содержательное, категориальное и малоинформативное. Этот вывод не умозрительный, он доказывается фактами. Ожидаемого общего повы­шения в таких обществах культурного, духовного уровня, о чем в свое время писали марксисты — авторы концепции слияния наций и язы­ков, не происходит. Именно сохранение народов и языков в истории человечества рассматривали как необходимое условие развития духов­ности, культуры, мышления, успехов познания и др. многие отечест­венные и зарубежные мыслители — В. Гумбольдт, Я. Гримм, А. По-тебня, И.С. Аксаков и другие славянофилы и почвенники, B.C. Со­ловьев, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, О. Шпенглер, Н.А. Бердяев, В.И. Вернадский и др.

История человечества свидетельствует, что по направлению к со­временности происходит умножение наций. Дробление народов умень­шается с образованием современных наций, объединивших многие племена. Образование наций сопровождается сглаживанием диалект­ных различий и созданием единого национального языка в устной и письменной форме.

Один из выдающихся этнологов современности, Л.Н. Гумилев утверждал, что в истории человечества не было и нет чистых этносов (16, с. 57). В свое время Потебня писал, что для жизни человека нужны другие люди, для жизни народа — другие народы. Как взаимоотноше­ния людей не исключают самостоятельности и индивидуальности личности, так и взаимоотношения и взаимовлияния народов не ведут в общем случае к денационализации народа как личности соборной. Однако это не исключает в том и другом случае необходимости соблюдения меры влияния. Потебня, специально исследовавший этот вопрос, указывал на наиболее вероятные условия денационализации. Денационализация в большей степени угрожает изолированным, обо­собленным народам. Активное взаимодействие народов возбуждает их внутренние силы, заставляет их перестраиваться, не застывать на месте под влиянием внешних воздействий (12, с. 231 и ел., с. 270 и ел.).

Среди авторов, отстаивавших человеческое происхождение языка, своей доказательностью и глубиной суждений отличается один из отцов церкви Григорий Нисский (IV в.). Он утверждал, что Бог не открыл людям названий предметов, а только дал им способность речи, которой они и воспользовались для наименования предметов. Григорий Ни-

сский отвергал саму мысль, что Бог мог быть создателем грамматики и словаря и учить людей языку подобно школьному учителю (2, с. 376 и ел.; 13, с. 184 и ел.). Наименования предметов придуманы самими людьми. Причем некоторые слова признаются постыдными, и никто не признает, что Бог изобрел эти слова. Григорий Нисский замечал, что природа человека способна не только к речи, но и ко всякому другому искусству, различным видам деятельности.

Основатели теоретического языкознания В. Гумбольдт и Потебня, как и многие другие языковеды, не были сторонниками непосредст­венного Божественного происхождения языка. В то же время проблема происхождения человека оставалась для них открытой, как и в совре­менной науке. Если Потебня не прибегал к «метафизическому объяс­нению» происхождения языка, считая, что этот вопрос можно разрешить в будущем, основываясь на данных языкознания и психо­логии, то Гумбольдт в вопросе о происхождении языка исходил из самостоятельности духа и его высшего единства со звуком¹. Именно в

Понятие духа, как и понятие внутренней формы языка, остались недостаточно четко и однозначно определенными В. Гумбольдом, на что указывали многие исследователи его творчества. Сам В. Гумбольдт сравнивал этимологию, значения и употребление слов, обозначающих в разных языках дух, душу (нем. Geist, Seele), анализировал внутреннюю форму этих слов и их значения, в том числе и чисто, как говорит сам ученый, психологическое, внечувственное значение. Во многих контекстах слово дух (нем. Geist), употребляется В. Гумбольдтом в смысле самостоятельной мыслительной, идеальной сущности, находящей в той или другой степени свое выражение в разнообразной человеческой деятельности. Наиболее соответствующее своей природе выражение дух находит в языке. Именно с помощью языка образуются такие формы человеческой мысли, которые делают духовную деятельность сознательной. Дух в языке, в других видах человеческой деятельности видоизменяется в соответствии с чувственной, материальной его реализацией. Именно в связи с этим В. Гумбольдт говорит о духе языка, духе нации, народа, духе человечества, духе говорящего, духе поэзии, функциях духа и др. Дух языка обусловлен особым характером его развития как неповторимого единства духа и звука, индивидуальный дух того или иного народа — его особой жизнью в разнообразных ее проявлениях, находящих свое выражение в языке и т.д.

Потебня, анализируя взгляды В. Гумбольдта на дух и язык, склонен считать, что вопросы происхождения языка и происхождения духа «неравносильные и отдельные друг от друга» (12, с. 67); «область языка далеко не совпадает с областью мысли» (12, с. 68). Однако Потебня утверждает, что если принять «дух в смысле сознательной умственной деятельности, предполагающей понятия, которые образуются только посредством слова, мы увидим, что дух без языка невозможен, потому что сам образуется при помощи языка, и язык в нем есть первое по времени событие» (12, с. 69).

В наше время на неоднозначность понимания слова дух в трудах В. Гумбольдта его исследователями указал В.А. Звегинцев. Многие ученые такое положение объясняют многозначностью слова дух в немецком языке (нем. Geist обозначает: «дух, душа» и «ум, мысль, образ мыслей»). Но надобности прибегать к таким элементарным приемам, замечает В.А. Звегинцев, нет; гораздо важнее рассматривать отдельные высказывания об этой категории во всей системе взглядов В. Гумбольдта. Однако это пока не сделано, и В.А. Звегинцев присоединяется к объяснению Потебни (18, с. 359—360).

звуке дух, независимо от воли людей, находит наиболее соответству­ющее его природе воплощение (см. ниже).

Современные антропологи отмечают наличие биологического, пси­хологического барьера между человеком и высшими животными и, как следствие, отмечают невозможность у животных хотя бы зачатков языка. В связи с этим сторонники эволюционной теории происхож­дения языка говорят об утерянном звене в эволюции, а следовательно, о разрыве непосредственной связи между человеком и высшими животными. В последнее время ученые находят и другие глубинные различия между человеком и высшими животными.

Сенсационно звучит в этой связи заявление акад. Н.П. Бехтеревой, мирового авторитета в области нейрофизиологии и нейропатологии, лауреата Ленинской премии, руководителя научного центра «Мозг» РАН. На основе многолетнего изучения человеческого мышления и его взаимоотношения с языком Н.П. Бехтерева пришла к выводу, что невозможно рассматривать человеческое мышление как результат эво­люции мозга высших животных. К сожалению, мы не могли ознако­миться с заявленной Н.П. Бехтеревой книгой, содержащей итоги ее научных исследований в этом направлении. Поэтому вынуждены сослаться на ее высказывания в печати: «Все наши знания о мозге наводят на мысль, что человек не имеет никакого отношения к этой планете (т. е. Земле — В.Г.). С точки зрения принятой теории эволюции можно объяснить строение и функции всех органов человека, все изменения, которые эти органы претерпели на протяжении миллионов лет. Но только не мозга — он с самого начала оказался готовым к восприятию любых знаний, вплоть до современных достижений чело­вечества. Первое объяснение, которое напрашивается,— Бог, другое столь же невероятное,— инопланетное происхождение.

Получается, что все ценные археологические находки нужно просто выкинуть. Обезьяны — вовсе не предки человека, даже пресловутый неандерталец имеет к современному человеку малое касательство. Просто другие ветви, которые вымерли. Почему мы признаем вы­мирание мамонтов и не признаем исчезновение неандертальцев?» (17, с. 6).