Мировое хозяйство — глобальная географическая система 7 глава
Его организационная структура охватывает три сферы. Первую образуют отрасли, которые поставляют сельскому хозяйству средства производства и заняты его материально-техническим обеспечением (тракторостроение и другие отрасли сельскохозяйственного машиностроения, химическая, комбикормовая, фармацевтическая промышленность и т.д.). Следовательно, функция этих отраслей заключается в поддержании техноэкономической эффективности агропроизводства, а их связи с сельскохозяйственным предприятием носят центростремительный по отношению к нему характер.
Вторая сфера обнимает собственно сельское хозяйство. К третьей относятся отрасли, которые берут на себя переработку, хранение, транспортировку и сбыт аграрной продукции (пищевая промышленность, тарное и складское хозяйство, транспорт, оптовая и розничная торговля продовольственными товарами, общественное питание). Функциональное назначение отраслей сферы состоит в доведении до потребителя произведенного в сельском хозяйстве продукта, а связи сельскохозяйственных предприятий имеют центробежную направленность.
Поскольку в развивающихся странах вторая сфера еще далеко не обособилась и сохраняет свой интегрирующий потенциал, глобальные сравнения не обладают полной корректностью и с позиций занятости преувеличивают, казалось бы, преимущества индустриальных держав в сельскохозяйственном отношении. Однако не менее важно учитывать, что в третьем мире вырисовывается большой разрыв между долей сельского хозяйства в валовом национальном продукте и в занятости, который может достигать 30—40% в пользу первой, даже если абстрагироваться от нефтедобывающих государств. Принципиально другая картина наблюдается в США, где в АПК на конец 80-х гг. было занято 18,5% самодеятельного населения и создано 17,5% валового национального продукта, т.е. фактически преодолено отставание в эффективности сельскохозяйственного производства, которое сложилось исторически в ходе промышленной революции. Тем самым вновь подтверждается обязательность учета глубоких различий в уровне производительности труда между индустриально развитыми и развивающимися странами, что в полной мере, а часто и с наибольшей силой проявляется в агросфере. Функциональная роль сельского хозяйства. «Все может ждать, кроме сельского хозяйства», — утверждал крупнейший государственный деятель XX в., первый премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. В этих словах видится признание исключительной важности и приоритетности отрасли, которая призвана обеспечивать человечество продуктами питания и сырьем растительного и животного происхождения, и одновременное указание на то, что она не должна оставаться статичной. Необходимость ее развития определяется совокупностью причин, обусловленных, в свою очередь, полифункциональной ролью агропроизводства.
Первая причина заключается в необходимости снабжать продовольствием постоянно увеличивающееся по численности человечество. Демографический взрыв — одно из наиболее достопримечательных явлений середины нашего столетия — выразился, как известно, в невиданно высоких темпах естественного роста населения в третьем мире, которые, например, в Латинской Америке в отдельные годы достигали 3%. Одна лишь задача поддержать питание жителей хотя бы на прежнем уровне, явно недостаточном, в ряде регионов вынуждает расширять производство в деревне в масштабах, которые не требовались в прошлом — как абсолютно, так и относительно.
Вторая причина — высокая эластичность спроса на продовольственные товары, т.е. изменение объема их потребления в зависимости от размеров дохода населения. В тех промышленно развитых странах, где среднедушевые уровни потребления основных питательных компонентов соответствуют научно обоснованным нормативам или превышают их даже в наименее состоятельных социальных группах, эта эластичность спроса может падать до 0,1—0,2. В развивающихся же странах данный показатель поднимается до 0,8. Быстрое увеличение спроса на продовольствие при улучшении материального положения отражает, с одной стороны, неудовлетворительность питания населения, если брать его в целом, и с другой — сильную имущественную дифференциацию общества. Последнее замечание относится и к России, где в семьях с самыми низкими доходами по сравнению с высокодоходными семьями затраты на мясные продукты в 1,5 раза меньше, на яйца и на фрукты — в 2 раза, на рыбные продукты — почти в 4 раза.
Третья причина — необходимость укрепления сырьевой базы промышленности. Особенно остро с этой проблемой столкнулись развивающиеся страны, которые первоначально свои надежды связывали с ускоренной индустриализацией. Поскольку на начальном этапе преимущественный упор делался на отрасли легкой промышленности, особенно ответственные задачи встали перед сельским хозяйством. Однако еще раз подтвердилось, что индустриализация, не опирающаяся на соответствующее расширение аграрного базиса, при слабости и неустойчивости последнего тоже становится непрочной. Об этом свидетельствовали затухание ее темпов в 70-е гг. и ослабление позиций промышленности в экономике многих развивающихся стран, наблюдавшееся в 80-х гг. Только в Южной и Юго-Восточной Азии удалось благодаря успешным мерам по интенсификации аграрной сферы избежать глубоких межотраслевых диспропорций.
Четвертая причина заключается в том, что сельское хозяйство выступает поставщиком рабочей силы и капиталов для других отраслей экономики. При исследовании этой его роли в промышленно развитых странах основной акцент делался на процесс перелива рабочей силы в «городские» отрасли. Применительно же к третьему миру особое внимание привлекает процесс капиталообразования в сельском хозяйстве и последующего инвестирования в прочие сектора. На агропроизводстве явно негативно сказалась проводившаяся в подавляющем большинстве развивающихся стран официальная политика усиленного протекционизма в отношении молодой обрабатывающей промышленности и, как следствие, чрезмерное изъятие средств из деревни на нужды индустриализации. В частности, высокие протекционистские барьеры, препятствующие импорту готовых изделий, изменяли условия торговли на внутренних рынках в пользу промышленности и в ущерб сельскому хозяйству.
Идеология подобного подхода была разработана в СССР на заре его существования. Один из виднейших партийцев-экономистов Е.О.Преображенский писал в 1926 г.: «В период первоначального социалистического накопления государственное хозяйство не может обойтись без отчуждения части прибавочного продукта деревни и ремесла, наконец, без вычетов из капиталистического накопления в пользу накопления социалистического... Такая страна, как СССР, с ее разоренным и достаточно вообще отсталым хозяйством, должна будет пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм хозяйства». В период после второй мировой войны, когда на месте бывших колоний и полуколоний возникают молодые суверенные государства, СССР находился на пике своего престижа и следовать его путем казалось многим лидерам третьего мира верным средством достижения успеха.
Пятая причина — сельское хозяйство служит источником получения валюты, причем в ряде стран основным. В целом в каналы внешней торговли поступают, согласно весьма ориентировочным оценкам, около 12% мировой аграрной продукции. Однако многие развивающиеся страны, особенно малые, слишком сильно зависимы от экспорта сельскохозяйственных товаров, один-два из которых нередко определяют весь вывоз. Например, в Гватемале это бананы и кофе, в Белизе — сахар и цитрусовые, в Бенине — продукты масличной пальмы, в Чаде — хлопок, дополняемый продукцией скотоводства, и т.д.
Сказанное справедливо и по отношению к ряду стран с развитой экономикой, как-то Новой Зеландии и Дании, но для них характерен экспорт большего числа аграрных товаров, преимущественно животноводческих, имеющих относительно устойчивый сбыт. В крупных капиталистических государствах эволюция и состояние сельского хозяйства тоже тесным образом связаны с тенденциями в мировой торговле, поскольку емкости национальных рынков ограничены в силу стабильной структуры продовольственного потребления и замедленных темпов роста населения. Для примера обратимся к такой мощной промышленной державе, как США. Аграрные товары формируют 20% стоимости американского экспорта, причем на вывоз идет почти 1/4 производимой продукции по сравнению с 7% в 1950 г. Все отчетливее видно, что в современном мире экспорт продовольствия служит не только экономическим целям, помогая улучшить платежный баланс и повысить активность, но и остается действенным средством политического влияния. США, чья доля в международной торговле зерном в начале 80-х гг. приблизилась к 1/2 и поныне в условиях жесткой конкуренции удерживается на уровне 40%, именно с продовольственным комплексом связывают в большой мере свои надежды на сохранение статуса сверхдержавы.
Наконец, отметим, что в развивающихся странах на сельское хозяйство ложится трудная задача «поддерживать» относительно избыточное население, пока его не смогут вобрать в себя другие подразделения экономики. В историческом прошлом такая задача не была актуальной для шедших по пути индустриализации государств Европы (и США) ввиду другой демографической ситуации и — главное — высокой трудоинтенсивности промышленности в тот период. Современные же ее отрасли характеризуются капиталоемкостью и вносят скромный вклад в решение проблемы занятости.
Богатство функций, выполняемых сельским хозяйством, предъявляет к отрасли сложные многогранные требования, тем более, что речь не сводится лишь к экономической стороне дела. В агропроизводстве всегда присутствует и естественно-исторический аспект, связанный с непосредственным использованием природных ресурсов, необходимостью поддержания экологического равновесия в окружающей среде и сохраняющейся сильной зависимостью конечных результатов от климатических условий и стихийных факторов. В полной мере оценить эту ипостась сельского хозяйства можно при знании основных закономерностей того длительного пути развития, которым прошли отрасль и аграрное общество в целом.
Вопросы
1. В чем заключаются глобальные сдвиги в занятости населения по отраслям на протяжении XIX—XX вв.?
2. Каковы в этом отношении различия между промышленно развитыми и развивающимися странами?
3. Что обусловливает интеграцию сельского хозяйства с другими отраслями экономики?
4. Какие основные хозяйственные задачи выполняет агропроизводство?
Историческая география мирового сельского хозяйства: локальные цивилизации
Агрикультурные основы цивилизационного процесса. Сельскохозяйственной деятельностью человечество занимается примерно 10 тыс. лет, или на протяжении всего лишь 1—2% своей истории. Однако именно зарождение земледелия позволило людям сделать решающий шаг в своем культурном и экономическом развитии. Господствовавшее до этого присваивающее хозяйство, которое включало собирательство, охоту и рыбную ловлю, определяло их сильнейшую зависимость от природы и не допускало той территориальной концентрации населения, что в состоянии обеспечить становление и прогресс цивилизации. Более того, само это население, не располагая надежной и устойчивой продовольственной основой, росло исключительно медленными темпами — меньше, чем на 0,01% в год. Голод был частым явлением, что также сказывалось на его численности.
Поэтому не случайно тот перелом в жизни человечества, который произошел с переходом к производящему хозяйству, получил в науке название «неолитической» (или аграрной) революции, а сам человек, согласно неуважительной по отношению к нашим предкам, но широко распространенной терминологии, из дикаря стал варваром. Этот длительный и очень постепенный, несмотря на революционное содержание, процесс по своей многосторонней значимости не имеет аналогов в общественной истории. Благодаря ему людские группы, которые ранее выступали только как верхнее звено биоценозов, превратились одновременно в силу, противостоящую природе. Приспособление к естественным ландшафтам сменяется все более целенаправленным воздействием на них, что постепенно, но неуклонно преобразовывало лик поверхности Земли.
Земледелие возникло, согласно достаточно общепризнанным концепциям, на базе собирательства. При заготовках семян и плодов диких съедобных растений какая-то их часть по разным причинам оказывалась невостребованной и давала всходы близ стойбищ. А далее в дело вступал бессознательный отбор. В пользу данной научной конструкции, подтверждаемой все новыми палеоэтноботаническими исследованиями, свидетельствует и то обстоятельство, что многие сельскохозяйственные растения, особенно в тропическом поясе (например, масличная и саговая пальмы), часто поныне встречаются по соседству с жильем и на обрабатываемых участках, и в форме полукультурных насаждений, и в дикорастущем виде.
Дискуссии вызывает другой вопрос: о территориальном очаге или очагах первоначального появления земледелия. Некоторые ученые во главе с английским археологом Г.Чайлдом, автором термина «неолитическая революция», придерживаются принципа моноцентризма и полагают, что наиболее благоприятные предпосылки для становления агрикультуры имелись в Юго-Западной Азии; именно там на естественно орошаемых речными разливами долинных землях были одомашнены такие важнейшие зерновые, как пшеница и ячмень, и некоторые зернобобовые. Другие сторонники моноцентризма, и в их числе видный американский географ К.Сауер, считали, что территории подобного рода сильно страдали от засух и наводнений, и поэтому ареалами возникновения земледелия могли быть скорее богатые влагой возвышенные районы Юго-Восточной Азии с их сильной дифференциацией в агроприродном отношении. В обоих случаях при данном подходе решающим фактором в ходе земледельческого освоения планеты оказывается глобальный процесс диффузии нововведений, и имеются основания говорить о формировании мировой хозяйственной системы еще в глубокой древности. Именно последнее обстоятельство вызывает скепсис в свете бесспорной в дальнейшем культурной изоляции ряда регионов.
Иной позиции придерживался замечательный российский географ и биолог Н.И.Вавилов, согласно взглядам которого на Земле насчитывается семь основных очагов происхождения культурных растений, ставших древнейшими земледельческими областями. В этом процессе начальное преимущество получили горные территории ввиду многообразия и пестроты их ландшафтов. Развитие и конкретизация вавиловских идей привели к выделению новых очагов и подобластей, что, казалось бы, лишь подтверждает теорию. Однако географическая картина стала в итоге слишком дробной и породила не лишенные основания сомнения: обязательно ли агрикультура была привязана при своем возникновении к немногим центрам или же речь идет о панойкуменном явлении, практически непрерывном для всей обжитой тогда части земного шара?
Заметим, что многообразие культурных видов флоры, привязанных, согласно археологическим находкам, к тому или другому району в далеком прошлом, не может служить исчерпывающим свидетельством древности его земледельческой истории. Ибо нельзя исключать миграционные движения и сопутствующий им перенос и передачу трудовых навыков жителям других областей и регионов, что открывало перспективы для окультуривания новых растений и отказа от привнесенных, если их возделывание не приносило должной отдачи.
Мобильность населения резко усилилась с возникновением скотоводства, зародившегося, согласно современным взглядам, в рамках земледельческого хозяйства, приобретшего тем самым комплексный характер. Дальнейшим принципиальным этапом стало обособление пастушества, которое, например, в Западной и Центральной Азии датируют обычно концом II—началом I тысячелетия до н.э., т.е. эпохой раннего железа. Это было новое крупное общественное разделение труда, приобретшее отчетливо выраженный географический аспект. Пастушество, переросшее в кочевничество, позволяло заметно расширить кормовую базу для численно возросших стад и потому получало стимулы к пространственному распространению, прежде всего при засухах и общей аридизации климата.
Доместикация животных — искусство более высокое, чем окультуривание растений, поскольку эта победа человеческого ума и воли над менее послушным исходным материалом. Причем, если овцу или корову, чтобы они служили людям, достаточно было приручить, то верблюд и лошадь требуют не только приручения, но и обучения. Подвижность кочевников, связанная с появлением новых средств передвижения, многократно сократила время на преодоление расстояния между различными этническими и общественными группами, открыла дополнительные возможности для культурных контактов и обмена товарами, в том числе с оседлым земледельческим населением. Обладание скотом стало служить символом богатства, показателем социального положения личности и формой накопления. Произошедшее углубление общественного разделения труда привело к тому, что через Азию, где этот процесс нашел свое наиболее яркое воплощение, на протяжении многих веков проходила одна из магистральных линий развития человечества.
Кочевое хозяйство, обнаружившее на обширных безлесных пространствах высокую экономическую эффективность, оказалось слишком «вписанным» в естественное окружение. Отсюда подверженность всем нюансам внутригодовых и многолетних ритмов. Опора на одну отрасль, которая полностью базируется на производительных силах природы, определила наличие у кочевых обществ единых закономерностей, прослеживаемых через века в разных географических областях. Творческое воздействие номадов на ландшафт оказалось весьма ограниченным, ибо они не пошли дальше разведения архаичными методами домашнего скота, его содержания на неокультуренных пастбищах и организации водопоев.
Поэтому надежную основу роста цивилизации, включившего в себя становление мирохозяйственной системы, составили земледельческие общества, более гибкие в своих требованиях к природным условиям и обладавшие лучшими адаптационными возможностями для развития, в частности, на путях интенсификации агропроизводства. Возможно, что именно на посылке, что человечество на каждом кардинальном витке истории обращается к более интенсивным формам хозяйствования, возникла концепция единой траектории аграрной эволюции. Речь идет о теории «трех стадий»: собирательство—пастушество—земледелие, которая в мировоззренческом плане сложилась под явным влиянием учения Дарвина.
Ее содержательная суть была выражена известным русским социологом М.М. Ковалевским: «Возрастание народонаселения является... могучим разрушительным фактором для тех примитивных обществ, которые не знают других средств существования, кроме охоты на лесного зверя и улова рыбы... Численный рост семей вынуждает пастушеские племена перейти к преимущественному занятию земледелием и к новому образу жизни, делающему передвижения менее частыми, заставляющему уступить место домоседу».
Прямолинейный эволюционизм постепенно преодолевается в XX столетии, о чем свидетельствует, в частности, отказ от популярной во второй половине XIX в. теории трех стадий. Однако применительно к земледелию подход подобного рода сохраняется, хотя еще О.Э.Мандельштам сумел со свойственной замечательным поэтам интуицией предсказать, что наука, построенная на принципе связи, а не причинности, избавляет нас от дурной бесконечности эволюционной теории. Между тем, поныне бытует представление, что пашенная агрикультура зародилась в недрах мотыжной и обязательно является ее законной наследницей, хотя не получила подтверждения гипотеза о том, что плуг произошел от мотыги. И если для ряда областей Центральной и Восточной Африки, где водится муха це-це, и для доколумбовой Америки господство мотыги можно объяснить отсутствием подходящих для тягла и поддающихся приручению животных, то на основной части Африки южнее Сахары оно сохраняется постольку, поскольку там обнаруживает живучесть залежное огневое земледелие.
Изложенное не означает отказа от анализа исторического процесса при познании сельского хозяйства, но помогает избежать всевластия доминировавшей в советской науке концепции социально-экономических формаций, ставшей своего рода отмычкой при решении главных проблем обществоведения. Агрикультура, служившая материальным базисом цивилизации прошлого, имеет свою внутреннюю логику развития, одной из черт которого была его метахронность, разновременность в географическом плане, что во многом вытекает из изначальной глубокой пространственной дифференциации природной среды. О всеобщей истории оправдано говорить лишь применительно к этапу после Великих географических открытий, позволивших объединить ойкумену в единое хозяйственное целое.
Очевиднее всего, что существуют природные барьеры распространения сельскохозяйственного производства на Земле, которые вместе с тем негативно сказываются и на его развитии, жестко лимитируя пределы последнего. Наглядным примером служит оленеводство малых народов Севера, чье выживание было тесно связано также с занятием охотой и рыболовством. Население экстремальных в физико-географическом отношении территорий оказалось на многие века в стороне от столбовой дороги истории, взяв на себя тяжелую миссию — выработать методы хозяйственной адаптации к негостеприимной окружающей среде, в ином случае оставшейся бы необжитой. Таким образом, ценой собственного прогресса эти народы заплатили за свой вклад в цивилизационную копилку человечества.
Сходное во многом положение характерно и для ряда областей постоянно влажных тропиков, особенно для бассейнов Амазонки и Конго. Экономическая отсталость местных народностей, затерянных среди густых лесов, вполне объяснима. Если жители Севера не в состоянии в своем природном окружении вообще приобщиться к земледелию, то население этих тропических территорий не могло создать оседлую агрикультуру.
Однако в большинстве регионов Земли обстановка складывалась не столь предопределенно и однозначно. В ряде случаев сельское хозяйство, несмотря на многовековую историю, не породило импульса к возникновению развитых цивилизаций, в других — они появлялись, испытывали взлет и угасали, в третьих — устойчиво и длительно существовали и, вопреки отдельным периодам упадка и процветания, обнаруживали в целом удивительную стабильность, переходящую в застойность. И, наконец, Европа стала ареной становления первых аграрных обществ с внутренними потенциями к самоотрицанию и способностью к перерастанию в цивилизацию нового типа.
Основные внеевропейские типы земледелия. Они освещены ниже с историко-географических позиций с учетом их роли в ходе освоения человеком природной среды и в формировании географии мирового хозяйства.
В сложных естественных условиях вынуждено функционировать подсечно-огневое земледелие лесных, областей тропиков, которое характеризуется неизбежной территориальной разобщенностью групп производителей, обладающих крайне скромными ресурсами для подъема производства на новую ступень. Размеренный циклический ритм существования на этом географическом фоне прерывается в отдельные исторические периоды возникновением локальных, но мощных государственных образований, отличавшихся в пору расцвета высоким уровнем цивилизационного развития. Причины таких «вспышек» все еще не ясны, но свидетельствуют, что агрикультура выступает лишь одним, хотя и очень важным компонентом хозяйственной и общественной жизни.
Наиболее впечатляют успехи и в материальной, и в духовной сфере, достигнутые в IV—IX вв. индейцами майя, создавшими свою державу на полуострове Юкатан. Изначально специалисты придерживались той версии, что государство майя длительный исторический отрезок времени было достаточно многолюдным, чтобы при наличии лишь каменных орудий успешно бороться с густым лесом, занимая часть расчищенной, в целом весьма плодородной земли под посевы: численность тогдашнего населения оценивают максимально в 19—20 млн чел., а его среднюю плотность в 80 чел./км2. В конечном счете эта форма использования территории, по-видимому, все же должна была определить упадок местной цивилизации, поскольку почва в результате продолжительной и чрезмерной эксплуатации была истощена, а возможности дальнейшей территориальной экспансии оказались исчерпаны. Однако, как позднее выяснилось, экономическую опору культуры майя составляло не только главенствовавшее подсечно-огневое производство, ибо широко применялись также приемы постоянного земледелия, как-то создание террас, интенсивное возделывание приусадебных участков, закладка насаждений какао, которое выращивалось при орошении, и плодовых деревьев. Поэтому все больше сторонников приобретает интегральная точка зрения, которая с учетом географических аналогий выглядит достаточно убедительной: гибель цивилизации на Юкатане обусловлена комплексом причин, причем одной из важнейших была избыточная нагрузка на земельные ресурсы при постоянно возраставшем населении.
Подсечно-огневое земледелие в саваннах. В более благоприятных экологических условиях происходило экономическое развитие на базе подсечно-огневой агрикультуры в условиях африканских саванн, которые сменили выжигавшиеся человеком первичные леса. Возникшие жизнеспособные и устойчивые во времени природно-антропогенные ландшафты расширили возможности для хозяйственной деятельности ручных (мотыжных) земледельцев, занятых в основном обработкой подсек. Одновременно целенаправленно повышалось также «естественная» продуктивность этих ландшафтов, в частности, за счет посадок на позже заброшенных и заросших участках или оберегаемых дикорастущих полезных деревьев и кустарников, типа масличной пальмы и колы. Собирательство и другие присваивающие формы эксплуатации природных ресурсов зачастую имели большее значение для семьи, чем сельское хозяйство. Считать это исключительным и пережиточным явлением не следует, ведь для многих колхозников Восточной Сибири главный доход давал сбор кедровых орехов.
Наряду с этим подсечники располагали резервными агротехнологиями, которые при необходимости пускали в дело. Однако такая практика не могла стать массовой и главенствующей, пока в земледелии использовались только простейшие ручные орудия. При опоре на них эффективнее поручить восстановление почвенного плодородия силам самой природы. Забрасывание через непродолжительный срок обрабатываемых участков вело к тому, что производственный процесс каждый раз начинался как бы на «голом» месте.
И закономерно, что большинство аграрных достижений подсечников оказались или утраченными, как у майя, или же не повлияли сколько-нибудь существенно на прогресс мирового сельского хозяйства, хотя в областях огневого земледелия в Африке эпизодически складывались государственные образования, где аграрные общества достигали весьма высокого уровня развития. Примером может служить государство Конго (с ядром к югу от нижнего течения одноименной реки), пик могущества которого пришелся на XV в. Потом оно распалось, и местное сельское хозяйство вновь замкнулось в своих узких локальных рамках, оказавшись изолированным от соседей.
Сельское хозяйство горных областей. Высокого уровня аграрная цивилизация достигла в Андах, особенно в уничтоженной испанскими конквистадорами империи инков. Местное земледелие формировалось на территории с явственно выраженной вертикальной поясностью, что определило глубокую дифференциацию климатических условий и почвенного покрова. Подобная картина наблюдается и в горных районах Старого Света, где много лучше представлены отрасли животноводства, но сельское хозяйство в целом не послужило основой для становления мощных очагов культуры (возможно в силу того обстоятельства, что в Европе и Азии более благоприятные предпосылки для этого сложились на равнинах).
Земледелие в Андах издавна представлено совокупностью различных форм, так что его отличает сложная система приемов хозяйствования. Среди них — оригинальные методы орошения сухих и дренажа заболоченных участков, террасирование склонов и запуск полей в залежь с длительным, не менее семи лет сроком отдыха полей. Тем самым, в частности, предотвращались эрозия, столь опасная в горах, и истощение почвенных ресурсов. В целом же земледелие инков и соседних индейских племен носило интенсивный и трудоемкий характер и гарантировало устойчивое обеспечение продуктами питания тех 9 млн человек, которые населяли тогда территорию Перу. Со времен существования государства инков в стране сохранилось около 1 млн га террасированных земель, 20% которых не используются.
Изучение древнего земледелия в Андах имеет значение не только для выявления историко-культурного своеобразия всего региона, но и для совершенствования его растениеводства, восстановления многих уничтоженных и утраченных навыков. Столь же важно избежать потери сохранившегося богатства видов и сортов возделываемых растений, поскольку Центральные Анды выступают в ряду мировых центров окультуривания флоры. В долинах Перу, Эквадора и Боливии обнаружено, например, не менее 6 тыс. туземных сортов картофеля, и сбережение ценнейшего генофонда стало злободневной задачей.
Очаги основной траектории сельскохозяйственного развития привязаны в географическом плане к областям теплого засушливого климата Старого Света, где даже применение деревянных и каменных орудий, не говоря уже о меди и бронзе, для обработки рыхлых почв алювиальных долин вело к созданию избыточного продукта. В природной обстановке северного Средиземноморья подобного эффекта оказалось возможным достигнуть лишь с использованием железных орудий, а в более суровом по физико-географическим условиям поясе умеренного климата в Европе население, даже располагая довольно совершенными железными орудиями труда, не могло вплоть почти до середины 1-го тысячелетия н.э. вступить на путь масштабного аграрного развития.
Дата добавления: 2022-07-20; просмотров: 79;